— Подожди, Коля! — Семенов поднял руку, гася готовую начаться ссору. — По мимо моральных причин, есть существенное обстоятельство, которое по любому нельзя игнорировать — к сожалению, остатки граждан бандитов, сидят не в лесу, как некоторые думают, а на территории садового товарищества, где мы с вами, между прочим, собирались харчеваться. А запасы наши закончились, если кто не знает. Так что? — он обвел собравшихся вопросительным взглядом, — позволим сожрать нашу еду бандитам? В общем, чтоб не разводить антимоний... кто есть не хочет, может не ходить. Поднимайте руки... и свободны.
— Да ладно... чего ты, Иваныч!.. — заговорили вокруг. — Надо, так надо! Никто ж не против!
— Ну и отлично! — кивнул Семенов. — Дом оставим охранять тех, кто имеет травмы и, так сказать, недееспособен... Вот Илюха, например, у него голова еще не прошла...
— Я? — удивился Илья.
— Ага! — подтвердил охотник. — И друг твой пускай остается, все равно он не ходок. А чего вы кривитесь? Вам задача не менее ответственная — женщин, с дитями охранять. А остальных милости прошу разбирать инвентарь.
— Извините... — подошел к нему Штерн, — я, э-э... видите ли, никогда не держал в руках оружия...
Семенов усмехнулся.
— А лопату?
— Что, извините?.. — растерялся технолог.
— Лопату в руках держать приходилось?
— Да, конечно... у меня же э-э... дача, некоторым образом...
— И где же находится ваша дача?
— Дача?.. э-э... садовое общество "Радуга", это там, собственно, куда вы... мы собираемся...
— Ну вот! — лицо охотника выражало крайнюю степень довольства. — Видите, какой вы ценный кадр! Будете нам там, все показывать! А оружие я вам и не дам... — он широко улыбнулся, — его все равно на всех не хватит. И вы доктор, — обратился он к стоящему рядом Петренко, — на этот раз с нами поедете... не дай бог зацепит кого, поможете... но в первые ряды соваться, ни-ни! Нам без вас тут никак.
Алексей Федорович пожал плечами.
— Я разве против? Только хочу напомнить, у нас есть больные. За ними нужен, какой-никакой уход.
— Ничего! — обезоруживающе улыбнулся Семенов. — У нас девчонок много, приглядят! Верно? — подмигнул он, наблюдающей за ними с балкона, Анюте.
Девушка не слышала его вопроса, поэтому не ответила, только сделала недоуменную гримаску.
— Давайте ребята, грузимся! — махнул рукой охотник. — Бодрее, веселее!.. до вечера надо успеть обернуться...
* * *
Крюк вынул из рюкзака, найденный в одном из домов, моток бечевки. Отмотал с метр, подергал и с сомнением покачал головой — дрянь-веревка, что твой шпагат. Но если свернуть вчетверо, должна выдержать. Он подошел к обрыву и посмотрел вниз. До земли метров десять. Оценил моток взглядом — вроде должно хватить. Да если и не хватит пары метров, тоже ничего страшного — земля внизу ровная, как газон. Лес в этом месте был раздвинут поймой реки. Сама же река оказалась перегороженной возникшим тут плато. Ее пересохшее русло превратилось в пунктир илистых болотцев. До ближайшего из таких болотцев было метров триста. В оптический прицел "Грозы", отчетливо были видны его пологие берега, поросшие чем-то наподобие осоки. В этом умирающем водоеме копошились бывшие речные обитатели. Ничего похожего, Крюк никогда раньше не видел, даже в террариуме Новосибирского зоопарка, куда его пару раз затаскивала подруга Ирка. Это были не рыбы, и не раки, а какого-то странного вида звери. У них имелись клешни, панцири, длинные змеиные шеи, и такие же длинные чешуйчатые хвосты. Несмотря на то, что реку, перегородило четыре дня назад, они все еще не желали умирать. Кто-то пытался закопаться поглубже в высыхающий ил, кто-то наоборот карабкался на берег, пытаясь переползти в соседние водоемы. Эта оставшаяся без защитной среды жизнь, не могла не привлечь внимания местных сухопутных хищников. Крюк наблюдал за болотом со вчерашнего дня и уже на глаз мог определить некоторых, из них. Он уже знал, кого внизу следует опасаться более всего. При их появлении, все остальные моментально исчезали с открытого пространства. Эти пернатые твари не были особо крупными и страшными. Так, ростом со знатного индюка или, наоборот, мелкого страуса, которому зачем-то вдруг понадобилось оснаститься длиннющим голым хвостом и вытянутой зубастой пастью. Периодически из леса выскакивали сразу по три-четыре таких тварюки, и начинали носиться вдоль берега, высматривая добычу. А бегали они не хуже страуса. Иногда, делая резкий выпад, ловко выхватывали кого-то из болотной жижи и тут же рядом начинали рвать верещащую жертву на части. Однако, разорвав, не жрали, а с добычей в зубах, стремительно уносились обратно в лес.
Воздух над болотом постоянно чертили другие странные существа — на птиц они были похожи только тем, что летали. С их классификацией Крюк особенно затруднился. Почему-то вспоминались фильмы про вампиров — хотя те, вроде, превращались в летучих мышей. Эти "птицы-мыши" время от времени снижались к поверхности воды и планировали над ней, высматривая, чем поживиться. На всплывшей посреди болота туше расселось несколько этих тварей. Они пировали, время от времени взмахивая крыльями и задирая головы, отпугивая норовящих присоединиться к ним сородичей. Однако не всегда падальщики оказывались хозяевами положения — иногда, не рассчитав своих сил, или промахнувшись с выбором жертвы, они сами оказывались схваченными за лапу или крыло огрызающимися обитателями болота. Зрелище было одновременно и захватывающим и отвратительным.
Крюк уселся на край обрыва, свесив ноги в зимних ботинках. Угораздило же их клочку земли, свалиться прямо на речное русло. Интересно, где теперь течет река? А, впрочем, не интересно. По крайней мере, сейчас, его интересует только одно — собственная жизнь. А она, вполне возможно, может оборваться уже совсем скоро, если, конечно, не удастся перехватить инициативу. Крюк задумчиво почесал синюю, с крестом, колокольню на груди. Достал сигареты, закурил. Настроение было паршивое — "Хер с ним со всем! Будь, что будет... Другого выхода, кроме, как лезть вниз, в этой мутной канители все равно не просматривается".
Получается, что они сами себя загнали в ловушку — забрались в этот чертов дачный поселок. Справа от поселка была низинка, которая из-за быстро растаявшего снега и вчерашнего ливня, превратилась в настоящее озеро. Конечно, завтра вода, скорей всего, уже спадет. Но это будет завтра, а сегодня там и на ходулях не пройти. Крюк с утра уже успел полазить по затопленным зарослям и отбросил эту идею — не хватало еще утопнуть сдуру. Идти влево — означало, угодить прямо в лапы преследователей. То, что погоня продолжится, он ни мало не сомневался. Вчера шакалам помешал ливень. А сегодня на небе ни облачка. Значит, уже к полудню, фраера доберутся до поселка. Теперь, когда он остался один, идти против десятка вооруженных мужиков, из которых несколько, вполне себе, матерых волков, было чистым самоубийством! А умирать ему совсем не хотелось, тем более так бездарно. Швырнув бычок вниз, Крюк поднялся на ноги. Пора было заняться делом. Он размотал веревку, зацепил за ближайшую к обрыву осину, и начал скручивать ее в жгут. Мысли его были печальны: "Эх, вчера надо было валить отсюда, прямо под ливнем, отпугнувшим фраеров. Да, если бы не Гриня... Знать бы, что он все равно ласты склеит... А теперь только вниз, мать его... к этим чертовым тварям из болота. Понизу пройти вдоль края, до тех пор, пока не отыщется место, где можно забраться обратно. Пока его ловят тут, вернуться к институту, прихватить одну из баб, а лучше нескольких... вот тогда и можно будет поговорить по душам с мусором и бородатым хером. Эти черти, конечно, найдут веревку, но вниз за ним, стопудово не полезут. Да и он бы ни в жизнь не полез, если б не напороли косяков. Как же так вышло? Взяли б мента в заложники, расклад был бы наш. А, этот бивень Кот, зарезал его, как барана... долбанный отморозок!.. и никакого толку! Всегда был беспредельщиком — чуть что, за пику да за ствол. Вот и грохнули его, что впрочем, закономерно. Да если б только его, хер бы с ним, а то всех парней положили. И миром уже не разъехаться. Все теперь не в цвет!"
Вздохнув от безрадостных мыслей, Крюк подергал привязанную к осине веревку — вроде держит. Закинул за спину рюкзак с припасами, на шею повесил "Грозу". "Ну, с богом!" Перевалив через край, он стал осторожно спускаться по отвесной стене плато, вниз к проклятой чужой земле.
Дневник Майи 21.03.200...
"Сейчас около двух часов. Хочу рассказать о странном, возможно, знаковом событии, которое произошло сегодня утром. Оно случилось, когда охотники уже грузились в автобус. Тревогу подняли не люди, а вороны. До сегодняшнего дня они вели себя довольно тихо, вроде бы даже решили начать вить гнезда, раз все равно тепло. А тут подняли такой ор, даже через закрытые стеклопакеты было слышно. Я, естественно, выскочила во двор смотреть. Вороны гоняли какую-то странную птицу. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что это "нечто", птицу совсем не напоминало, а было, скорей, похоже на воздушного змея. По крайней мере, хвост у нее был длинный и с ромбиком на конце. Летело это существо неровно, ныряя то вверх то вниз. Так летают скорее летучие мыши, а не птицы. Зато настоящие птицы, то бишь вороны, носились и орали вокруг этого "змея" как оглашенные.
Кто-то из охотников, недолго думая, пальнул в непрошеного гостя — тот, кувыркнувшись в воздухе, свалился в кусты ольшаника за ангаром. Все кто был в это время во дворе, кинулись бегом смотреть на "дичь".
Я кое-как протиснулась через толпу, и стала вместе со всеми рассматривать это странное существо. Первое впечатление было — как нелепо оно смотрится в кустах ольхи. Второе, что гость наш похож на вывернутый наизнанку зонтик — пара кожистых крыльев, полностью закрывали небольшое тело. Славка (это он стрелял) стволом винтовки приподнял крыло и выругался — тельце непонятного зверя было покрыто редкими рыжеватыми волосами, узкая длинная морда оканчивалась нехилой пастью, в которой виднелись острые зубы.
— Ни фига себе! Это ж птеродактиль! — сказал кто-то у меня за спиной. Действительно "ни фига себе" — руку могу дать на отсечение, еще ни один охотничий трофей в мире не рассматривался с таким ужасом и любопытством.
Я слышала возбужденные голоса окружающих, как сквозь сон, и постепенно, медленно, но отчетливо, у меня сформировалась одна единственная мысль — если допустить, что это действительно птеродактиль, то есть, летающий ящер, то вряд ли он здесь жил один... Значит, где-то неподалеку должны быть и другие? Я посмотрела на озадаченные лица Славки, Семенова, Ильи — похоже всем им в голову пришла примерно та же мысль".
Майя с тяжелым вздохом отодвинула от себя тетрадь с записями, потерла лицо ладонями. То ли голова болит, то ли плакать хочется, не поймешь. А, может быть, это у нее акклиматизация началась? Или приступ аллергии на летающих ящериц?
— Чего сидишь, вздыхаешь?
Девушка вздрогнула и обернулась. В дверях ее комнаты стояла Варвара Петровна.
— Давай пошли, пора ужин готовить! — как всегда напористо начала бывшая вахтерша. — Вставай, вставай. Сидеть некогда. Тем более что нам последние крохи собирать придется.
— Баб Варь, а можно я не пойду? А? Что-то мне нехорошо. Голова болит...
— Голова — это не беда. Голова пройдет. А если совсем худо — сходи к Алексею Федоровичу — он тебе клизму сделает, разом полегчает.
— Какую клизму? Вы чего, баб Варь?
— А такую, разве не знала, что клизма от начальства повышает рабочую активность? Вот знай! Нечего тут сидеть и киснуть. Пошли на кухню, я тебя чаем напою, попьешь горяченького — отпустит!
* * *
— Эх, думаешь у меня, старой, ничего не болит? — Варвара Петровна шла впереди, время от времени оглядываясь, проверяя плетется ли за ней Майя. — У меня и сердце, и печенки-селезенки и вообще весь ливер изнылся! И за всех наших, и за тех, кто остался там... — она махнула неопределенно рукой, но Майя поняла, что женщина имеет в виду "прошлый" мир. — Это у меня ни детей, ни внуков, деда своего прошлой осенью схоронила... Знаешь как говорят? Одна голова не бывает бедна! А у людей, семьи там остались! Только если бы я так вот легла, и лежала, как Антонина Михайловна лежит...
— Какая Антонина Михайловна?
— Как, какая? Да кондукторша ж с автобуса... я к ней заходила, лежит, аж губы синие. Ни с кем не разговаривает. Боюсь, что и помрет скоро! Так вот, если бы я рядом легла, да вот Алексей Федорович рядком... а у него, между прочим, жена да две дочки там остались... да еще кто-нибудь под бок привалился — мы бы так считай, все и померли. И ящериц никаких не нужно! Только вот что я тебе скажу, девочка моя, до тех пор, пока шевелишься, хоть шажок да делаешь, значит, ты живешь. Как только лег — значит, считай, что помер! А ты еще молодая, это мне тут век доживать, а вы, может, и выскочите!
— Что вы такое говорите? — возмутилась Майя. — Какой век! Неужели вы думаете, что нам обратно не выбраться!
— Да что тут думать-то? Думай, не думай... Не своей волей мы сюда попали, и никто нас не спросит, сколько мы хотим тут сидеть! Может, еще сверху смотрят, да в кулак хихикают!.. Жить нам здесь, обживаться нужно. Ни на кого не оглядываясь!
Они, наконец, добрались до буфета. Там у плиты уже возилась Наталья, одна из институтских, женщина лет сорока пяти.
— Ну вот! — заявила Варвара Петровна. — Давай девочка, мой руки, повязывай фартук...
— А чай? — кисло осведомилась Майя.
— Сейчас будет тебе чаек! — вахтерша зажгла конфорку. — Все тебе будет! А знаешь, что мы с Натальей придумали? Мы сегодня пироги стряпать будем! Из кисельного концентрата... знатные пироги будут — как с ягодами! С утра уже и тесто завели... мука-то осталась!
* * *
За возней и стряпней настроение действительно поднялось. Да и с выпечкой Майя всегда любила возиться.
Постепенно в буфете собрались почти все женщины. И независимая Анна и лентяйки Светка с Маринкой и неприступная Альбина и даже охающая Фатима со своей распухшей ногой приковыляла. Что ни говори, а вместе не так страшно и тоскливо в огромном пустом здании. Варвара Петровна всех привечала, всем находила дело, всем придумывала занятие.
Первая партия пирогов была готова. Их разложили на большом противне и уже собирались сунуть в духовку — когда дверь в столовую неожиданно распахнулась и на пороге появилась Татьяна. Едва взглянув на нее, все поняли, что стряслось что-то очень неладное — волосы всклокочены, глаза заплаканы, подбородок дрожал, а саму колотило так, что пришлось опереться о дверной косяк двери, чтобы не упасть.
— Таня, что стряслось? На тебе лица нет! — кинулась к ней Варвара Петровна.
— Мальчики... я нигде не могу их найти... — она начала сползать вниз по косяку. Ее подхватили, усадили на стул, дали глотнуть воды.
— Говори толком, что случилось? — побросав дела, женщины столпились вокруг нее.
— Да я им... — Татьяна всхлипнула, — я же им... я запретила не то что на улицу выходить, а и в окна высовываться... мало же какая нечисть залетит... они вроде бы послушались, только притихли как-то так. Я и в голову не взяла... Усадила их книжки смотреть, да пошла по делам... меня попросили разобрать там, на складе...
