...Хорошо, когда есть и такие воспоминания. А то ведь совсем погано, когда и вспомнить нечего. Нет, жил он эти полтора года неплохо, а что дальше будет? Что будет, то и будет. Загад не бывает богат. Сидели они все первого за ужином, отдыхая от праздника, когда вошёл в кухню хозяин, и он понял: вот и оно, не передумал. Хозяин оглядел их и распорядился.
— Рыжий, приготовь фургон.
Он привычно вскочил.
— Да, хозяин.
— Завтра с утра поедете со мной оба, и ты, и Лутошка. В Аргат.
Остальные ещё не поняли и смотрели с интересом. Но следующая фраза поставила всё на свои места.
— Большуха, дашь им каждому рубашку и штаны, какие похуже.
— Да, хозяин, — ответила сразу побледневшая Большуха.
Охнув, схватилась обеими руками за рот Красава. Замолчали остальные.
— Прямо в этом и поедут? — сурово спросила Нянька.
Хозяин усмехнулся.
— Боишься, поморозятся? Нет, поедут в обычном, а перед отстойником переоденутся.
Еще раз оглядел всех и вышел...
...И опять же, сказал накануне, дал им возможность собраться и проститься. Не как у Сторрама, когда его прямо с работы выдернули. И в дороге... выпускал на оправку и не торопил, кормил досыта и горячим из термоса, ночевали фургоне каждый в своём спальном мешке с тёплым вкладышем. И самое главное — не лез с разговорами. То ли понимал, что им уже не до него, то ли... да хрен с ним, бывший он уже, капитан Ридург Коррант. И последние метки до Аргата они ехали в фургоне, Лутошка испуганно жался к нему, как новобранец под бомбёжкой.
— Сколько тебе лет, Лутошка? — тихо спросил он. — Шестнадцать?
— В цветень семнадцать будет, — всхлипнул Лутошка.
— Вот ты сколько с матерью был. Везучий ты, Лутошка. Мне вот не повезло.
— Ага, — Лутошка шмыгнул носом, — ага, я помню, ты говорил. Рыжий, а что теперь с нами будет?
— В отстойнике? Отведут в камеру, потом врач посмотрит, здоровье проверит, потом сортировка, а там и торги.
— Ага, ага, — кивал Лутошка. — Рыжий, а бить нас не будут?
— Не знаю, — он усмехнулся. — Это у меня третьи торги будут. Пока не били...
...Пока их не били. Выпустили из фургона в подземном гараже. Он успел шепнуть Лутошке, чтоб молчал и не рыпался. Хозяин, видно, всё оформил заранее, потому что сразу уехал, а их погнали по обычному конвейеру. Сверка номеров, распределение по камерам. Он боялся, что их отправят в разные камеры, но, похоже, хозяин сдержал слово и оформил их бригадой, потому и не разлучили. В камере их приняли хорошо, удивившись только, что их аж из Дамхара привезли. Родственников у Лутошки не нашлось, земель тоже, а вот у него неожиданно оказался свойственник по брату — братанич. И после мгновенной перетасовки на нарах они так и расположились наверху уже втроём. И распорядок был обычный. Правда, привезли их рано, так что они даже обед получили. Лутошка держался рядом, как приклеенный, и всё делал, как он. Нет, всё хорошо. Пока. И настолько, насколько вообще бывает хорошо на торгах. Лутошка уже успокоился и заснул, надо и тебе спать, сержант. Что мог, ты сделал, а остальное от тебя не зависит.
Гаор осторожно повернулся, напряг и распустил мышцы. "Всё, спать", — приказал он сам себе. И усмехнулся: "вот привык жить по приказу, барабанная шкура". А ведь и верно, бьют по тебе, как по барабану. А кричать нельзя...
...Дни в отстойнике длинные, но не тягостные. Потрепался, пожрал, поспал, потрепался, а там и отбой. Работать не надо, но и паёк... Только и хватает, чтобы не загнуться с голодухи, и приварка взять неоткуда. Но зато и трепаться никто не мешает, хоть в этом душу отвести. Гаор с удивлением услышал свои же рассказы про зоопарк. Надо же, сколько лет прошло, а гуляет. И про драку на дамбе, когда блатягам голозадым вмазали от души. Смотри-ка, тоже помнят.
Лутошку за его рассказы про вулканы подняли было на смех, но Гаор подтвердил, сказав, что сам не видел, но читал и работал вместе с одним мужиком из Кроймарна, так тот аж жил рядом с вулканом. Подивились, покрутили головами, что надо же каково быват, а там верь — не верь, а слушать не мешай.
— Рыжий, про фронт поври, а?
— Ага, шибко страшно тама?
— Когда как, мужики. Только или бояться, или выживать.
— Это ты точно, Рыжий. Бояться бойся, не лезь сдуру да нахрапом, а головы не теряй.
— И себя не роняй.
Лутошка проигрался в чёт-нечёт. Сдуру не остановился вовремя, довёл счёт до сотни, а там... либо лоб подставляй, либо пайком отдавай. Ну и... мало того, что ввалили почти до синяков, так ещё и Рыжий его за волосы и ухо оттрепал, приговаривая под общий смех.
— Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался!
Было и больно, и обидно.
Оттрепав Лутошку, Гаор снял рубашку, намочил в раковине рукав и сделал Лутошке мокрый компресс на лоб, чтоб синяка не было, а то придерутся ещё у врача или на сортировке и снизят категорию.
Уложив Лутошку, Гаор насмешливо подумал, что если бы вовремя так оттрепали Гарвингжайгла, то он бы сейчас свободным был. Но... что сделано, не воротишь, а не сделанного не поправишь.
Привели новеньких, и среди них обращённый, к тому же новик. Прирождённые поздоровались, и им сразу отвели место на нарах, а обращённого окружили. Парень совсем недавно получил клеймо, лоб был ещё красный, ничего не знал и пытался сопротивляться осмотру, чем сразу напомнил Гаору, как тот сам попал в свою первую камеру. Парень оказался с трёхлучевой звездой, и его только слегка попинали и попугали, Гаору даже заступаться особо не пришлось. Но по праву водилы он сразу перешёл к делу.
— Что за авария?
— На грузовике легковушку подмял, — объяснил парень, — а там шишка какая-то была, мне и насчитали... — парень всхлипнул, со страхом и надеждой глядя на Гаора.
— Пьян, что ли, был?
— Да я всего-то пару взял...
— С прицепом, — закончил за него Гаор. — Ясно. Дурак ты. Кто ж на грузовике по Аргату гоняет, да ещё после такого.
— Рыжий, — сразу заинтересовались остальные, — а это чо такое?
— Пара с прицепом, — объяснил Гаор, — это две кружки пива со стаканом водки.
— Рыжий, — предложил Старший по камере, — раз тож водила, пригляди за ним, чтоб сдуру не залетел и не подставил.
— Пригляжу, — согласился Гаор. — Давай, лезь сюда.
Сев рядом с Гаором, парень огляделся с плохо скрытым ужасом. Гаор усмехнулся.
— Не трусь, пацан, это ещё не самое страшное.
Лутошка, многократно слышавший это от Рыжего в поездках и уже убедившийся в правоте изречения, согласно хмыкнул, глядя на парня с чувством явного превосходства. Тот покосился на него, снова огляделся, побледнел и стал падать, закатив глаза. Гаор подхватил его, не дав упасть вниз, и уложил.
— Лутошка, рубашку дай.
— Это он чо, сомлел? — спросил Лутошка, снимая рубашку.
— Ну да, — Гаор свернул Лутошкину рубашку и подложил под голову лежавшему навзничь парню. — Со мной в первый день тоже было. Пусть полежит.
Его не так удивила, как насторожила одна деталь: при осмотре парня, как и его тогда, поставили на колени и, ухватив за волосы, открыли лоб, но руки не завели за спину, а наоборот вытянули вперёд и повернули ладонями вверх. Это наводило на размышления, и Гаор сразу решил выяснить.
— Старший, а чего ладони ему смотрели?
Старший даже ответить не успел, столько нашлось желающих просветить дамхарского провинциала.
— А ты не знашь, паря?
— Да откуль ему? В Дамхаре таких навовсе и нетути.
— Понимашь, Рыжий, голозадые, они все сволочи, а есть промеж них на особицу, их сами голозадые метят.
— Клеймо им на ладонь ставят.
— Ну да, как глаз открытый.
— Пока он держит чего, или там кулак сжал, так и не видно.
— Спецура называются.
— Они, грят, страшное творят.
— Посёлки выжигают.
— Ну, мы и смотрим теперя.
— Как обращённый, так прежде клейма ладошки проверяем.
— А они...
— Знаю про спецуру, — кивнул Гаор.
— Откуль?
— По фронту, — усмехнулся Гаор. — У меня с ними свои счёты.
Остальные переглянулись.
— Эй, паря, — осторожно сказал один, — а ты-то обращённый...
— Смотри, — Гаор показал свои ладони. — Ну как?
— Ты того...
— Ну, навроде-то ты свой, а ведь всяко быват...
— Кажин знат, что всяко быват, — насмешливо согласился Гаор.
На этом инцидент был исчерпан, но надо же, как разошлось то, давнишнее. А что, тоже неплохо.
Парень зашевелился, вздохнул.
— Рыжий, очунелся он, — позвал Лутошка.
— Вижу, — кивнул Гаор. — Пусть ещё полежит. Не замерзнёшь?
— Неа, — хмыкнул Лутошка. — Рыжий, я играть пойду, а?
— Лоб не болит уже? — спросил Гаор, и Лутошка немедленно густо покраснел.
Парень ещё раз вздохнул, открыл глаза и сел.
— Рубашку отдай, раз очунелся, — сказал ему Лутошка.
— На, — парень каким-то неуверенным замедленным движением взял и протянул ему рубашку, — спасибо.
— Не за что, — ухмыльнулся Лутошка, с не меньшим интересом разглядывая парня.
На Лутошкиной памяти это был всего третий обращённый. Сначала Джадд, потом Рыжий, теперь вот этот, и тоже водила.
— А ты чо водил?
— Большегруз, — парень сглотнул, — десятку.
Лутошка озадаченно посмотрел на Гаора.
— Пять наших нагруженных фургонов, — объяснил Гаор.
— Ух тыи, — потрясённо выдохнул Лутошка. — У него ж ежели по тормозам вдарить, то сколько ж лететь будешь?
— Долго, — усмехнулся Гаор.
— Я и пролетел, — прошептал парень и посмотрел на Гаора. — А... вы...
— Стоп, пацан, — остановил его Гаор. — Запомни. Здесь только на ты говорят. А вот как звали тебя, забудь. Я Рыжий, понял?
Парень кивнул. "Интересно, — подумал Гаор — я тогда тоже таким перепуганным был?" Он послал парня умыться, но чтоб лоб не мочил, а когда тот вернулся, стал рассказывать пацану про азы рабской жизни. Чего можно, чего нельзя, что означают клейма, показал ему Лутошкино и своё, и ещё многое необходимое. И, как и тогда, остальные слушали его с таким интересом, будто и им это было внове. И вслед за ним парня так и прозвали Пацаном. В общем, он оказался безобидным. А может, слишком напуганным обрушившимся на него рабством.
...Видно, и впрямь по всем документам они проходили парой. Потому что и к врачу, и на сортировку их парой и вызывали. Лутошка, подготовленный рассказами Гаора, держался хорошо и ни разу от санитара и надзирателей не огрёб.
У врача их одного за другим осмотрели, ощупали, измерили рост и вес. Пока смотрели одного, другой ждал, стоя на коленях с руками за спиной. Гаора смотрели первым, и, встав по приказу врача, Лутошка изо всех сил старался держаться с такой же невозмутимостью. Он сразу понял, что Рыжий выполняет все приказы, не давая повода себя ударить, но так, будто эти голозадые вовсе не существуют, даже не глядит на них. Лутошка почти всё выдержал, но когда его стали лапать, покраснел и чуть не заплакал. И тут встретил жёсткий взгляд Рыжего, который, стоя, как и приказано, на коленях, смотрел на него. "Молчи, не позорься!" — понял мысленный приказ Лутошка и смог удержаться, не заплакать.
— Здоров, — буркнул, заполняя карточку, врач. — Забирай обоих.
— Марш, волосатики! — рявкнул санитар.
Обратный путь до камеры прошёл в молчании, и только когда за ними лязгнула, задвигаясь, решётка, Гаор слегка взъерошил Лутошке волосы на затылке.
— Хорошо держался, молодец.
И Лутошка сразу и улыбнулся, и всхлипнул.
— Рыжий, а пошто они так с нами?
Гаор кивнул.
— Они нас за людей не считают, понял?
Лутошка кивнул.
— Ну, так, если я им не человек, то и они мне нелюди.
— Это ты, паря, здорово загнул, — одобрили слушатели.
— Верно.
— Голозадые, они лягвы лягвами.
— Сволочи они.
— Ну а ты будь человеком, — подытожил Гаор, залезая на нары.
А когда Лутошка уселся рядом, уже тихо продолжил, не столько даже для Лутошки, как для слушавшего их Пацана.
— Когда враг что с тобой делает, тебе это не в стыд и не в укор.
— А... лапают если? — тихо, почти шёпотом спросил Пацан.
— Плюнь и разотри, — жёстко ответил Гаор. — Это он сволочь, он у Огня и ответит за всё.
И догадываясь, о чём, на самом деле, спрашивает Пацан, продолжил.
— Есть край, за него отступать нельзя, дожали тебя до края, тогда все, стой насмерть, отбивайся до последнего, сдохни, а не отступай. Только, — Гаор зло умехнулся, — только по сторонам сначала посмотри, чтоб никого за собой не потянуть.
Пацан кивнул.
— А где он, край этот?
— Сам решай. Ты ж человек, вот и реши, до которого ты человек. Там и держи оборону. А до черты... Ну, я шофёрил, меня то на блокпосту, то на въезде-выезде тормознут, обыщут, обшарят, мне что, психовать из-за этого? Мне на них... — Гаор выругался так затейливо и крепко, что от него немедленно потребовали повторить, а то с одного раза не запоминается.
Когда фронтовой загиб был усвоен всеми желающими, Гаор посмотрел на Пацана и усмехнулся.
— К врачу не дёргали еще?
Тот мотнул головой.
— Ну, значит, завтра дёрнут. Держись, Пацан, ничего страшного там нет. Бить тебя не били. Раньше как, болел?
— Да нет, — Пацан с надеждой смотрел на него, будто от слов Гаора зависела его судьба.
— Ну, значит, пройдёшь. Сортировка покруче, конечно, там солоно будет. Но выдержать можно.
Лутошка вздохнул...
...Как ни храбрись, а на сортировке всего от страха протрясёт. Ведь иди знай, что этой сволочи в лейтенантских погонах скакнёт в голову, или от какой фирмы лежит заявка на "материал".
В отличие от врачебного кабинета, на сортировке их смотрели одновременно и разные, так что на время Гаор потерял Лутошку из виду. Сам он опять приседал, отжимался, отвечал на вопросы об образовании, фронте, шофёрской работе, опять получил два укола — в спину и в ягодицу — и услышал вердикт: "Первая полная, на аукцион по максимуму". Конечно, говорил это лейтенант не ему, а как бы самому себе, занося данные в его карточку. Так что обошлось. Джадд был мастером и нигде кожу ему не порвал, хоть покатался он на "кобыле" за эти полтора года достаточно, так что рубцов и шрамов не прибавилось, а в остальном в своём возрасте, здоровье и умениях он был уверен. Немного встревожило, что его уже осмотрели, укололи, выгнали в тамбур, велели одеться и повели в камеру, а Лутошки и видно не было. Как бы не разделили их. Мальцу тогда хреново придётся.
В камере он, кратко ответив на вопрос братанича, что получил полную первую, лёг на своё место навзничь и закрыл глаза. Как ни держись, а после сортировки тебе и хреново, и дерьмово, и надо отлежаться. Кто-то рядом сказал Пацану.
— Не трог его. Апосля сортировки человек не в себе.
Узнать говорящего Гаор не успел, проваливаясь в черноту забытья.
И почти тут же, как ему показалось, пришёл в себя от лязга решётки. Точно, привели Лутошку. Зарёванного, как после порки.
Гаор сразу спрыгнул вниз, обнял его, прижав на мгновение к себе, и тут же погнал умываться.
— Голову облей и рот прополощи.
