Логофет. Наемник.

— Неплохо. Теперь смотри, как создавать личины, — и вывел новую формулу.

Она оказалась много сложнее, и Могучему понадобилось около десяти минут, чтобы разобраться в хитросплетении рун и запомнить порядок их нанизывания на основу. Но наконец-то он справился и с этой задачей. Тут меня осенило.

— Послушай, Доврик, а как же рабыня? Мне ведь, наверное, нужно будет предъявить ее для проведения ритуала?

Магистр хитро улыбнулся и махнул куда-то мне за спину. Медленно развернувшись, я уже знал, кто тихонько приютился в дальнем темном углу.

— Ученица, подойди. Алаина, это яр Сохо, твой душевник.

Закутанная с ног до головы худенькая девушка присела в реверансе. От мысли о собственной наложнице, готовой исполнить любое мое желание, внизу живота образовался жаркий ком. Спокойствие, сейчас не место и не время. Да и рабыня она чисто условно. Странно, почему у ученицы мага нет ригута? Ладно, с этим разберемся в пути.

Мы решили, что безопаснее всего будет путешествовать, спрятав ригута под пологом невидимости, а Доврику надеть личину смуглого купца из Визирата. Я же буду сам собою — благородный воин, спешащий в Дерт, дабы подтвердить свои права на духовную наложницу и приобрести грамотку отпущения грехов, дающую право эту же самую наложницу спокойно замучить в тиши замкового подвала. О времена, о нравы! Чтобы отвести от себя подозрения в пропаже инквиза, я создал и отправил по дороге к храму его двойника. Инквиза боялись, поэтому на пути иллюзии не оставалось ни одного человека . Главное, чтобы "Марика" увидело как можно больше народа, прежде чем он свернет в подворотню, не доходя до храма, и там развеется.

Сказано — сделано. Воспользовавшись отсутствием убежавших поглазеть на казнь слуг и хозяйки трактира, лошадей мы банально сперли, применив на практике закон диктатуры пролетариата.

Входя в конюшню, я дышал чуть быстрее, чем обычно. Ну, не ладится у меня с лошадьми! Нет между нами любви. Они надо мной издеваются, постоянно норовя выставить в смешном и неприглядном виде. Поэтому я выбрал себе гнедую кобылку Ишвана — флегматичную, невысокую и уже немолодую лошадку по кличке Розочка, а магистр с ученицей оседлали двух меринов, мирно жующих сено из яслей. Рядом на перекладине, тянущейся через всю конюшню, висели сбруя. Через час после нашего возвращения со двора трактира, не таясь, выехали три всадника и направились к южным воротам. Стражники проводили нас ленивыми взглядами, и мы без помех покинули городок Га"Цирж, чуть не ставший могилой для моих спутников.

Через пару часов скачки наша небольшая группа достигла захудалой деревушки, которой очень соответствовало ее название — Корчи. Покосившиеся мазанки под камышовыми крышами, вдоль перекошенных, полуразрушенных заборов бурьян, в котором копошились худые птицы, похожие на гусей, только с короткими шеями и обычными, не перепончатыми, лапами. Крестьяне, одетые, как последние нищие, провожали нас настороженными взглядами. Агрессии никто не проявлял, но в воздухе пахло напряжением. Небольшой искры будет достаточно, чтобы местные пустили в ход косы и дубье. Хотелось пить, поэтому я направил Розу к колодцу, возле которого стоял угрюмый, заросший черной бородой мужик в зипуне чуть ли не до пят, он как раз выливал воду в длинное деревянное корыто, которые обычно используют как поилки для скотины.

— Эй, колхозничек! — Мужик оглянулся вокруг. — Я к тебе обращаюсь. Нам нужно лошадей напоить, да продуктов в дорогу купить, — мужик угрюмо смотрел на меня, и я не удержался. — Кура, млеко, яйки! Ферштейн?

— Чаго?

Сзади прыснула Алаина. Она тоже не поняла и половины, но почему-то ей стало весело. Нашла себе шута, обиделся я.

— Продуктов купить! — проорал я и, постанывая сквозь зубы, буквально сполз с Розочки.

Нет, наездник я неплохой, просто жуть как не люблю ощущение седла между ног и мой афедрон (красивое слово подсмотренное в одной книжке о жизни богов) с этим полностью согласен. Я так понимаю, что это идет от мозга, потому что какое бы тело на мне не было, оно терпеть не может верховую езду! Маг и его ученица, а по совместительству несчастная, затюканная рабыня, последовали моему примеру. Кони жадно потянулись к воде. Я достал серебрушку и бросил крестьянину. Тот, слегка ошалев от такого богатства, ловко поймал монетку, покрутил перед глазами и быстро засунул в бездонные глубины нашитого на зипуне кармана.

— Благодарствуем, яр.

Подумав мгновение, крестьянин на всякий случай поклонился и, живенько перебирая руками по веревке, достал из колодца еще одно ведро воды, из которого я с наслаждением напился. Вода оказалась холодная и на редкость вкусная.

— Так что с продуктами? — напомнил Доврик.

— Дык счас, благородный яр.

Мужик развернулся и опрометью бросился к ближайшему дому. Через пару минут оттуда послышался визгливый голос, перебиваемый спокойным басом, а еще минут через десять из дома вышла худющая и страшнючая баба с плетеной корзинкой в руках. Она еще издали, суетясь, начала усердно кланяться, рискуя вывалить содержимое корзины, которую держала перед собой, в дорожную пыль.

— Алаина, забери у нее корзину и проверь, что они там собрали, — распорядился я, подходя к Доврику, который с любопытством рассматривал что-то на каменной чаше колодца.

— Яр Сохо, ты только посмотри, какие интересные знаки, — окликнул он меня. — Очень похожи на письмена Забытых.

Я присмотрелся. Каменный круг украшала вязь полустертых значков, напоминающих шумерскую клинопись.

— Мне знаком только этот символ, — магистр ткнул пальцем в иероглиф, похожий на сидящую птицу, — это оберег от яда. Эй, тетка, — окликнул он крестьянку, стоящую рядом с Алаиной, которая перекладывала продукты в седельные сумки. — Давно у вас этот колодец?

— Давно, яр. Старики бают, что тута капище древнее было, потом храм Многоликому стоял. А колодец был внутри храма, значитца. А как Многоликий покинул нас грешных, так и храм рассыпался. А колодец-то остался. Водица в ем не пересыхает даже в засуху, завсегда свежая, чистая и холодная.

— Как много знаний мы потеряли в погоне за призрачным возвышением, — пробормотал Доврик, доставая из расшитой сумки, висящей через плечо, пергамент и тонкую палочку для письма. Он тщательно перерисовал знаки и аккуратно спрятал пергамент в сумку. — Попробую разобрать на привале, — пояснил он мне.

Алаина уже взгромоздилась на лошадь. В руке у нее появилось большое зеленое яблоко, которое девушка с наслаждением и хрустом надкусила. Я подъехал к ней и протянул ладонь.

— Я тоже хочу!

Девчонка смутилась, покраснела, суетливо полезла в сумку, достала яблоко не меньших размеров и, пряча глаза, протянула мне. Такая милая невинность. От девушки ко мне устремился ручеек серебристой энергии, который я с наслаждением поглотил. Прелесть, а не девчушка. Я с удовольствием смотрел на Алаину, а она еще больше краснела.

— Спасибо, красавица. Ты бы и наставнику своему выдала яблочко, — подмигнул я, вгрызаясь в сочную мякоть.

Доврик незамедлительно поддакнул. Так, хрустя яблоками, под настороженными взглядами крестьян мы выехали из Корчей на широкий столичный тракт.

— Это главный тракт?

Видел я, конечно, дороги и похуже. В моей любимой Тульской губернии, например. Но главный тракт в средневековом государстве подразумевает хорошо наезженную патрулируемую дорогу с оживленным движением. Здесь же царило полное запустение. Вплотную к проезжей части примыкал лес, обочин как таковых не было, все заросло кустами и лебедой. Из придорожных зарослей торчала обглоданная конская нога, рядом валялся обгорелый остов телеги. Лес вел свою наступательную войну весьма успешно, даже утрамбованная неровная колея начала расплываться и понемногу зарастать травой.

— Я тоже удивлен. Мы сейчас находимся в бывшем королевстве Крехт. Раньше оно славилось безопасными дорогами и купцами. Обозы шли один за другим. Королевская стража патрулировала все пути, ведущие в столицу. А сейчас....,— Доврик развел руками. — Сейчас часть благородных истреблена, часть бежала в другие государства, а те, кто примкнул к новой религии, волнуются только об одном, как бы набить сундуки и выслужиться перед храмовниками, чтобы захватить земли казненного соседа. Ты ведь обратил внимание на бедность и малочисленность крестьян? И это не одна такая деревня. Здесь такие все. Некогда процветающий край превратился в ...

Доврик махнул рукой и пришпорил коня. Так мы и скакали, каждый думал о своем. Например, я мечтал о горячей ванне, массаже и кофе. За все годы существования так и не смог приучить свой многострадальный зад к верховой езде. Лошади меня не любят, и стоит мне взобраться к ним на спину, как эти бестии становятся угловато-острыми. Мне кажется, что они даже раздуваются вширь, чтобы доставить мне как можно больше неудобств. Человек, хоть единожды вкусивший таких благ цивилизации, как автомобиль и флаер, просто не может наслаждаться длительной скачкой! Поэтому, когда мы подъехали к толпе подростков, перегородивших дорогу, я был в отвратительном настроении.

Возрастом от десяти до шестнадцати лет, вооруженные кто кинжалом, кто длинным ножом или просто дубинкой, они кого-то обступили плотной толпой. Чуть вдалеке в кустах валялась перевернутая железная клетка на колесах со скамьей для возницы. Рядом с нею паслась флегматичная мохноногая лошадь. Два здоровенных, похожих между собой как братья, парубка без особого налета интеллекта на лицах с сосредоточенным удовольствием пинали ногами окровавленного мужика в некогда желтых одеждах. Остальные улюлюкали и с азартом обсуждали, когда же сдохнет "проклятый жрец", лишний раз подтверждая прописную истину, что лучше встретиться с взрослыми разбойниками, чем с бандой непредсказуемых подростков. Ведь подростки бессмертны и неуязвимы и поэтому совершенно обезбашенны. Детишки так увлеклись процессом, что на нас обратили внимание только тогда, когда мягкие губы Розы попробовали на вкус плечо худого, одетого в лохмотья парня с неопределенным цветом волос. Я быстро натянул поводья, опасаясь за здоровье лошади. Таким грязным был пацан. Нас заметили, раздался свист, и толпа, ощерившись колюще-режущими предметами, развернулась в нашу сторону. Не успел я рта раскрыть, как вперед выскочила спешившаяся Алаина и, расталкивая чумазых малолетних бандитов, бросилась к их жертве.

— Прекратите! — закричала она, отталкивая одного из парней двумя руками в сторону и опускаясь на колени возле раненого. — Что же вы за нелюди! Вы ведь его убьете!

— Конечно, убьем, — раздался откуда-то справа голос.

Толпа расступилась, пропуская вперед стройного высокого юношу лет пятнадцати — шестнадцати с наглыми серыми глазами. От остальных его отличали чистые каштановые волосы, собранные в короткий низкий хвост, потрепанная, но аккуратная, некогда богатая одежда и меч в простых кожаных ножнах.

— Граф Скваш к вашим услугам, яры.

Он изящно поклонился, кривя губы в ироничной улыбке, однако глаза при этом оценивающе пробежали по моему мечу и по одежде Доврика, и явно парень сделал правильные выводы.

— Я вижу, вы весьма сердобольные люди, и надеюсь, не откажетесь помочь бедным детям, лишенным крова над головой и родительской опеки по вине таких вот инквизов, как тот покойник, которого пытается спасти ваша служанка.

Алаина что-то бубнила и водила руками над окровавленным жрецом, теперь я хорошо рассмотрел его плащ, точно такой был на Этоше. С удивлением заметил, как с рук девушки на раненого льется тонкая струйка магии. Странно это. У нее ведь нет ригута.

— Магистр? — я повернулся к Доврику, с безразличием наблюдавшим за своей ученицей. — Ты не собираешься помочь?

— Нет. Я еще помню костер. Алаина, отойди от него. Неужели ты забыла, что ЭТИ, — Доврика перекосило, — хотели сделать с нами?

— Но, учитель! Ведь так нельзя! Не все они одинаковые! И среди жрецов новой религии есть хорошие люди. — Алаина чуть не плакала. — Мы же целители, мы должны спасать жизни, а не отнимать. У меня не хватает сил! Сделайте же что-нибудь!

Я соскочил с Розы, отодвинул рукой направленный в живот нож, подошел к истекающему кровью жрецу и смотрящей с мольбой девушке. Уже поднял руку, собираясь произнести простую исцеляющую формулу, как резко застыл, прислушиваясь. В голове прошелестел чуть слышный голос. И этот голос был мне незнаком.

— Остановись, повелитель. Он заслужил смерти.

Я завертел головой. Подростки настороженно следили за моими движениями. Граф Скваш криво улыбался, поигрывая изящным кинжалом с костяной ручкой. Что-то в нем меня смущало, но я пока не разобрался, что именно.

— Слушай, граф, здесь есть еще кто-нибудь кроме этого, — кивнул в сторону жреца.

— Только мертвый пленник инквиза. Мы не успели его спасти, — парень указал кинжалом на перевернутую клетку. — Однако, мы не закончили, яры. Вы собираетесь платить или предпочтете последовать за инквизом? Конечно, девушку мы не тронем. Мы люди благородные и не воюем с женщинами. — Он галантно поклонился Алаине. — Надеемся, дама пожелает присоединиться к нашему отряду.

Последняя фраза очень развеселила подростков, сразу со всех сторон посыпались предложения одно другого непристойнее. Граф скривился и негромко скомандовал:

— Тихо!

Моментально воцарилась тишина. Кем бы ни был на самом деле парень, назвавшийся графом Сквашем, дисциплину поддерживать он умел. Слушали его беспрекословно.

— Послушай, граф, у меня на поясе меч, который висит там не для красоты. Мой спутник магистр магии. Неужели ты надеешься испугать нас кучкой детишек, вышедших поиграть в разбойников? Шли бы вы своей дорогой, пока по доброте душевной мы не отправили вас на встречу с Многоликим. — Пока я говорил, присмотрелся к клетке. В ней валялась куча каких-то серых тряпок. Голос, который звучал в моей голове, явно раздавался с той стороны.

— Как грубо, яр, — Скваш перестал улыбаться. — Меня с пяти лет обучали лучшие воины графства, и смею надеяться, мой меч тоже не просто игрушка.

Он молниеносно выхватил клинок из ножен и без предупреждения атаковал. Я не ожидал такой прыти от столь юного воина, но успел отклониться и выхватить Каракурт. Бастард графа был выкован из булата. Матово-переливчатый узор по клинку нельзя ни с чем спутать. Он летал в руках юнца, словно легкий прутик. В уверенных движениях чувствовалась хорошая фехтовальная школа и большая практика. Его скорость поражала, Скваш постоянно двигался, атакуя со всех сторон одновременно, воистину, тот, кто его обучал, достоин уважения. Я не нападал, только парировал, получая удовольствие от четких движений соперника. Вдруг граф резко оттолкнувшись от земли, взмыл вверх, словно герой китайского боевика, и попытался достать меня с воздуха. Я едва успел подставить Каракурт под удар сверху.

— Неплохо!

Теперь я понял, что в парнишке меня настораживало. Магия! Парень имел весьма сильный магический потенциал. Импульсивный, хаотичный, еще спящий и неразвитый, но магический. И никакого ригута не было в помине. Магия жила в самом подростке. Я перешел на другой план бытия и даже прищурился, так пылала его аура. Боевик. Огненная и магия воздуха — его стихии. Если Скваша обучить, со временем он сможет достигнуть звания архимага. Интересно, Доврик видит в нем магию? Судя по отсутствию реакции — нет. Что же, это многое объясняет и многое меняет. Пора заканчивать. Я плавно ушел с линии атаки, перехватил Каракурт двумя руками и, слегка ускорившись, резким движением выбил меч из рук подростка. Булатный клинок со звоном отлетел в сторону заинтересовавшей меня клетки, а мы с графом застыли. Я с Каракуртом, прижатым к его шее, он с удивленно распахнутыми серыми глазами.