Опираясь на найденную тут же сучковатую палку, Майя тяжело поднялась и пошла прочь. Хотя ходьбой ее ковыляние назвать было трудно. Сзади громко хрустела валежником, и не отставала проклятая тварь. Она больше не пыталась нападать и вскоре девушка поняла почему. Правая нога под разорванным, пропитанным кровью комбинезоном вздулась и почернела. Майя совсем перестала ее чувствовать — похоже, укусы гадины ядовиты. В этом и заключалась ее нехитрая тактика — если жертва не поддается первому натиску и оказывает активное сопротивление, зачем тратить силы на борьбу? Стоит немного подождать и она, обессилившая от яда, сама упадет в зубы.
Вперед, вперед — набатом стучало в голове — вперед, наперекор слабости и боли. Ни в коем случае не останавливаться, выгонять из головы всякие посторонние мысли. Только вперед! Куда она ступала, Майя не видела из-за густого, стелившегося по пояс тумана, в котором она теперь ковыляла. Преследующей ее твари и вовсе не было видно, только слышалось придушенное туманом ворчание. Тварь была недовольна, ужин откладывался. "Ничего, — бормотала Майя, — никто тебе гадине и не обещал, что будет легко". Голос в голове твердил — вперед, вперед!
Лес появился из тумана совсем внезапно. Кромка его, поросла густым кустарником и камышом, и отовсюду пахло гарью. Лес горел понизу. Увидев огонь, девушка нерешительно остановилась. Туда — сказал голос в голове — там твое спасение. И она пошла. Прямо через дымящиеся кусты.
Взвыла, заметалась за спиной тварь. В ее реве было вселенское разочарование и сожаление о коварно ускользнувшей жертве. Но сунуться следом в тлеющий лес, она не решалась. Майя не пожалела сил, чтоб остановиться и плюнуть в ее сторону.
— Что, сожрала? Накось выкуси!
Продолжая двигаться через горящий лес, девушка вскоре поняла, что ничего опасного в этом нет, если, конечно, не попасть под падающие иногда деревья и беречь лицо и глаза. Только бы хватило сил! Только бы дойти! Когда яд окончательно свалит ее? Через двадцать минут, через десять? Кашляя от едкого дыма и утирая уцелевшим плечом слезы, Майя шла вперед. Она обходила очаги пожара по лужам-проплешинам, несколько раз падала. С криками боли поднималась и снова шла. Она уже перестала надеяться, как вдруг, сквозь дымящиеся деревья, увидела море...
* * *
На берегу не было ни тумана, ни дыма. Легкий ветерок с моря нес прохладу и свежесть.
И там был он! Искрящийся в лунном свете сферический купол, накрывающий пространство в половину футбольного поля и высотой с десятиэтажный дом. Даже ночью было видно, что воздух вокруг него колеблется, словно купол был раскален, но никакого жара не доносилось. Вокруг концентрическими кругами лежал поваленный лес, словно купол был эпицентром взрыва огромной мощности.
Лезть через лес у Майи не было ни сил, ни возможностей. У нее вообще уже не было сил ни на что. Первый раз она потеряла сознание, когда перебиралась через, обмелевшую от отлива крошечную лагунку. Оступилась, и упала. Когда через несколько минут пришла в себя, поняла, что больше уже не сможет подняться на ноги.
На душе было пусто и холодно, как в заснеженной пустыне. А ведь это смертный холод, поняла Майя. Во рту стоял тошнотворный вкус крови. Как это глупо — умереть, вот так вот в сотне шагов от купола и даже не узнать что он такое. Действительно ли стоило к нему так стремиться? Действительно ли он стоит жизни, ее жизни? Ей хотелось только одного: лечь и уснуть... спать месяцы, годы... Нет, нельзя... она должна дойти! Если не дойти, хотя бы доползти...
И она поползла. Ей нужно было обогнуть поваленный лес, она знала, что со стороны моря есть проход. Она ползла. Боли она уже не чувствовала. Сколько это продолжалось, она не знала. Проползала несколько десятков метров и впадала в забытье. Должно быть, прошло несколько часов. На востоке уже занималась заря, когда Майя, вынырнув из небытия после очередного марш-броска, вдруг обнаружила себя рядом с куполом. Его перламутровая поверхность, в паре метров от ее лица, играла огненными сполохами, в молочной глубине бежали разноцветные пятна, а воздух вокруг пульсировал, как над раскаленной плитой.
А можно ли к нему приближаться? Вдруг это опасно? Несмотря на смертельную усталость, Майя улыбнулась. Действительно, ей ли об этом рассуждать? Вперед и с песней!
Песни не получилось. Через несколько минут, Майя обнаружила себя на том же месте, только перед глазами было море. Бежали навстречу барашки волн, пенилась линия прибоя. Когда и как она успела развернуться? Некоторое время девушка силилась понять, успела ли она доползти до купола или вырубилась раньше. Ничего не решила и, вяло перебирая уцелевшими конечностями, словно только что проснувшаяся после зимней спячки черепаха, повернулась и поползла к колышущейся стене. Погрузила в нее голову, плечи, сунулась дальше... Она точно это уже делала! Еще несколько рывков... уже виден просвет впереди. Стоп. Почему она опять видит перед собой море? У нее галлюцинации? Это действие яда?
Повозившись, Майя села на песок, развернувшись к иллюзорной стене, и невидящим взглядом тупо уставилась на нее. Несколько секунд она мучительно боролась с головокружением и тошнотой, но потом все же смогла сконцентрироваться. Что же это получается? Она входит в нее и выходит обратно, как будто отражается в зеркале. Майя подобрала камушек и кинула в стену купола. Словно отскочив, камешек упал рядом с ней. Но она уже знала — камень не отскочил. Он прошел сквозь стену. Но вся штука в том, что с той стороны стены, тоже самое, что и с этой. Разум отказывался это понимать. Майю пробило на истерический смех. Они что играют с ней? Шутят? Шалят? Она схватила горсть песку и швырнула в стену. Песчинки вылетели ей навстречу.
— Эй, очнитесь там! Мне не до шуток! Вы не смотрите, что я смеюсь... это нервное... Сидите там наблюдаете... как мы тут загибаемся? Гады, сволочи! Мерзкие твари! Пропадите вы пропадом!
Когда она в следующий раз открыла глаза, стены не было.
Там где пару минут назад сверкал, переливался купол, зияла громадная воронка. Майя сплюнула на песок сгусток крови и подползла к краю. Что-то там было внизу. Что-то необычное. Вот только зрение не желало фокусироваться, и глаза слезились. Она медленно, медленно их протерла, задержала дыхание и открыла вновь. На дне воронки, зеркально поблескивая круглыми боками, лежал невероятных размеров аппарат, огромная металлическая чечевица. Внезапно по гладкой поверхности пробежала трещина. Со звонким щелчком раскрылись створки, словно раковина какого-то гигантского моллюска...
Досмотреть Майе не удалось. Сознание, удерживаемое в последние минуты лишь предельным напряжением воли, помутилось. Жизненные силы окончательно иссякли. Мир вокруг закрутился и полетел кувырком...
Глава четырнадцатая
— Бегаем туда-сюда как идиоты! — заявил Борис. — Этих чурок с собой таскаем...
— Позвольте! — возмутился Алексей Федорович.
— Ну... больных... — смягчил свой пыл Борис.
— За чурок ответишь! — хмуро вставил Илья.
— Да дело, как говорится, не в этом... — Егора, кажется, начали раздражать бесплодные препирания коллег, — что делать-то будем в итоге?
Они сидели в конференц-зале.
Только-только успели там запереться, как муравьи, каким-то образом преодолев лужи реактивов, наводнили коридор третьего этажа.
Люди натолкали каких-то тряпок под двери. Вовремя. Основную лавину удалось сдержать, но пару раз муравьям удавалось прорваться в зал. К счастью, в незначительном количестве. Они были сразу же обнаружены и затоптаны, а места их прорывов — решетка вентиляции и неплотно прикрытое окно, закрыты и законопачены. Последние несколько часов люди только тем и занимались, что нервно прислушивались и шарили глазами по углам и щелям — не просочится ли вновь откуда-нибудь ручеек огненных бестий. Бесконечный шорох муравьиных лапок лишал покоя и сводил с ума. Он шел отовсюду. Казалось, что мириады тварей, там за тонкими перегородками, сканируют каждый миллиметр поверхности, выискивая малейшую щель, чтоб ворваться в осажденную крепость, в которую превратился конференц-зал. Отовсюду тянуло характерным кисловатым запахом, от которого начала чесаться кожа, першило в горле и щипало глаза.
Положение складывалось: хуже некуда. Дышать становилось все труднее и труднее. Уйти нельзя. Окна не открыть. Да что там окна, все найденные отверстия во внешний мир были наглухо заткнуты, чтобы предотвратить вторжение.
— Поджигать надо, — откашлявшись в очередной раз, сказал Семенов.
Сказано это было таким будничным тоном, словно охотник предложил собравшимся сходить в магазин за баранками.
— Чего? — удивился Илья.
— Ни чего, а что! — поправил Семенов. — Институт надо поджигать. Отпугнем тварей огнем и дымом, уйдем в лес. Подадимся к дачному поселку. Здесь ловить больше нечего.
— А там?
— Там? — Семенов вздохнул, — может и там нечего... но другого выхода у нас нет.
— До автобуса бы добраться! — мечтательно причмокнул Борис.
— Как дым пойдет, я думаю, шершни разлетятся... — предположил Егор, да и муравьи эти... выберемся.
— Нет, подождите! — у Ильи в голове не укладывалось, как все так быстро решилось — институт, который, казалось, существовал вечно, во всяком случае, ему так казалось, так легко сдают врагу. Да какому врагу! Этой мелочи шелупонистой?! Да не помутился ли разум у его товарищей, от свалившихся на них несчастий?
— Нет! — повторил он, — этого допустить никак нельзя!
Товарищи удивленно посмотрели на него.
— Нашлись тут поджигатели! — эмоционально продолжил Илья, — Нероны, блин, Геростраты хреновы! Вы его строили, чтоб поджигать? Это же... это ж все, что у нас осталось! Это как нить, как пуповина... если его не будет... в общем, это — наше все!
— Да пойми ты, чудак, — почти ласково обратился к нему Семенов, ведь это он — институт твой, всех их сюда притягивает. Всю нечисть эту. Стоит он тут как хер на лбу, извиняюсь... как маяк, как магнит...
Илья изумленно уставился на него.
— Вы это серьезно?
Семенов хмыкнул и развел руками.
— Серьезно или нет... это уж ты понимай как хочешь... но факт остается фактом!
— Какой факт-то?
— А факт, вот какой! Хрена ли, этим осам и муравьям тут делать? Какого черта они сюда приперлись, как ты думаешь? Медом что ли им тут намазано? А динозавры эти? Неужто ж они такие голодные, как волки зимой, чтоб рейды совершать в незнакомую местность? И все для чего? Чтоб пару людишек сожрать? Откуда они вообще знали, что мы тут?
Теперь настала очередь хмыкать Илье. Это ж надо, какие люди умопостроения совершили, какие умозаключения сделали!
— А вы знаете, Василий Иванович, я вот как-то слышал умные слова: "Не надо пытаться извлекать информацию из собственных фантазий. Ее там все равно нет".
— Фантазии, говоришь?.. — голос Семенова стал жестким, как натянутый стальной трос. — Вон они фантазии за дверью шуршат. Эти фантазии Славку моего сожрали. Или ты в них не веришь? Так выйди... убедись в беспочвенности моих фантазий! Давай, вперед! Если успеешь, спроси, какого муравьиного хера, они сюда приползли?
— Да подождите вы! — не выдержав, вмешался Алексей Федорович. — Допустим, вы правы, — он повернулся к Семенову, — и здание действительно... — он замялся, подбирая термин, — действительно, каким-то образом ориентирует местных животных... Допустим...
— Ха! — вмешался Борис. — Лично я больше склоняюсь к мысли, что ориентируем, их лично мы. И вывод в связи с этим такой: куда бы мы не подались, все это последует за нами. Как говорится: и ад следовал за ним.
— Это ты не того наплел, — меланхолично поправил его Егор. — Ад следовал за всадником смерти.
— Да какая разница? — возмутился Борис.
— Принципиальная.
— Догматик чертов!
— А ты неуч!
— Сам придурок.
— А в ухо?
— Да прекратите вы спорить о ерунде! — остановил их доктор. — В причинах будем разбираться потом, если уцелеем. Давайте уже решать, что нам делать сейчас, сей момент?
— Я же говорю: поджигать, — отозвался от окна Семенов. — Возможно, Боря и прав, но поскольку это совсем уж безрадостная мысль, предлагаю придерживаться моего плана.
— Где логика? — удивился Илья. — Если следовать вашей гипотезе, Василий Иванович, что институт притягивает наших врагов... так пусть он себе и дальше их притягивает. Зачем же его поджигать? Ведь тогда его роль магнита перейдет к чему-то другому, например, к тому же дачному поселку. Давайте просто дождемся темноты и уйдем.
— Ага, дождешься ты ее, как же, — устало возразил Семенов, — сейчас пять, без малого, а темнеть начнет, дай бог, в районе десяти. А через пару часов мы тут задохнемся от этой вони. Они нас за это время достанут, как пить дать.
— Пить охота, — невпопад согласился Борис.
— Это просто пи...ц какой-то, — пробурчал с диванчика Федор.
— Вот именно, — поднял палец Егор, — Времени у нас немного, поэтому давайте рассуждать конструктивно. Отбросим заведомо проигрышные варианты, типа, чтобы мы не делали, все равно умрем... Ибо тогда действительно, можно поджигать и даже никуда не уходить, сидеть молиться. Кто в бога верует?
— Какой бог? — возмутился Борис. — Его и дома-то нет, а здесь его тем более нет!
Егор покосился на него, но в спор с воинствующим атеистом вступать не стал.
— Так вот, — продолжил он, — допустим Иваныч прав. Подожжем мы здание, дальше что? Во-первых, надо умудриться при этом, самим не сгореть...
— Чего тут думать? — рубанул рукой Семенов. — Я уже обдумал все. Здесь две двери. Вон у той, — он показал рукой в сторону кафедры, — сваливаем в кучу кресла, бумагу, в общем, все, что горит и хорошо дымит. Поджигаем. Когда начнет разгораться, открываем окно напротив — дым потянет в коридоры. Пять минут ждем, пока твари разбегутся, и выбиваем дверь. Выталкиваем кучу в коридор, для дополнительного эффекта. Еще через пять минут, убедившись, что путь свободен, покидаем помещение через вторую дверь. Спускаемся на пролет вниз и уходим в переход. Чтоб за нами никто не увязался, поджигаем пару кабинетов за собой. Дожидаемся когда вокруг, как следует, заполыхает и выходим наружу через запасной выход. Ладно, я выхожу, — уточнил он, глянув на нерешительные лица товарищей, — добираюсь до автобуса, подгоняю его прямо к двери. Грузимся и отваливаем. Там решим по ходу, к поселку ли, или еще куда. Факт тот, что на колесах нам ни пчелы, ни муравьи не страшны.
На несколько минут воцарилось молчанье, прерываемое лишь кашлем кого-нибудь из присутствующих.
— Мда... — наконец сказал доктор, — складно излагаете. Однако есть одно "но". А ну, как не разбегутся муравьи? А ведь еще осы есть... Тогда что будем делать? Пути-то назад уже не будет.
— Да куда они денутся? — удивился Семенов. — Огня все приучены бояться. Совсем не сбегут, так отступят. А много ли нам времени надо? Лишь бы до автобуса добраться...
— Стойте! — вдруг крикнул Борис, торчавший все это время возле двери. — Я их не слышу... — пояснил он, повернувшимся на его вопль, товарищам, — уже минут пять не слышу. То шебуршились, шуршали непрерывно... а теперь тишина! И вонять меньше стало. Они ушли.
