Начало отпускать. Пожалуй, надо пойти немного добавить. Совсем чуть-чуть, чтобы легко и сладко заснуть. Светка шла по коридору, уже заранее жалея, что ночь скоро закончится и придется долго ждать следующую.
Дверь заперла на ключ, может, хоть завтра от нее отстанут и не придут будить. Окно тоже надо закрыть. Светка протянула руку... стены как картонные вдруг сложились, накрыв ее... Свет померк. Миг звенящей тишины...
Глава одиннадцатая
От горячей духовки распространялся резкий кислый запах — чтобы мясо не испортилось от жары, пришлось, как следует добавить уксуса в маринад. По-хорошему, перед тем как запекать, его следовало хорошенько вымочить, но лишней воды уже давно не водилось, поэтому приходилось терпеть эту кислятину.
Наталья, поджав губы, ковыряла ножиком проросшую картофелину. Вечно эта курица чем-то недовольна, подумала Татьяна, кинув на товарку неприязненный взгляд. Вторая такая же бездельница — Светка. Та вообще сегодня не явилась на кухню. Ходили к ней, стучали в запертую дверь, кричали — ни ответа, ни привета. Блудовала, наверно, опять всю ночь с кем-то из мужиков, сучка похотливая. Посовещавшись, женщины решили оставить нахалку без обеда. Впрочем, Татьяна сильно сомневалась, что эта мера окажет на Светку хоть какое-то воздействие. Девица в последнее время почти ничего не ела. И так была худая, а сейчас и вовсе отощала, под глазами синяки. Что-то с ней творилось неладное, то хохочет как ненормальная, то в слезы ударяется. Татьяна с тоской вспомнила Варвару Петровну — как же жалко ее... и как не хватает сейчас. Бывшей вахтерше легко удавалось навести порядок среди женской части колонистов, всех вдохновить и мотивировать.
Фатима чистила морковку и редьку для салата. Нога у нее почти прошла, и она по собственному почину вышла на трудовую вахту. Вот у кого физиономия непробиваемая и всегда на редкость благодушная. Она улыбалась, даже пыталась шутить. Потихоньку, помаленьку, между ней и Татьяной завязался разговор о детях. У самой Фатимы, как выяснилось, детей не было, но она очень любила двух своих племянниц погодок, пяти и шести лет, и готова была вспоминать про них часами. Татьяне, понятное дело, детская тема тоже была близка.
— ...ой, а еще, мы на даче случай был... — увлеченно рассказывала она, — я с делами в доме возилась, а за ними присматривала свекровь. Женьке около четырех лет было, ну Гришке, понятно, побольше. Бабка задремала, а эти шалопаи уехали на своих трехколесных велосипедах со двора. Я, глядь — нету детей. Ужас, скандал — дети пропали — свекровь за сердце хватается... Где искать? Куда бежать? И тут они сами возвращаются. Оказалось, малой подбил старшего, маме за цветами на луг съездить. Ох, я не знала, то ли наказывать, то ли нет. Но ремня все же получили... от папаши.
— От детей одна морока, — равнодушно констатировала Наталья, утирая лоб тыльной стороной ладони. — А вот все же интересно, кто додумался сюда цветы притащить? Признавайтесь, девки, у кого тайный поклонник завелся?
— Да ну тебя, какой там поклонник, — Фатима жеманно поджала губы, — тем более тайный. А если и поклонник... с какого перепугу он потащит букет в столовку?
— Ну а кто ж тогда? — Наталья скривилась, словно только сейчас почувствовала кислый запах из духовки. — Сама, что ли сюда эта банка прискакала? И еще интересно мне, где ж такие растут? Что-то я раньше их не замечала...
— Да ты много ли по округе ходила, подруга? — саркастически хмыкнула Фатима. — Дальше сортира-то, поди никуда и не ходила... А банку эту я помню... в ней капуста квашеная была.
— А ты, прям, ходила? — огрызнулась Наталья. — Я про то говорю, что вообще таких цветов не знаю...
— А много ты их знаешь?
— Ну, уж наши-то все знаю!
— Когда ж мне последний раз цветы дарили? — Татьяна мечтательно вдохнула и поднесла лицо к нежному бутону, — Красивые какие, а благоухают... надо узнать у мужиков, где растут, тоже такие хочу в комнату.
Утром, едва она заглянула в буфет, в глаза сразу бросилась эта красотища. Действительно, что за цветы такие? Какие-нибудь орхидеи? Татьяна еще раз поправила букет — совсем неаккуратно он был поставлен в банку.
— Здорово девицы! — грянуло за спиной.
Татьяна вздрогнула и обернулась. На пороге столовой красовался Марек, собственной персоной, всклокоченный, голый по пояс и жизнерадостный не смотря ни на что.
— Господи! — буркнула Наталья. — Напугал черт бородатый. Это что же так орать-то?
— А я мимо шел... — продолжал Марек, не обращая внимания на ее недовольство, — запах вкусный из буфета, аж кишки свело... Ну, у вас и баня тут!.. — он вытер пот со лба. — Хоть бы окно открыли. Еще каким-то парфюмом несет. Это что за веник? — поинтересовался он, проходя мимо банки с букетом.
Фатима всплеснула руками.
— Тьфу на тебя! Это ж надо такую красоту веником назвать!
— Ну, и откуда красота?
— Не знаем... — Татьяна пожала плечами, — кто-то ночью поставил, мы не видели.
— Ясно... А что у нас на обед?
— Мясо... только оно кислое от уксуса... вымачивать надо, а воды нет, — Татьяна улыбнулась. Улыбка получилась виноватой, словно это по ее недосмотру кончилась вода, и мясо получилось кислым.
— Кислое, говоришь? — оживился Марек. — Придется пробу снять... ну-ка дайте-ка тарелочку с вилочкой! Вдруг есть нельзя...
— Съедите, куда вы денетесь, — усмехнулась Фатима, — скоро и такое закончится, если не почешитесь.
— Конечно! — подхватила Наталья. — И воды нет совсем! Когда за водой пойдете?
— Не волнуйся Наташечка, — ворковал Марек, — нетерпеливая ты наша! Скоро, скоро принесем мы тебе водички! — открыв духовку, он орудовал вилкой пытаясь ухватить ближайший кусок мяса. Наконец, это ему удалось. Присев за ближайший стол, он, обжигаясь, стал откусывать от еще шкворчавшего куска.
— Мня... муам... хлеба нет?
— Да не торопись ты, господи! — засмеялась Татьяна. — Пусть остынет хоть!
— Хлеб ему еще... — бурчала Наталья. — Откуда хлеб-то? Могу дать сырую картошку... будешь? — она поднялась со стула, держась за поясницу. — Ох, спина... Ой, девки, что-то голова закружилась...
— И у меня, — сказала Фатима, — дышать здесь нечем, правда, надо окно открыть.
Марек, меж тем доел мясо, и теперь задумчиво ковырял вилкой в зубах.
— Действительно, кисловато... ну, ничего не поделаешь... Девчонки, водички бы... запить.
Татьяна показала рукой.
— Вон там, под стойкой в баке... еще немного оставалось.
— Где? А вот... спасибо... — было слышно, как Марек скребет алюминиевым ковшом по дну. — Блин, девки!.. тут лепестки от вашего веника в бак нападали... Чего вы не смотрите-то?
— Ой!.. он вроде ж крышкой был закрыт... — удивилась Татьяна.
— Ага, крышкой... — Марек шумно глотал воду прямо из ковша. — Вон она крышка... рядом прислонена.
— Подумаешь, лепестки... — сказала Наталья, усиленно растирая виски, — Брезгливый какой! Небось не козявки... не отравишься поди...
* * *
Утро все-таки наступило. И какое это было утро! Сквозь жалюзи узкими полосками пробивался солнечный свет. В замысловатом танце кружились невесомые пылинки, опускаясь на старое колючее одеяло. Тишина... Майя не спешила вставать. Пусть это благостное состояние длится как можно дольше! Тревоги и заботы еще успеют омрачить этот день. А может, обойдется?
Даже хорошо, что Марека нет в комнате. Все же в самый первый миг пробуждения могла возникнуть некоторая неловкость. Что принято говорить в таких случаях? "Доброе утро, как спалось?" Или может: "Ах, этот диван такой скрипучий..." И как вылезать из постели? Завернувшись в одеяло? Нет, эта пестрая тряпка похожая на старую шторину будет волочиться за ней на полметра. Уж лучше голой. Хотя, это тоже плохая идея, потому что выглядит она, наверняка, как чучело, что и немудрено в нынешних-то условиях...
Однако, а где же Марек? Она почувствовала какое-то смутное волнение, но постаралась его отогнать — это утром слишком прекрасно, чтобы портить его всякими глупыми сомнениями.
Майя бодро соскочила с постели и сладко потянулась. Сегодня не ее очередь готовить обед, так что, можно сказать, не проспала. Белье отыскалось в пыли под диваном. Вид у него был такой, что надевать не хотелось. Ладно, в чемодане найдется что-нибудь чистое, а добежать до комнаты можно и в одном халате. А вот, кстати, и халат, изрядно помятый — висит на спинке стула.
Пригладив кое-как, торчавшие в разные стороны волосы, Майя вышла в коридор и направилась к своей комнате. Интересный вопрос — переносить вещи или нет? Поразмыслив, девушка решила не торопиться — в конце концов, это всегда можно успеть.
Войдя в свою комнату, Майя первым делом наткнулась на укоризненный взгляд Альбины.
Прекрасная дамочка (когда только успевает за собой следить?) развалилась в ее кресле и предавалась задумчивому курению.
— Ну, ты даешь, — досадливо поморщилась она, — где шляешься? Уже второй раз прихожу...
— Я это... в общем... — Майя сперва смутилась, а потом разозлилась. — Тебе-то что за дело?
— Ершистая какая... — Альбина ухмыльнулась, — Надо полагать, девочка ночевала не одна... и с кем же?
— С кем надо! — Майя вовсе не собиралась отчитываться перед этой самовлюбленной куклой. Выставила ее вчера, как нашкодившую кошку, а теперь, видите ли, интересуется.
Альбина покивала.
— Ясно...Честно говоря, не понимаю, что ты в нем нашла? — она пожала плечами, — думала, вы со Славиком подружитесь.
— Аля, я могу то же самое сказать о твоем Виталии! — огрызнулась девушка и, присев, принялась рыться в чемодане.
Ничуть не смутившись, та расхохоталась.
— Да не дуйся ты! О вкусах не спорят. Нормальный мужик этот Марек, — она примирительно махнула рукой, и встав с кресла, присела на краешек стола, — судя по твоему потрепанному виду, умеет не только языком трепать... А про Виталика ты это зря. Такое дело, веришь — очень жаль его.
— Ну, ты даешь, нашла, кого жалеть, — Майя удивленно вскинула голову, спрятав в карман, извлеченные из кучи теплой одежды, трусы, — вот Илью мне жалко.
— Илью, само собой, а тут другое дело, — Альбина помолчала, куда-то подевалась маска высокомерия, лицо стало по-детски беззащитным, — вот уж не думала, что со мной такое приключится когда-нибудь... Извечная бабская дурость... Ладно, не будем о грустном.
— Не будем... — согласилась Майя, с сожалением отметив, что влажные салфетки в упаковке почти закончились.
— Не в курсе, какие у наших самцов планы на сегодня?
— Марек говорил, что за водой на речку собираются.
— А... ну да... Виталик тоже что-то такое вчера поминал... Слушай!.. — Альбина заговорщицки понизила голос, — а тебе не кажется, что Светка беременна?
— Что? — Майя, от удивления захлопала глазами.
— Это был бы номер! — продолжала Альбина, не слушая ее вопроса. — Вид у нее больно тошнотный... и не ест почти ничего...
— Зачем ты... зачем ты мне это говоришь? Какое мне до нее дело?
— Так-таки и никакого? — Альбина пожала плечами. — А вчера мне показалось — было дело. Ты это... — продолжала она, как ни в чем не бывало, — не желаешь во двор прогуляться, посетить, так сказать, место общественного пользования? А то одной страшновато.
— Виталика с собой возьми, — безжалостно сказала Майя.
— Дурочка! — беззлобно констатировала Альбина и, покачивая бедрами, вышла из комнаты.
Майя задумалась, уставившись в одну точку на стене. "Даже не знаю, то ли меня волнует сам факт возможной беременности Светки, то ли, что это может коснуться и Марека? Сердце холодеет при одной мысли... Впрочем, что за ерунду я несу — если это признаки беременности, то уж никак не от Марека, а гораздо раньше. Да... ревность страшная штука, раз я совсем соображать перестала".
Приведя себя в более-менее приличный вид, Майя выскочила из комнаты. Что ни говори, а Альбина права — без посещения мест общего пользования не обойтись. Под эти самые места приспособили канализационный колодец во внутреннем дворе института. Соорудили над ним будку из фанеры, кое-как присобачили стульчак, да так и пользовались.
Идти туда одной, действительно страшновато, хоть и светло вокруг. Зря, выходит, отказалась от Альбининого предложения.
* * *
Вернувшись в институт, Майя поразилась царившей в коридорах тишине и пустоте. Сколько, интересно, времени, что так тихо?
Вот и центральная лестница. На вахте никого. Может, ушли в обход? Прислушиваясь и невольно ускоряя шаг, Майя заспешила к буфету. Уж там-то должны быть люди. Ни звука. Странно. Обычно в это время готовят обед — женщины громко разговаривают, гремят посудой. Страх сдавил грудь. Не дойдя до буфета, девушка остановилась, оглядываясь по сторонам. Что же случилось? Где все, где Альбина? Марек? Спокойно... она глубоко вдохнула. Все в порядке, надо идти. Совсем психованная стала. Девушка украдкой оглянулась — не видел ли кто ее глупой паники, и нарочито расслабленным шагом направилась в столовую.
Пять шагов, три... Тело плевало на ее рассудительность и само собой подобралось, напружинилось, готовясь к спасительному бегству. В висках бухал молотом пульс. Майя остановилась на пороге. В первое мгновение показалось, что столовая пуста. Распахнутые окна. Слепящее утреннее солнце. Стол, заставленный посудой и... никого. В следующий миг она заметила Альбину. Та сидела рядом с лежащей на холодном кафельном полу Татьяной и трясла ее за плечи. Голова женщины болталась как у тряпичной куклы, глаза закатились, обнажив белки.
— Беги, зови на помощь кого найдешь! — свистящим шепотом сказала Альбина. — Эта вроде еще жива. Насчет остальных не знаю...
Майя стояла в ступоре, во все глаза таращась, на торчащие из под стола, полные женские ноги.
— Это Фатима, — пояснила Альбина, — а у стены Наталья. Да беги же, дура!
Майя уже было бросилась в коридор, но, наткнувшись взглядом на Марека, застыла. Он лежал вниз лицом. Кровь на полу под ним слегка запеклась. Альбина выругалась и, отпихнув ее, сама побежала за помощью. Мысли в голове ворочались тяжело, словно пудовые. Почему именно он? Ну, зачем он пошел сюда, не остался рядом с ней?
Майя присела рядом и осторожно дотронулась до шеи под скулой. Ничего. Сердце упало и покатилось куда-то. В панике пальцы метались по коже, пока не наткнулись на слабо-пульсирующую жилку — есть! Неимоверное облегчение окатило с головы до ног. Жив. А кровь? Лицо в крови... Разбита бровь, а возможно и нос. Но это же не смертельно. Это же пустяки... Надо перевернуть на спину. Нет, нельзя, она знает — вдруг что-то с позвоночником. Что тут произошло? Они отравились? Майя поглядела на обеденный стол, уставленный мисками со всякой снедью. Кто скажет ей, что случилось? Он просто без сознания или умирает? Он спас ей жизнь, а она ничего не может для него сделать. В груди щемило. Как же больно. Слезы лились, застилая окружающее пеленой. Она бросилась к баку — алюминиевая кружка с мерзким звуком проскребла по дну. Нет воды. Легонько пошлепала его по щекам. Не помогло... Да очнись же! Как он смеет бросать ее теперь.
Шмыгая носом, девушка утерла слезы. Ну, хватит — пожалела себя и довольно! Он же дышит, он живой, чего же она оплакивает его раньше времени, кличет беду. Вот сейчас он откроет глаза и улыбнется, надо только подождать. Столько времени, сколько надо. Сейчас она возьмет себя в руки, перестанет биться в истерике. Слезами горю не поможешь.
