Женька принялся брыкаться, пытаюсь развернуться и укусить дядьку за руку.
— Он еще кусается, подгон босяцкий! — бандит поставил его на ноги и хорошенько встряхнул, — Да не ори ты, оглохнуть можно!
— Где твой брат? Вы хоть подумали, что с матерью будет? — это уже разлохмаченная тетка накинулась.
— Гришка... там... спасите его, — тут у Женьки не выдержали нервы и он разревелся как последний сопляк.
* * *
Солнце немилосердно припекало макушку. Темные силуэты все так же кружили у самой поверхности, время от времени высовывая хищные пасти. Кажется, их стало, больше. Кровь на ноге запеклась бурой коркой, натягивая кожу, а в горле пересохло так, что даже сглотнуть невозможно. Но Гришка уже не обращал внимания на эту ерунду. Мысли путались, усталость навалилась тяжелым ватным покрывалом, и незаметно он провалился в состояние между сном и явью, когда действительность обманчива. Только бы не сорваться... не упасть в воду...
— Эй, шкет! Ты живой? — громкий мужской окрик, — слышишь меня?
— Он весь в крови, — к мужскому голосу, присоединился обеспокоенный женский.
— Гришка! — это голос брата.
Собственное имя стучало многократным затухающим эхом в мозгу. Что-то прошуршало и шлепнулось у головы. Голоса наверху продолжали совещаться. Он с трудом разлепил веки и открыл глаза — белые блики скакали, мешая разглядеть людей наверху. Рядом лежал конец веревки. Проследив взглядом по нему, он увидел, что другой конец держит какой-то дядька. Рядом с ним женщина и младший братишка. Собственно видны были только головы и руки, все трое лежали на краю и на разные голоса кричали ему хватать веревку.
— Если не сможет сам, кому-то придется спускаться, — мужик покачал головой. — Эй, пацан... обмотай вокруг пояса и держись крепче.
Гришка возился, казалось, целую вечность. Занемевшие руки, плохо слушались, были словно чужие. От его ерзаний, сосна сдвинулась с места и медленно поползла вниз. Наверху охнули сразу в несколько голосов. Крону подхватило теченьем и это ускорило паденье. С громким плеском ствол рухнул в реку, распугав "крокодилов". Вода, пенясь, поглотила его, но вскоре он всплыл уже дальше по теченью. Тут только Гришка сообразил, что все это время он провисел под обрывом, а жгучая боль вокруг живота — от веревки, впившейся в кожу.
— Успел, таки, — удовлетворенно констатировал голос сверху, и его начали быстро поднимать.
На последних полметра мальчика подхватили под мышки и втянули на осыпающуюся кручу.
— Ничего страшного, — бегло осмотрев ногу, вынес вердикт дядька, — до свадьбы заживет! Идти сможешь? — обратился он к Гришке.
Тот неуверенно покачал головой.
— Не знаю, смогу, наверно... медленно только...
— Медленно не годится! — мужик легко подхватил его, перекинул через плечо, и зашагал прочь от обрыва.
— Сейчас, сейчас... — женщина семенила следом, — до машины только доберемся. Потерпи милый!
Сияющий Женька шел рядом, то, забегая вперед, то, отставая на полшага, заглядывал в лицо брату. Ему не терпелось поведать о своих приключениях, но он сдерживался.
* * *
Дневник Майи 21.03.200...
"Боже, неужели этот страшный день, наконец-то, закончился? Сил нет совершенно, вдобавок, зверски болит нога. Алексей Федорович дал мне "фастум гель". Марек усиленно втирал его мне в колено, но пока что не очень помогает. Честно говоря, я сначала смущалась, не каждый день мужчины наглаживают мне коленки. Но потом ничего, привыкла. Все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возятся с тобой, как с ребенком, бормочут, что-то успокаивающее, ласковое. Как мне этого не хватало здесь...
Локоть тоже болит, но терпимо, просто кожа содрана.
Писать в дневник нет никакого желания, но заставляет непонятное чувство долга. Да собственно, и заняться больше нечем. Спать не могу. Страшно представить, что останусь ночью одна. Не дай бог, то, что я видела наяву, вернется во сне. Это как тогда в детстве... когда утонул в реке сосед с первого этажа. Все ходили смотреть на него и я тоже. А потом мама три ночи сидела у моей постели, потому что стоило закрыть глаза, и я вновь видела раздутое синюшное тело. Так и сейчас, никак не удается прогнать страшное видение.
Альбина поступила просто — напилась с Мареком коньяка, устроила небольшую истерику и теперь дрыхнет на диванчике. А у меня не получается. К сожалению, тот вкусный ликер закончился. Пробовала пить коньяк — лезет обратно. Даже запах спиртного отвратителен.
Марек ушел минут десять назад. Ему нужно быть с Ильей. Оставил мне самодельную лампу. Состоит она из обычной спиртовки, на которую одета стеклянная трубка. Налит в спиртовку не спирт, а какая-то вонючая жидкость. Не знаю, как она называется, но пламя дает яркое. Правда и расходуется жидкость довольно быстро — за то время пока мы сидели, осталось меньше половины.
Постоянно задаю себе вопрос: продолжаю ли я верить в то, что нас кто-нибудь спасет, и мы сможем вернуться назад в свой мир? Раньше мне казалось, что это возможно, или, по крайней мере, я заставляла себя верить. А теперь? А вот теперь, я должна себе признаться — совсем уже не верю. С каждым прошедшим днем ситуация становится только хуже. Сегодня пятые сутки нашего пребывания здесь и следует признать — если убыль нашего населения сохранит те же темпы, очень сомневаюсь, что нам удастся прожить хотя бы еще столько же.
На сегодня из списка живых вычеркнуто еще четыре человека. И пусть один, вернее одна из них — кондукторша, с самого начала была одной ногой в могиле, а второй при жизни был бандитом... все равно их жалко до слез. А остальных двух и вовсе!
А знаете что самое неприятное? В определенные моменты времени (надо сказать — в самые драматические моменты), я словно знаю, что произойдет дальше. Словно этот кошмар порождение моего разума. Так было и перед заварухой с бандитами, и накануне встречи с динозаврами. Может, я просто сошла с ума и у меня комплексная галлюцинация? Или какая-нибудь ложная память? Что я знаю про шизофреников? Паранойяльный бред, обрыв сознания... Негусто. Но даже мне ясно, что если такие сложно наведенные галлюцинации и существуют, они никак не могут возникнуть ни с того ни с сего. Тогда остается признать, что я в добром... нет, слово добрый тут не подходит... просто в душевном здравии, и все что с нами случилось, произошло наяву. Ох, лучше бы я свихнулась!
Итак. Динозавры явились в час восемнадцать. Это сказала Альбина, она в машине умудрилась посмотреть на часы. Мне-то в тот момент было не до замеров времени. Первой погибла Анна — она ближе всех была к пролеску. Впрочем, что я говорю... тела ее так и не нашли, только следы... Это дает формальный повод считать ее не погибшей, а пропавшей без вести, но, кажется, кроме Ильи, в это никто не верит. Ну и пусть, если ему так легче. У меня не хватило духу рассказать, что видела и Альбине строго настрого запретила. Только дура Наталья, успела что-то такое вякнуть, хотя сама ничего толком не знает. Но потом, увидев, как меняется лицо Ильи, прикусила язык. Ее быстренько вывели в коридор от греха подальше и объяснили что к чему. Она ведь помимо прочего умудрилась сбежать из буфета, заперев там Татьяну. Сейчас эта идиотка клянется, что захлопнула дверь машинально, в состоянии аффекта. Может, так оно было, но друзей от этого у нее не прибавилось. Очень жаль Варвару Петровну, хотя Наталья утверждает, будто померла она еще до того, как динозавры ворвались в буфет. Алексей Федорович осмотрев тело, сказал, что это возможно, судя по отсутствию следов борьбы и еще чего-то там... не помню. На этом вопрос и закрыли. Как мы теперь без нее, даже не представлю. Ведь она была заводилой и душой компании, объединившая нас и институтских женщин в одну команду.
Теперь о забавном, хоть и грешно в таких обстоятельствах. Учудила Фатима. Самовольно напившись успокоительного, умудрилась почти все проспать. Проснулась только от выстрелов Ильи. Выползла из медпункта и чуть ли не нос к носу столкнулась с удирающим из буфета динозавром. Грохнулась в обморок. По счастью, ошпаренная Ильей зверюга не удостоила ее вниманием (этот факт немедленно стал предметом насмешек Марека — дескать, нашей красавицы Фатимы, даже доисторическое ископаемое испугалось).
Потом приехали Семенов и еще трое охотников. Что-то такое Семенов видимо подозревал, судя по тому, как они с оружием наготове ворвались в вестибюль. Не стану тут описывать, как вытягивались их лица по мере узнавания подробностей произошедшего. Оставив с нами милиционера, Алексея Федоровича и таксиста, Семенов на своем джипе помчался обратно, чтоб предупредить Славку и людей в дачном поселке. Тех, что искали продукты.
Продукты, кстати, нашли. Всякие соленья-варенья и десять мешков картошки.
Закрадываются сомнения. Ведь если б никто не поехал туда, все остались бы живы. А так... Поменяли десять мешков картошки на двух человек... По пять мешков за человека. Такой вот обмен...
Следующим актом драмы, стало появление странной компании из Альбины, беглого главаря бандитов и Татьяниных мальчишек. Немая сцена была покруче, чем в "Ревизоре". Некоторое время я думала, что мужчины сейчас начнут стрелять друг в друга, такие у них были лица. Особенно кривился милиционер — автомат у него в руках так и ходил ходуном. Альбина мне потом сказала, что она готова была встать впереди Виталия (так зовут бандита), чтоб не начали палить. Ситуацию разрядила Татьяна, которая, преодолев столбняк, кинулась к своим детям, начав их обнимать, целовать и одновременно колотить. Тут уж мало кто смог сдержать улыбку.
Все познается в сравнении. Какое мне было дело до этих малолетних негодяев еще четыре дня назад? А теперь, я буквально счастлива, что мальчишки оказались живы и здоровы. Сказать честно, мы уже не чаяли их увидеть. У старшего распорота нога, но ведь это такая ерунда, по сравнению с тем, что могло с ними случиться. Судя по рассказу Альбины, юным балбесам сильно повезло, злодейка-судьба, за один час погубившая двоих взрослых, отчего-то оказалась к ним милостива — старшего не сожрали жутковатые речные зверюги, а младший не достался на обед птенчикам огромного птеранодона. Интересно, отбила ли у них эта история охоту к сомнительным приключениям?"
Глава десятая
— Ну что... — сказал Штерн, глядя на вошедшего в конференц-зал Семенова, — все теперь в сборе?
Тот пожал богатырскими плечами.
— Славка с Егоркой внизу на вахте. Остальные... — он окинул взглядом собравшихся.
— Да здесь все! — крикнул со своего места Борис.
— Давайте начинать! — поддержала его Фатима. — Сидим, сидим... задница уже вспотела.
Марек оглянулся. Остатки их коллектива свободно разместились на первых двух рядах кресел. Десять мужчин, семь женщин. Мальчишек Татьяна заперла в кабинете замдиректора, прямо напротив конференц-зала. Пацанам теперь не позавидуешь — мать с них глаз не спускает. Они таскаются за ней всюду и гундят, что больше не будут. Марек покосился на сидевшего рядом с ним Илью, и покачал головой — со вчерашнего дня его друг пребывал в совершенной прострации. Вот и сейчас глядит отрешенным взглядом куда-то сквозь кафедру с маячившим за ней Штерном. Со вчерашнего дня не сказал ни слова. Марек участливо терся рядом, пытаясь как-то отвлечь от грустных мыслей про исчезнувшую подругу. Заходили другие люди, девушки заглядывали, участливо спрашивали про самочувствие, приносили поесть. Но Илья лишь лежал и молчал. Сегодня, правда, дал себя уговорить, и, так же молча, встал и пошел на собрание.
— А этот где?
Марек вздрогнул от резкого женского голоса под самым ухом. Разъясняя свой вопрос, Наталья энергичными жестами изобразила главаря бандитов.
— Виталик? — усмехнулся Семенов. — В спортзале штангу жмет, — и, насладившись изумленными взглядами, пояснил. — Заперли его там, пока, суть да дело. Вот, кстати, предлагаю, и вынести это первым вопросом. Что будем делать с гражданином бывшим, а ныне раскаявшимся бандитом?
— Да шлепнуть и все дела! — буркнул прапорщик Николай. — Как он моего Петьку...
Семенов пожал плечами.
— Он говорит, что никого не убивал.
— Было бы странно, если бы он утверждал обратное... — Алексей Федорович развел руками. — Я, знаете ли, не склонен ему доверять.
— Точно! — взвизгнула Наталья, заставив сидящего рядом Марека поморщиться. — Я ему тоже не верю, роже бандитской!
— Ты на свою физиономию посмотри, — заметила ей Альбина.
И пока Наталья задыхалась от злости и переглядывалась с Фатимой ища, чтобы такое хлесткое ответить "понаехавшей" нахалке, Альбина встала и, пройдя изящным шагом по проходу, встала перед кафедрой.
— Я считаю, что Виталий хороший человек!
— Считает она... — прошипела Наталья. — Видели мы, как ты ему глазки строишь... шалава!
— Да заткнешься ли ты?.. — крикнула ей со своего места Татьяна. — Жопа с ручкой!
— Это я жопа? Ах ты...
— Дамы, дамы!.. — замахал на них руками Штерн. — Не ссорьтесь, я вас умоляю! Давайте по существу уже!
— Я по существу! — с нажимом продолжила Альбина. — Он спас детей! Что вы на это возразите?
— Да! — поддакнула ей Татьяна.
Остальные молчали, не возражали, но и "за" больше никто не высказывался. Выждав соответствующую паузу, Семенов кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Раз все молчат, скажу я. Провел я, значит, с нашим подследственным беседу... В общем я верю, что он никого не убил... Подожди Коля! — поднял он руку останавливая открывшего было рот прапорщика. — Я ж не говорю, что он не пытался! Но в текущей ситуации, без своей компании, он для нас опасности не представляет, по той простой причине, что он, как умный человек... а он, безусловно, человек умный... понимает — выжить мы можем, только объединив усилия. Если когда-нибудь мы вернемся в свой мир, пусть там правосудие решает, что с ним делать. Да и какой у нас выбор? Пристрелить его? Ну, идите, стреляйте, у кого рука поднимется...
— Нет! — соскочив со своего места, Татьяна протестующе замахала руками.
— Держать взаперти и кормить такого лба? — продолжил Семенов, — я думаю тоже вряд ли кто желает... Изгнать? Но он все равно к нам вернется, куда ему деваться. Да и не гуманно это... Поэтому я за то, чтобы дать ему возможность реабилитироваться и стать членом нашего коллектива.
— Ты глянь, гуманист, какой выискался... — недовольно пробормотал милиционер, — не ты ли их как собак стрелял?
Семенов усмехнулся.
— Там Коля была другая ситуация! И она требовала соответствующих действий.
— И что, ты ему оружие в руки дашь? — не унимался прапорщик, — да он тебя же первого и шлепнет! А потом меня!
— Не шлепнул же... думаешь, у него возможности не было кого-нибудь пристрелить? Не стал, значит, думал, что еще возможно примирение. В общем, я за то, чтобы его освободить и разрешить с нами жить. Предлагаю проголосовать, — и он первым поднял руку. Тут же руки подняли и Альбина с Татьяной.
— А я против! — упрямо сказал Николай, и даже демонстративно сунул руки под мышки.
— Убедили! — сказал Алексей Федорович и поднял руку. Его примеру последовал и Штерн.
