В коридоре послышался приближающийся шум голосов. В столовую ворвались люди. Алексей Федорович, Илья, Семенов. Кто-то еще. Что-то кричала Альбина.
— Ну-ка, ну-ка девочка... — доктор, осторожно отодвинув Майю, склонился над Мареком.
В суматохе и внезапно возникшей толчее она так и осталась сидеть на холодном полу с зажатой в руке кружкой. Сквозь шум голосов выхватила голос Алексея Федоровича — "Все живы... без сознания... травм нет..."
— А эта что? Тоже что ли? — Крюк стоял рядом с Альбиной, указывая на Майю. — Что с девкой-то?
Ее тормошили, о чем-то спрашивали...
О зубы стукнулось горлышко фляжки. Машинально Майя глотнула. Дыхание перехватило, казалось, сердце на миг остановилось. Как огнем опалило рот, жар быстро пошел вниз по пищеводу. И через секунды стало легче. Она обмякла. Устыдилась. Бессовестная. Сейчас помощь нужна другим... Мареку, а она не может взять себя в руки. Опершись о подвернувшийся стул, девушка поднялась на ноги. Что-то делать, только не сидеть, не давать волю чувствам.
Пострадавших перенесли в медпункт. Майя вызвалась помогать ухаживать. Никто не возражал.
* * *
Тело Светланы лежало в нелепой позе, словно она умерла прямо на ходу и упала уже неживой. Алексей Федорович кряхтя, поднялся.
— Часов пять или шесть назад, судя по окоченению...
Сквозняк из открытого настежь окна трепал занавеску. Вскрытый пакет с кокаином лежал на столе. Прапорщик Николай положил на место откинутый матрас, и присел на край письменного стола служившего покойнице постелью.
— Как ты догадался? — мрачно спросил Семенов.
— Дружок ее, торчек, тоже коксом баловался... ну логично предположить...
— Ясно, — сказал Семенов и отвернулся к окну.
— ...потом присмотрелся, а у нее сопатка-то в пыльце... — продолжал бубнить Николай у него за спиной.
— Откуда девушка узнала про наркотики? — ледяным тоном осведомился Алексей Федорович. — Почему вы никому не сказали? Почему мне не сказали?
— Потому и не сказали... — Семенов не поворачиваясь, пожал плечами. — Думали, пока спрячем, а потом сожжем или выкинем от греха подальше... Да вот закрутились и забыли... такие дела.
— Кто еще знал про дурь? — осведомился Николай.
— Да никто, только мы вчетвером... кто присутствовал... Я, Илюха, да Егор с Борисом. Ну, может еще этот... Виталий.
— Ну, она-то, откуда узнала? — повторил вопрос доктор.
Семенов развел руками.
— Это я... — сказал от двери Илья.
Все повернулись к нему.
— Я сказал Мареку... а он, видимо, ей.
— Точно! — Николай хлопнул себя по ляжке. — Он же с ней трахался! Ушлая сучка!
— Что ж ты брат? — укоризненно сказал Семенов, глядя на расстроенное лицо Ильи. — Договаривались же... Ну, теперь точно сожжем, не откладывая.
— Иваныч? — голос Славки слышался через окно со двора. — Иваныч, ты здесь?
Семенов подошел к окну.
— Здесь я... ну что там Славик? Нашел что-нибудь?
— Тут те же цветы, что под окном буфета валялись... только они тут растут... Много. Пахнут приятно...
— Скажи ему, чтоб не прикасался! — крикнул Илья.
Семенов удивленно глянул на него.
— Ты думаешь?.. — и, повернувшись к окну. — Славик, цветы не трогай! И, вообще, отойди от них подальше!
— Вы чего? — удивленно таращился на них Николай. — Чего это они? — спросил он уже у доктора. На лице прапорщика было явное опасение, что его товарищи разом тронулись умом.
— От чего думаешь, она умерла? — показал Илья на тело девушки.
— Как от чего? — удивился Николай. — От чего торчки ласты заворачивают? От передоза, конечно!
— От кокаина бывает передоз? — спросил Илья у Алексея Федоровича. — Так чтоб насмерть?
Тот пожал плечами.
— Я не нарколог, вообще-то... но слышал, что это не так просто, надо хорошо постараться... например делать инъекции... смешивать с другой дрянью, типа, героина... Но насколько я понял — девушка не кололась...
— Шмыгала она, — авторитетно подтвердил Николай.
— То есть ты хочешь сказать... — спросил Семенов, — что это она принесла цветы в столовую? И от этих цветов, все и...
— Это два разных вопроса, — хмуро сказал Илья, — но судя по всему, на оба один ответ — да.
— То есть, вы считаете, что цветы выделяют какой-то летучий яд? — спросил Алексей Федорович. — Но тогда почему те четверо из буфета до сих пор живы?
— Она, — кивнул Илья на тело девушки, — их рвала... а значит не только запах, но еще и физический контакт... сок...
— Ой, что-то у меня голова заболела! — пожаловался прапорщик.
— А жопа у тебя не заболела? — поинтересовался Семенов.
— Ё-мое! — продолжал разоряться Николай. — Откуда они взялись на нашу голову, цветы эти долбанные? Их же вчера еще здесь не было! Кто-нибудь знает, что это за цветы такие пакостные? Ох, мама моя родная! Да когда ж все это кончится?
— Что ты раскудахтался, как баба? — доброжелательно спросил его Семенов. — Пора бы уже привыкнуть к плохому. Мне вот одно непонятно, какого лешего, деваха потащила цветы в буфет? Ну, нюхала бы сама, зачем в столовую-то тащить всякую дрянь с улицы? Вот, людей потравила... — он помолчал и неожиданно закончил, — лучше б это ее звероящеры сожрали! — и перекрестился. — Прости меня Господи за эти слова!
— ...наверно Марек увидел, как женщины стали вырубаться, — ни на кого не глядя, продолжал рассуждать Илья, — сообразил, что из-за цветов... открыл окно, выкинул банку на улицу... а потом сам... — он помолчал, потом повернулся к доктору. — Ну ладно, эта умерла...
— Туда ей и дорога, суке! — злобно перебил прапорщик.
— ...а остальные, как думаете, надежда есть?
Алексей Федорович покусал усы.
— Как вам сказать... пока человек не умер, надежда всегда есть...
— Доктор — это демагогия!
— А что я могу? — он всплеснул руками. — Их состояние... это конечно не кома... по крайней мере, дышат они самостоятельно. Но на раздражители не реагируют, рефлексы отсутствуют. Кормить, поить их принудительно мы не можем, у нас просто нет ничего для этого... никакой аппаратуры и инструментов. Так что, если они в ближайшее время самостоятельно не выйдут из этой... из этого состояния... то... — он замолчал, но все было понятно и без слов.
* * *
Нашатырь не помог. Ни один мускул не дрогнул в его лице. Под глазами залегли тени, нос как будто заострился. Майя взяла в ладони его лицо, прикоснулась губами к уголку рта. Шептала, наклонившись к самому уху, какой он хороший, какой молодец. Ей так плохо одной, так тоскливо и больно смотреть на него такого. Просила, чтобы он поскорее открыл глаза. Гладила заросшие щеки, целовала мягкие безвольные губы, смачивала их водой.
А ведь женщинам ничуть не лучше. Пожалуй, даже хуже, чем Мареку. А у нее сердце болит только о нем. Вон у Фатимы совсем посинели губы. Говорят, сердце едва ли выдержит. А Наталью жутко скрючило, как параличом. Пальцы не разогнуть до сих пор. Татьяну жаль больше других женщин. Мальчишек ее... Глазищи испуганные. Старший изо всех сил крепится, чтоб не зареветь, а глаза предательски блестят и голос срывается. Малой даже не пытается — слезы так и текут по щекам. Майе опять стало стыдно. Она-то взрослая. А каково детям?
А если он умрет? — как ни гнала Майя от себя эту мысль, та возвращалась снова и снова. Почему же никак не уймутся те, кто засунул их сюда? Чья злая воля, играючи распоряжается чужими жизнями? Какой наделенный властью и деньгами маньяк развлекается за их счет?
* * *
Автобус, взревев двигателем, проломился через очередные заросли кустов и хилых березок, туда, где виднелся просвет, оставленный, ранее проехавшим джипом. Недовольная таким обращением растительность хлестала ветками по стеклам, скрежетала под днищем. На задней площадке подпрыгивали и гремели пустые фляги. "Словно в танке прём по вражеским позициям" — подумал Илья после того, как залетевший в открытое окошко сучек, чуть не угодил ему в глаз.
Поначалу все было неплохо — с трассы через лес, шел вполне сносный хоть и тряский проселок. Эту дорогу Илья хорошо знал, она вела к так называемой "шашлычной поляне" — месту, куда сотрудники Института любили выбираться летом для корпоративных гулянок на природе. Однако стоило миновать поляну, как дорога быстро выродилась в полузаросшую кустарником ухабистую тропу, по которой может кто-то и ходил, но уж точно не ездил. Своей широкой мордой ПАЗик явно в нее не вписывался и периодически залазил в кусты, то левым, то правым боком. В некоторых местах из-за поваленных ветром сосенок проехать было невозможно. Шоферу Андрюхе приходилось включать заднюю передачу и пятиться назад, пока не находился просвет в лесу. Они протискивались в этот просвет и ерзали между деревьев до тех пор, пока не удавалось вновь выползти на проселок. По этой причине, последние несколько сот метров автобус плелся со скоростью немногим превышающей пешеходную, безнадежно отстав от "охотничьего" джипа, который давно уже скрылся из виду. Андрюха бурно реагировал на каждую новую преграду, возникающую перед бампером его автобуса, поминутно вспоминая сексуальные контакты с чьей-то матерью, с самим автобусом, а так же с дорогой и с собственной жизнью и судьбой. Он риторически вопрошал отсутствующего в салоне Семенова, что будет, если он сейчас пропорет шину или даже две, или, к примеру, повредит радиатор? И не сам ли Семенов, предложивший этот проклятый маршрут, будет вытаскивать из этой чащи автобус и после его ремонтировать? Сидевший на месте кондуктора таксист, сочувственно ухмылялся и поддакивал (в последнее время они с Андрюхой сдружились на почве извозчицкой профессии), остальные угрюмо молчали и таращились в окна — чего зря трындеть, ведь никакого другого пути на юго-западный край плато все равно нет. Именно там, по утверждению охотников, река текла под самой стеной, а значит, можно было набрать воды, не спускаясь вниз. Лишний раз подвергнуться нападению населяющих этот мир сухопутных тварей никому не хотелось. Про тварей речных при этом предпочитали не вспоминать.
Разглядывая редкий сосняк по краям дороги, Илья рассеянно размышлял. Сосредоточиться в последнее время категорически не удавалось. От его былой уравновешенности не осталось и следа. Лихорадочное возбуждение моментально сменялось тупым равнодушием. То мыслей целый калейдоскоп, за которым невозможно уследить, а то вовсе никаких нет. Оно и не удивительно — прежняя жизнь взорвалась, разлетевшись стеклянными брызгами, как хряснутый об стенку граненый стакан, а новая сразу не заладилась. Наоборот, все больше теряла смысл. Действительно, для чего все? Какой смысл суетиться, дергаться? Надежда выжить? Да бог с вами, все последние события показывают, что это решительно невозможно. Суча лапками, как лягушка в кувшине, можно несколько потянуть время, но стоит ли? Воду в масло не взобьешь. Удивительно, как в Семенове и некоторых других еще оставалось желание напрягаться, вертеться, пытаться выживать, что-то делать для этого. Казалось бы, у каждого, кто наблюдал, как злодейка-судьба выкашивает товарищей, должен был остаться только один вопрос — а не он ли следующий? Логичней всего лечь, да лежать кверху пузом в ожидании скорого и неизбежного конца. Не фиг за зря суетиться, увеличивая энтропию вселенной... Тут Илья взял, да и укусил себя за губу. Сильно укусил, больно, даже кажется, во рту стало солоно. Соберись тряпка! Да с какой стати ты тут преисполняешься пессимизмом? Разнылся!.. сопли развесил! Вон малолетние пацаны остались без матери и то... И ничего еще не решено! Поборемся еще! И Анютку мертвой никто не видел... и Марек жив... Выживет ли Марек?
Автобус внезапно остановился, так что задумавшийся Илья сильно клюнул носом, едва не расквасив его о спинку переднего сидения. Тут только он заметил, что лес расступился, и они выскочили почти что к самому обрыву. Выглядело это так, словно они попали на край света — дальше земли не было, только ослепительное бледно-голубое небо с редкими барашками облаков.
— Приехали, кажись... — после длинной паузы сказал Андрюха и открыл переднюю дверь.
* * *
Когда Илья подошел к обрыву, стало ясно, откуда это ощущение края земли — леса внизу не было, разве что низкорослые деревца, почти кустарник, да папоротники с хвощами, сплошным зеленым ковром покрывавшие землю до самого горизонта. Не то что на севере, где кроны деревьев высились в десятках метров над поверхностью плато.
Под самой стеной, буквально в метре от ее основания, искрилась неширокая лента реки, огибающая круглый край плато. Над рекой и прибрежными зарослями кружили десятки летающих ящеров всевозможных окрасок и размеров. Мелкота во всех направлениях чертила воздух в поисках насекомых, а более крупные, с тоскливыми воплями носились над самой водой. Их, очевидно, интересовала рыба и различные земноводные.
— Красота!
Илья вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Семенов, как обычно засунув большие пальцы рук за ремень.
— Обрати внимание, вся эта братия вокруг кружит, а сюда ни одна сволочь не залетает.
Действительно, границу плато никто из летунов не пересекал, словно все эти птеродактили и птерозавры старательно сторонились чужеродного мира.
— Ты у самого края-то не топчись, — продолжил Семенов, — и это, кстати, всех касается! — обернулся он к остальным, — А то земелька-то осыплется, не ровен час, а у нас народу и так уже немного.
— Так вот, мужики... — говорил он спустя пять минут, собравшейся возле джипа команде водоносов, — что я хочу вам доложить... подъехать к самому краю можно только здесь. Там дальше, — он махнул рукой влево, — позиция получше. Река склон хорошенько подмыла, он осыпался и можно, значит, к самой воде спуститься. Там пацаны рыбу-то и ловили, удочка до сих пор валяется... вон Виталий знает, был там... Воды набрать, там конечно легче, да вот только фляги потом придется тащить на руках метров триста, да все по кустам. Сплошная пересеченная местность. Другой вариант — прямо тут спустить ведро на веревке, да попробовать черпануть. Уж не знаю, что быстрее будет, — он развел руками.
— А веревка есть? — спросил шофер Андрюха. — У меня тросик буксировочный в автобусе был, но тут ведь метров пятнадцать надо...
— Веревка-то есть. Да вот сомнения у меня... — Семенов задумчиво почесал шею под бородой, — черпать придется у самого берега, то есть пополам с песком и илом... да пока ведро наверх затянешь, еще вдобавок земли со склона наскребешь, да воды выплеснешь половину. Вот и будет улов — полведра грязи!
— Ну, что ж, тогда пойдем к осыпи, — констатировал Слава, — чего время-то терять.
— Потаскаем, что ж теперь... — поддержали его другие, — без воды-то нам кранты...
— Да там, тоже ведь не курорт, — все также задумчиво продолжал Семенов, — там, крокодилов, тьма... утянут в воду и вася-кот. Вон, пацанов чуть не сожрали...
— А рыбки-то не мешало бы половить... — невпопад сказал Федор, — а то достала уже эта ящерятина.
— Рыбки!.. — хохотнул Славка. — А крокодилов не хочешь половить?.. в качестве наживки...
Илья представил Федора висящим на леске вниз головой, в неснимаемой бейсболке... и тут его осенило.
