— Потом? Потом было хуже всего. Когда смерч ушел, начался пожар. Стали взрываться баллоны, гореть реактивы... в общем — ад кромешный. У нас было два варианта: бежать сломя голову или, наоборот, попытаться забиться глубже под землю... Федор выбрал первый... и тут же смылся. Удержать его я не мог, — Илья развел руками, — он к тому времени очухался, а я, на одной ноге кое-как скакал... Поэтому нам остался вариант номер два...
— Вот же сука! — перебил его Марек. — Своими руками задушу гниду! Он здесь?
— Не знаю, — усмехнулся Илья, — я с тех пор его не видел, а они, не говорят. В общем, забились мы в бомбоубежище. Вас затащили. Одежонку с себя сняли, дверь законопатили кое-как. Но все равно дым сквозь нее проходил. Я уж думал кранты — задохнемся, а тут Гришка дверь нашел. Оказывается, из институтского бомбоубежища туннель шел к штабу гражданской обороны. А может, это не туннель, а теплотрасса... или оба-два, там трубы всю дорогу были... Короче, где ползком, где на четвереньках, добрались мы до большого зала. Там плакаты, схемы разные на стенах, стеллажи с противогазами, и прочим барахлом на случай ядерной войны, типа дозиметров и костюмов химзащиты, в общем, ничего полезного, ни еды, ни воды. На одной из стен конденсат оседал... так мы его лизали... тряпкой промакивали, пытались вам в рот выжимать... Почти сутки мы там просидели. Были из этого зала выходы, но двери железные, закрыты, ключей нет, да и куда идти?.. сил уже никаких, — Илья помолчал. — В общем, сидим, к смерти готовимся... А тут вдруг, небеса разверзлись... ну, то есть перекрытия... и нас достали. Я, правда, к тому времени уже ничего не соображал...
Вот, собственно, и все. Очухался уже здесь. Сперва подумал, что это рай такой... Белоснежные стены, мягкие постели, чистое белье, все удобства, жратва, на выбор, любая... Потом, конечно, объяснили что к чему. Вернее, то, что посчитали нужным объяснить. Больше всего меня напрягает, что нас друг к другу не пускают и не говорят ничего про остальных... ну тех, которые не с нами были. Я за все время, только один раз видел мальчишек, Татьяна тогда еще не очнулась. Да вот с тобой разрешили встретиться. Сколько раз просил, уговаривал... ни в какую! Говорят, не у всех прижились модификаторы чувственного восприятия, не у всех адекватная реакция. Что это такое?.. я не знаю, — Илья развел руками. — Говорят: карантин... какой такой карантин? Ну, я б понял еще, если бы они от нас боялись, какую-нибудь заразу подцепить, но между собой-то, почему не разрешают общаться? Да, кстати, это Альбина всех спасла — нас в этом бомбоубежище и не заметили бы. А она наверху была, в лесу пряталась. Как они там ухитрились вдвоем с пацаном выжить — непонятно. А когда их нашли, решили еще раз, тщательно все просканировать... у них какая-то аппаратура для этого есть — даже сквозь бетон живых чувствует. Это мне моя кураторша сказала, Офелия.
— А если б не выжила Альбина? — поинтересовался Марек.
— Мы б с тобой тогда не разговаривали, — Илья криво усмехнулся, — к тому же, Офелия сказала, что они собирались санировать место контакта. Это называется: объемная аннигиляция. Распыляют какую-то жидкость... или это газ ... ну, в общем, вещество, неясного агрегатного состояния, которое содержит временно стабилизированные антипротоны. И в какой-то момент... раз... и сотни кубических километров выжигает так, что и праха не остается. Эффективное средство для устранения инородных включений в пространственно-временный слой.
— Пространственно какой?.. — удивился Марек, — Включения — это мы, что ли? Поджарить, значит, нас хотели? Ну, тебе хоть что-то рассказывают. А мне, вообще, ничего. Эта чернявая стерва, мой куратор, только все спрашивает и спрашивает. Ничего не понимаю, какое им дело до моих родственников в Таганроге и Харькове и их половых связей? Я ее спрашиваю: кто вы такие? Говорит: ваши потомки... Правнучка, блин, нашлась! Твою, как, говоришь, звать? Офелия? А мою Женевьева! Прикинь, какие имена! Спрашиваю: что нужно от нас? Ничего, говорит. Что с нами будет? Все будет хорошо. Нет, ты понял? Хорошо! У меня такое впечатление, что нас тут изучают, как каких-нибудь микробов под микроскопом. И не решили еще, то ли нам формалинчику капнуть, чтоб не мучились, то ли пусть еще помучаемся... Здрасьте, мадмуазель! — последние слова Марек произнес, глядя куда-то за спину Ильи, при этом на лице его появилась блудливо-ехидная улыбка
Илья удивленно оглянулся и увидел на зажегшемся экране сногсшибательную брюнетку. Были видны только ее лицо в обрамлении иссиня-черных локонов, точеная шея и плечи. Но и этого было достаточно, чтоб сделать вывод о ее внешности.
— Здравствуйте, Марек! — мило улыбнулась брюнетка, — и вы, Илья! Простите, что вмешиваюсь, но я хотела только напомнить вам, Илья, о вашей миссии. Визит продолжается уже полчаса, а вы...
— Да помню я! — хмуро буркнул Илья.
— Водки нам дайте! — крикнул ей Марек. — Или коньяка.
Брюнетка снова улыбнулась, показав ослепительные зубы, и экран погас.
— Хороша, чертовка! — кивнул Марек в сторону экрана, — но сука полная. Сидят, наблюдают за нами... как за крысами. Я возмущен! Где мой банановый дайкири? — крикнул он неизвестным наблюдателям. — Мы хотим с моим другом канонически общаться. Вы поняли? Канонически!
— У меня такая же, но шатенка, — сказал Илья. — В смысле, такая же красотка... они, вроде как, могут формировать свою внешность по собственному вкусу. Вернее по вкусу родителей. Те решают, как будет выглядеть ребенок, еще до его рождения — генная инженерия, прикладная биотехнология и тому подобная хренотень.
— Мать моя женщина... — грустно удивился Марек. — И что, все поголовно фотомодели? И уборщицы и шпалоукладчицы? И продавщицы в пивных ларьках? А конопушки или, скажем, нос курносый... это не? А я, между прочим, страшненьких люблю, они такие трогательные... Тоска! Куда мы Илюха попали? Может они вообще все роботы? Как нам жить-то, людям неприкаянным? — Марек изрядно помрачнел и замолк. Молчал он с минуту, но потом не выдержал.
— Эх, Майку жалко! Такая девчонка классная! Сколько у меня баб было, а такой ни разу не встречал... Думал вот оно... настоящее... — он горестно потряс головой, почмокал толстыми губами. — Нет, ну удумали же... запустили... как в космос собаку-Лайку... ученые хреновы! Вас бы так! Пропала девка ни за медный грошик...
Он долго еще распалялся на эту тему, сверкая глазами на друга, словно это он, самолично, отправил бедную девушку в смертельно опасное путешествие. А Илья думал о своем. Спорить с Мареком ему совершенно не хотелось. Наконец, утомившись разглагольствовать в пустоту, Марек неожиданно предложил:
— Давай хоть чайку попьем с конфетами, раз водки не дают. Конфетки у них вкусные! Напоминают наши желейные... Ужалимся сладеньким? Иди, открой вон ту белую панельку и набери...
— Подожди ты со своими конфетками, — остановил его Илья. — А на счет Майи... Так вот, она никуда не пропала... вернее... ну в общем... — он замялся не зная как продолжить тему.
— Ты... — выдохнул Марек. — Что ж ты молчишь, говнюк? Ну?.. что с ней? Она жива? — он запнулся, наткнувшись на внимательный взгляд Ильи. — Что ты вылупился, как срущий пекинес? Что с ней? Ну, говори! Что?
Илья пожал плечами и отвел глаза.
Помедлив несколько секунд, он поднялся со стула, и, пошарив в кармане своих широких "больничных" штанов, извлек на свет тонкую книжицу — блокнот в потертой коричневой обложке.
— Вот, — он протянул блокнот Мареку, — это нашли на месте старта хронокапсулы. Лежал, понимаешь, на бугорке... Я тебе его оставлю. Потом прочитаешь весь, если захочешь, а сейчас посмотри последнюю страницу.
Дневник Майи...
Если вы читаете мое письмо, значит, все получилось, и вы спасены. Очень надеюсь на это! Так много хотелось написать. Но времени совсем нет. Все смешалось в голове.
Милые мои, как же я соскучилась. И как много бы отдала, чтобы опять оказаться рядом!
К сожалению, это невозможно.
У меня все хорошо. Я жива, здорова, не беспокойтесь. Там где я нахожусь, есть все для относительно благополучного существования.
Я не знаю, как сложится ваша жизнь, но надеюсь, что замечательно. Жаль только, что домой вернуться не получится. Но это ведь тоже можно пережить, правда? Главное, что вы все вместе.
А я...
У меня будет время. Много времени. Чтобы думать и вспоминать. Я все волновалась — как там родители? Дочь-то пропала без вести. Зря переживала — никто, оказывается, никуда не пропал. Мы просто не считаемся. Грустно осознавать, но может быть это и к лучшему.
Теперь несколько слов каждому. Передам личные приветы, так сказать.
Дорогие наши ученые мужи, Борис, Егор, Михаил Аркадьевич и Илья, спасибо за ваши светлые головы. Что бы мы без вас делали. Илье я особенно хочу пожелать большого человеческого счастья. Кстати, Борис, все хотела вам сказать — вы мне очень напоминаете моего учителя пения, забавный был дядька...
Алексею Федоровичу отдельное огромное спасибо. Как же повезло нам всем, что вы оказались рядом, как бы двусмысленно это ни звучало. Вы врач по призванию и человек с большой буквы.
Василий Иванович и, конечно же, Славик. Настоящие мужчины, наши защитники. Славик, все хотела тебе сказать — ты такой милый и трогательный, когда улыбаешься. Делай это чаще. Уверена — все у тебя будет хорошо. Не может не быть.
Татьяна, очень надеюсь, что ты выздоровела. Береги своих мальчишек. И хоть они такие храбрецы и вообще, настоящие герои, — береги.
Альбина, спасибо, что была мне подругой. Пусть недолго, но твое понимание и поддержка не раз мне помогали. Удачи тебе и счастья!
Кого не назвала, простите. Время поджимает, а сказать надо еще так много! Очень жаль, что не все дожили до спасения. Аня, Варвара Петровна, вас я тоже буду вспоминать.
Марек.... Так уж вышло. Если бы я могла что-то изменить.
Если б только можно было...
Ну вот, сейчас разревусь.
Ладно, эмоции в сторону.
Скорей всего мы больше никогда не увидимся. Так уж сложились обстоятельства. Я не очень разбираюсь в счастье, но, кажется, с тобой я была счастлива. Как жаль, что мы так мало были вместе. Почему в жизни все так несправедливо?
Надеюсь, ты не забудешь свою Майю. Не забывай, пожалуйста!
Написала. Перечитала. Сентиментально, зато от души. Ну что ж, такой меня и запомните.
Будьте счастливы!
Целую, и да хранит вас бог!
Простите меня и прощайте.
Ваша Майя.
