Растин медленно повернул голову. Этот голос трудно забыть, однажды услышав.
— Лилиан? — Верховный Жрец Лейлы тоже повернулся. — Так вот, что означали твои слова о том, что ты уже принадлежишь ей?
— Что с вами, лорд Растин? — Олег , который до сих пор наслаждался течением беседы, встревожено вздрогнул.
А на перилах корабля, небрежно, словно заняв привычное место, устроился Лилиан Катани, сапфировоглазый жрец Лейлы.
— Путешествуешь инкогнито, мальчик?
— Да нет, — пожимает он плечами.— Меня просто просили некоторые аспекты по возможности удерживать при себе.
В какой-то миг стало казаться, что они одни.
— Она попросила убить тебя.
— Он тоже.
Они внезапно улыбнулись друг другу.
— Забавно, — выдохнул Растин. — Я мечтал о встрече с тобой, но несколько в иной обстановке. А теперь мы даже не можем попытаться убить друг друга.
— Ну и как бы я умирал? — веселая улыбка принца.
— Медленно. Я бы преподал тебе множество уроков наслаждения болью.
— Я сам предпочитаю причинять боль, лорд Растин.
— Знаю, поэтому это будет такое неоценимое удовольствие. Хотя кое в чем ты не прав.
— Правда? — в сапфировых глазах мелькнул искренний интерес. — В чем же?
— Это личная беседа, — кивнул в сторону присутствующих мужчина.
Идеальная бровь чуть дернулась:
— Ты заботишься обо мне?
— Пикантная ситуация, верно? — Растин улыбнулся. — Кажется, тебе не нравятся, когда мужчины слишком настойчивы в отношении тебя, Твое Высочество? А что насчет оборотня? Говорят, что у вас неземная любовь?
— Он бы оценил шутку, — задумчиво кивает юноша, и жрец Роя внезапно понимает, насколько мальчик изменился с того момента, когда они виделись в последний раз. Он растет даже слишком быстро.
— Как бы ТЫ убил меня?
— Быстро. Так, что бы ты не успел придумать, как вывернуться.
— Разумно, — кивает жрец Роя. — Очень разумно. Ты вырос, Принц, ты способен поступиться своими и её желаниями.
— Рад слышать, что мы понимаем друг друга, — темноволосая голова склоняется в надменном поклоне.
— Что ж, Лилиан Изгнанный и Прекрасный, пират и Принц, я с сожалением должен прервать нашу несомненно увлекательную беседу. Но мы еще пообщаемся. Путь предстоит долгий. Было интересно пообщаться.
— Взаимно. Любимец Мрака.
И Жрец Роя удалился в сопровождении недоумевающего Олега.
Лилиан смотрел ему вслед:
— Совершенство притягивает, — прошептал он. — А он совершенный жрец Роя. Сволочь и негодяй, садист и убийца... Да, совершенен, я понимаю почему боги находят его привлекательным.
— Интересное течение беседы, — тихо замечает рядом Лорд Дейн. — Лорд Лилиан, не могли бы вы немного рассказать о нем и вашем времени. Что случилось с культом Лейлы?
— Каково это — быть любовником бога? — я смотрел на то, как волны плещут за бортом. Это успокаивало.
Голубой глаз насмешливо косит в мою сторону.
— Какой забавный вопрос из твоих уст, мальчик. Это не описать — это можно только почувствовать. Поверь мне. На твой вопрос просто нет ответа.
Это была наша с ним игра. Вопрос — ответ. Предельно откровенно, предельно честно. Это было какое-то странное причиняющее боль, удовольствие. И сейчас я ждал его вопроса.
— Если бы не Лейла, а первым был Рой?
— Я бы служил ему так, как сейчас служу ей, — тихо ответил я. — Обожая всем сердцем.
Он кивает, словно я подтвердил чьи-то слова.
— Что ты имел в виду тогда? Насчет боли?
— Оо... ты все же решился задать этот вопрос... просто ты не только любишь причинять боль, тебе нравиться её испытывать, когда её причиняют тебе... Потому что когда ты призвал Божественный Огонь в день нашей первой встречи с тобой — ты ощущал наслаждение и радость, я прав?
Я медленно киваю.
— Так вот. На самом деле — это БОЛЬ. Пропустить сквозь себя божественную силу — это почти запредельное ощущение боли, жрец Лейлы.
Я смотрел на него, чувствуя, как пульсирует в висках кровь. Паскудно, но этот ублюдок говорил правду, потому что прекрасно знал, что нет страшнее оружия, чем правда, сказанная в нужный момент и нужному человеку. И он умел пользоваться этим видом оружия в совершенстве...
— Приятно видеть такое твое выражение лица, дорогой Лиани, — рассмеялся он.
Сокращенное имя, которым меня называл фактически только Кэртис, меня доконало.
— Тебе нравиться? — видя что-то на моем лице, что доставляло ему еще большее удовольствие, улыбался он, наслаждаясь. — Я буду звать тебя так. Лиани. Чувствуешь вкус и песню именно этого звучания, Лиани?
— Ненавижу тебя, — внезапно успокоившись, прошипел я. — Ненавижу.
Эту битву я проиграл.
Вечером Итул учил меня снова мысленному общению, но я никак не мог сосредоточится. Мысли все время скатывались в сторону состоявшейся беседы.
Наконец, некромант вздохнул:
— Бесполезно, Лилиан. Ты слишком напряжен. Ярость и жажда крови просто невыносимы, настолько, что я начиню поддаваться твоим эмоциям. А некромант жаждущий крови на таком узком пространстве — это не слишком хорошая идея. Ты не мог бы закрыться? Если я и мои коллеги сдержимся, то Рэд, боюсь, еще слишком молод и неопытен. А он в последнее время очень хорошо ощущает твои эмоции.
— Это еще почему? — удивился я.
— Потому что начал воспринимать тебя как своего соперника, — улыбнулся Итул. — Я же постоянно привожу тебя ему в пример. Вот он и начал думать, что ты можешь занять его место. Он же не знает, что ты жрец Лейлы... и не намерен связывать свою жизнь с другими направлениями служения.
Я резко вскидываю голову.
Некромант качает головой:
— Я заметил, потому что учу тебя и довольно часто соприкасаюсь с твоей аурой. Даже Таши не разгадал. Никто и подумать не может, что Жрец Лейлы может быть так молод, как ты.
Я медленно киваю. Пока этот предрассудок был мне на руку.
— Я не скрываю этого, но не распространяюсь... пока не придет время. Просьба богини в этом плане была довольно свободной.
— Ты действительно разговариваешь с богами, — кивает Итул. — Ты знаешь, что у мальчика с которым ты постоянно связываешься, очень странная аура?
— Знаю, — киваю я. — Ты что-нибудь понимаешь? Ни я , ни Верховный Жрец Доэра так и не смогли ничего понять.
— И не надо, — качает головой некромант. — Поверь мне, у твоего младшего брата очень необычная судьба. И он совсем не зря стал одним из Воинов. Знания того, что ему предстоит в его судьбе может лечь слишком тяжелым грузом как на его плечи, так и на твои, Лилиан.
И мне не остается ничего другого, как согласиться с его мнением.
Кирилл мягко и бесшумно двигался по коридору. Что-то вело его, какое-то непреодолимое чувство.
Запретные Земли. Они ступили на землю этих островов поздно вечером и утром должны отправиться в лагерь Избранных. Этот перевалочный пункт организовали специально для принятия Воинов. И кроме воинов Мирейи сейчас в этом небольшом здании гостили еще четыре Воина. Они прибыли с далекого Севера. Могучие, огромные мужчины, закутанные в меха, несмотря на жару, сплошь покрытые шрамами. Они только плечами пожали, когда узнали, что Воин Мирейи — двенадцатилетний мальчик. Однако их мнение кардинально изменилось, когда они узнали, что этот мальчик убил осанну — легендарную радужную смерть.
Ночью Кирилл проснулся от того, что ему послышался слабый вскрик. Именно туда, где ему казалось, он его услышал, он и шел.
Тревожное чувство вело его дверям в комнаты северян. Он неуверенно коснулся двери рукой, не совсем понимая, что делает сейчас и здесь. Дверь от легкого прикосновения бесшумно распахнулась и юный принц замер, словно попал в свой ночной кошмар.
Огромный полуголый воин держал за волосы тонкого изящного обнаженного бронзовокожего юношу. Тот яростно вырывался, но сражался молча.
Воин, явно распаленный этим сопротивлением, резко ударил пленника, на шее которого сверкнула полоска рабского ошейника.
В тот момент, когда их застал Кирилл, северянин с тяжелым рыком заломил юноше руки и... принц тихо выдохнул, когда услышал надрывный, полный ужаса и унижения крик раба и наконец, пришел в себя.
— Господин мой, — на его плечо легла теплая рука Сухмета. — Это зрелище не для твоих глаз.
Мальчик дернул плечом, вырываясь, и шагнул вперед.
— Прекрати!
Властные интонации его голоса, человека привыкшего, что его приказам подчиняются, заставили северянина резко остановиться и недоуменно уставиться на непрошенных гостей.
— Восточник, — наконец проговорил он. — Уведи маленького Воина. Если только он не собирается присоединиться к обучению этого строптивого раба.
Юноша под ним тихо стонал сквозь стиснутые зубы. Слезы беззвучно капали с его лица.
— Я никуда не уйду, — холодно отозвался Кирилл. — И если ты не хочешь, что бы мы тут и сейчас нарушили закон о неприкосновенности Воинов — ты прекратишь, и продашь этого раба мне.
Воин внимательно вгляделся в глаза мальчика стоящего перед ним. Синие пламя ярости и такой тоскливой ненависти водоворотами кружило на дне этих колодцев, что он невольно вздрогнул. Словно перед ним стоял и вовсе не мальчишка, а какое-то совершенно иное создание. Северянину внезапно вспомнились слова их оракула, который предупреждал, что желания неба должны быть выполнены, если он не хочет, что бы кара настигла его позже... И сейчас он видел бушующее небо в глазах стоящего перед ним маленького Воина Мирейи.
— Забирай так, маленький Воин, — принял он решение, отпуская строптивого раба. — Он твой.
Мальчик медленно кивнул и шторм в его зрачках поутих. Он развернулся и зашагал прочь из комнаты, несмотря следуют ли за ним Сухмет и его новое приобретение.
Лишь войдя в свою комнату, он оглянулся. Восточный воин поддерживал все еще обнаженного юношу, который смотрел исподлобья.
— Зачем ты это сделал? — хриплый сорванный голос.
Сухмет осуждающе покосился на свою ношу, но промолчал.
Кирилл сел на кровать и устало поднял на них глаза:
— Считай, что я выплачиваю старый долг.
— Я опозорен, — юноша высвободился из рук Сухмета и опустился на пол, обнимая худые колени руками.
Кирилл устало потер виски руками:
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — глухой ответ.
— Моему брату, — помолчав, начал говорить принц. — было четырнадцать, когда его изнасиловали. Но он не сломался и не говорил, что был опозорен. Он отомстил своему обидчику и стал одним из самых могущественных людей, которых я только знаю. И если ты собираешься поступить по-иному, то тогда тебе лучше вернуться к своему хозяину прямо сейчас. Потом тебе будет нравится твое положение, и ты начнешь получать удовольствие, втихую ненавидеть своих хозяев за это.
— Что ты понимаешь?!.. — поднял голову пленник, и глаза его полыхают.
— Помолчи, — поморщился Кирилл. — Мой брат трижды вытаскивал меня из-под того, кто был моим отцом. Но на четвертый его не было рядом, а у меня не достало сил и хитрости защитить себя. Мне тогда было девять лет. Поверь, тебе повезло намного больше, чем мне или моему брату. Ты еще что-то хочешь сказать?
Увидев потрясенное лицо пленника, мальчик только качнул головой:
— Сухмет, — он взглянул на восточника, который стоял изваянием, боясь пошевелиться. Если бы он только знал. Он бы ни за что не допустил, чтобы господин смог все это увидеть. Ни за что. — Одень его. Сними ошейник. Он свободный человек. И устрой куда-нибудь. Если захочет — останется, нет — собери ему все необходимое в дорогу. А теперь выметайтесь оба из моей спальни, я дико устал и хочу спать.
— Да, мой господин, — медленно кланяется Сухмет и подхватывает теперь уже бывшего раба. — Идем...
Кирилл упал в подушки, как только за ними закрылась дверь, и беззвучно заплакал.
Глава двадцать девятая. Прибытие
Сиган задумчиво крутил кружку с пенистым пивом. Его взгляд выглядел затуманенным, в таверне все притихли, потому что когда у Сигана Убийцы такое лицо, то будет история. Точнее будет — История. В моем капитане пропадал настоящий дар сказителя. Если бы не его происхождение и последующие из этого обстоятельства события, когда он стал пиратом, а затем и мое появление вкупе с богиней, которой он отдал свою верность и душу...
Наверное, в каждом жреце Лейлы пропадал еще какой-нибудь талант, потому что не зря же Кэртис так удивлялся и печалился тому, что я не стал бардом в свое время. Так и с Сиганом. Он воистину был Сказителем...
— Его имя было Рэдис Кровавый. И многие полагали, что был он больным садистом и убийцей, — тихо заговорил капитан, и в таверне наступила почти мертвая Тишин. О Рэдисе Кровавом слышали слишком многие, и легенды эти были одна кровавее другой. — Славился сей славный пират тем, что убивал своих пленных, живьем разрезая на куски, которые затем высылал строптивым родственникам, отказавшимся платить выкуп. Не щадил ни детей, ни женщин. А особо красивых отдавал на потеху сиренам... Говаривали, что владел он колдовством, ибо был неуловим, однако мало кто помнит, кем он был до этого.
Наверное, в этот момент притихли даже мухи на потолке, потому что о прошлом Рэдиса Кровавого не знал вообще никто. Откуда Сиган узнал, я мог только догадываться. Однако, если он упомянул сирен, то возможна одна из них рассказала ему историю...
— Он был хорошим человеком, отличным моряком и верным своей стране солдатом, капитаном своего корабля. Его тогда звали Рэдис Золотой Барс, но позже никто не вспоминал это красивое прозвище. Верность своему Правителю и сыграла с ним злую шутку. Однажды этот благородный человек, которого любили и уважали его подчиненные и соседи, полюбил,— и любовь эта была взаимной. Она была Певицей. И многие очень многие завистливыми взглядами с тех пор провожали спину благородного капитана. Сам Правитель благословил их свадьбу, когда одарил капитана свадебным подарком в виде ожерелья для прекрасной шейки его жены.
Потом у этих двоих родилась дочь и не было более счастливого человека на всем Эмире... Но в их стране поклонялись не Доэру Солнечному а самому солнцу, варварский культ был, сейчас о нем почти и не помнят, а тогда...
Сиган отпил из своей кружки, и горестно покачал головой.
— Приказ Правителя громом среди ясного неба прозвучал для всех жителей той несчастной страны. Сотня девочек должна была быть принесена в жертву Солнцу, заживо сожженные на главной площади перед храмом Солнца. И по жребию судьба эта была уготована дочери Рэдиса Золотого Барса. И он дрался с теми, кто пришел за его дочерью, а рядом насмерть стояла его жена, и за их спинами стояла его команда, которая без колебаний пришла на помощь своему капитану, прослышав о беде...
Тихий одобрительный выдох пронеся по таверне.
— Но воины Правителя все же положили большую часть его матросов, а дочь и жену забрали с собой, когда он упал истекающий кровью на пороге своего дома. В полдень заполыхал жертвенный костер. Капитан все-таки смог прийти, раненный, окровавленный, страшный, он смотрел пустыми глазами, как корчатся сотня детских тел в жадных языках пламени, он видел как с криком вырвалась из рядов, окружающей её стражи, его Певица и бросилась в огонь, интуитивно находя свою дочь, обнимая её и сгорая вместе с ней. А в руках капитан сжимал окровавленное ожерелье, подаренное на свадьбу его Правителем. Жертвенных детей нельзя было хоронить, да и мало кто мог разобрать, чьи кости и прах смешались в тот день на костре.
