Он намазал хлеб тёмно-серой одновременно вязкой и крупитчатой массой, поднёс ко рту и замер.
За его спиной щёлкнул передергиваемый затвор автомата.
— Ни с места! Стреляю! — крикнул срывающийся мальчишеский голос.
Потом Гаор думал, что будь на месте пацана настоящий фронтовой дезертир, то лежать ему в лесу с простреленной головой, а так... пацан отчаянно трусил, потому он и справился с ним элементарно.
Но тогда он, не раздумывая, рванулся вбок, уходя от выстрела, вернее, его тело сработало быстрее головы, совершив мгновенный боковой переворот через голову, вскочив на ноги и оказавшись вплотную к нападающему. Тот явно растерялся, и Гаор вырвал у него автомат, ударив под дых и сразу же в голову.
Схватив автомат, Гаор привычно приготовился к стрельбе и только тогда посмотрел на противника. Перед ним лежал и смотрел на него с ужасом типичный новобранец в свежеобтрёпанной форме. Выбритая голова с еле пробивающимся чёрным "ёжиком", измазанное грязью, перекошенное от страха лицо без клейма, тонкая шея торчит из слишком просторного ворота гимнастёрки... свободный. На него напал свободный, а он ударил его и отобрал оружие. За это... А ни хрена, кругом лес, и иди дознайся, что и как было — успокоил он сам себя.
— Остальные где? — спросил Гаор.
Ему не ответили, но не пытаясь скрыть правду, а потеряв голос от страха и неожиданности, как сразу понял Гаор. И... и вот кого, значит, искали на дорогах. Дезертир. Войны нет, так от чего сбежал?
— Что, старослужащие затрахали? — насмешливо спросил Гаор.
И по мгновенно задрожавшему от беззвучного плача мальчишескому лицу понял, что угадал. И что теперь ему делать с этим пацаном? Отобрать оружие и дать пинка под зад, чтоб катился куда подальше? Почему-то этот вариант ему не очень понравился. Нет, на фронте он бы знал, что делать, там смыться из-под пуль, подставив остальных — это подлость, а за подлость... что положено, то и положено, а здесь...
— Принесло тебя на мою голову, — вполне искренно вздохнул он, опуская ствол книзу.
Пацан по-прежнему лежал неподвижно и тихо, почти беззвучно плакал, ожидая то ли выстрела, то ли ещё чего.
— Тебе чего, жратва понадобилась? — уже мягче спросил Гаор.
Пацан, всхлипнув, кивнул и прошептал срывающимся от слёз голосом.
— Я третий день... не ел.
— Тьфу, — даже сплюнул Гаор.
Это в летнем-то лесу, когда уже ягоды есть, и с оружием, когда здесь и птицы, и звери непуганые.
— Ты что, курс на выживание не проходил?
— Нет, — парень снова всхлипнул и посмотрел на него с робкой надеждой. — Дай хлеба, и я уйду.
— Бери, — Гаор показал автоматом на свой выпавший при броске бутерброд, и когда парень не вставая дотянулся до него и жадно начал есть, поинтересовался. — И куда пойдёшь? Дорогу к патрулю показать?
Пацан поперхнулся и закашлялся.
Гаор удовлетворённо усмехнулся. Ему было всё понятно и ясно, кроме одного: что делать со свалившимся на его голову пацаном. Выдать патрулям... до такой подлянки он не докатился и не докатится, даже на фронте этим брезговал, предпочитая расправляться сам. Бросить в лесу... да это ж то же самое, через два, много три дня пацана выловят, если тот сам с голодухи не побежит сдаваться. А там трибунал со всеми вытекающими. Спасать... как? И какое ему дело? Самое простое — это пришибить пацана и тело оттащить к муравейнику, видел он его, когда ходил к роднику, муравьи и остальная лесная живность живо всё объест, а там... не его дело, когда кости найдут и что думать будут. Но этот вариант тоже почему-то его не устраивал.
Съев, вернее, заглотав бутерброд, пацан жадно смотрел на остальное, но взять не решался. Досадуя на себя, Гаор подошёл к костру. Придерживая автомат так, чтобы его дуло смотрело на пацана, сел и сказал:
— Садись и лопай. Только не спеши, после голодухи нельзя.
— Ага, — кивнул пацан, осторожно присаживаясь к костру по другую сторону.
Действуя одной рукой, чтобы не выпускать автомат, Гаор заварил чаю и отлил горячей горькой — он всегда заваривал крепко — почти чёрной жидкости в кружку.
— Пей. Всухомятку кишки заворачиваются.
— Спасибо, — шёпотом сказал пацан.
Он глотнул чаю, обжёгся, по-детски подул, глотнул ещё раз и вдруг заговорил, хотя Гаор ни о чём его не спрашивал.
Плача то ли от ожога, то ли от заново переживаемого ужаса, пацан рассказывал молча слушающему его странному рабу о том, что творили с ним в казарме и от чего он бежал, куда глаза глядят.
Гаор слушал спокойно. Ничего нового для него в этом рассказе не было. И особо ужасного тоже. Он и не с таким сталкивался.
— Бывает и хуже, — сказал он, когда пацан замолчал.
— Что?! — вскинулся пацан, обиженный его спокойствием. — Что может быть хуже?!
Гаор насмешливо посмотрел на него и жестом, каким обычно обозначают выпивку, щёлкнул себя по шее, но не сбоку, а спереди, точно по заклёпке, отозвавшейся на щелчок звоном.
— Это, пацан, это хуже.
И тот поперхнулся своим возмущением.
— А ведь за дезертирство... — задумчиво сказал Гаор, — вполне можешь получить. Сейчас не война, тогда на фронт в штрафняк или расстрел перед строем. А теперь...
— Нет, — с ужасом прошептал парень, — нет, я... я не могу, лучше смерть, жить рабом... нет, не смогу.
— Я же живу, — спокойно возразил Гаор. — А смерти хочешь... — и насмешливо предложил, — могу устроить. Прямо здесь и сейчас, — и похлопал по лежавшему на коленях автомату.
Пацан с ужасом посмотрел на него. Он уже ничего не понимал. Его накормили, а теперь хотят убить. Страшные рассказы о безжалостных коварных дикарях оживали на глазах. Но... но этот раб не совсем дикарь, раз знает автомат и вообще...
— Ты... давно...?
Пацан не закончил вопроса, но Гаор его понял и ответил.
— Три года. Ладно. Ты сам откуда? Из Аргата?
— Нет, — пацан назвал маленький городок в дневном переходе на север от Аргата.
— Кто у тебя там?
— Отец, сёстры, — пацан всхлипнул, — мама.
— Если ты единственный сын, то чего тебя призвали?
— Нет, я младший. Старшие... на фронте погибли, а на меня, — он судорожно перевёл дыхание, — на меня денег не хватило. Ну, чтоб откупить.
— Там тебя уже ждут, — Гаор кивнул, — дураку ясно.
— Кто? — изумлённо посмотрел на него пацан, — родные? Ждут, конечно.
— Дурак, — вздохнул Гаор, — комендатура там тебя ждет. Куда тебе ещё бежать? Либо здесь на дороге перехватят, либо дома встретят.
— И тогда...
— Тогда если не убьют при задержании за попытку сопротивления, то трибунал. А там, — Гаор хмыкнул, — к чему присудят, не знаю. Денег на адвоката нет, конечно?
— Нет, — кивнул пацан.
Он успокоился, вернее, впал в состояние мрачной отрешённости, когда уже всё равно. Гаор это состояние знал и по собственному опыту, и наглядевшись на таких пацанов на фронте. Заговорив об адвокате, он уже принял решение, и теперь надо было только придумать, как его осуществить. Жук никогда такими делами не занимался, но он сможет связать пацана с конфликтной комиссией в союзе ветеранов и с ещё одной организацией, которая тогда только-только создавалась и в существовании которой сейчас он был не уверен. Но это был всё-таки шанс. Подставкой пацан быть не мог. В рассказанном им были детали, исключающие вранье, да и кто и зачем будет устраивать для раба такой шикарный спектакль? Ладно, или орден, или пуля, а другого не дано. А по дороге он парня и проверит. И если что... пришибёт поганца на месте, ему уже терять нечего.
Гаор выплеснул в кружку пацану ещё чаю, выпил и сам прямо из котелка через край.
— Допивай и поедем.
— Куда? — вздрогнул тот.
— Если получится, то окажешься дома. А если нет... — Гаор улыбнулся злым оскалом, — к Огню вместе подойдём.
Сопротивляться пацан не мог, да особо и не хотел. Выхода-то не было. В лесу, уже понятно, ему всё равно не выжить. А что в случае отказа этот странный лохматый раб, управляющийся с оружием с ухватками бывалого солдата, и впрямь может его прямо здесь и сейчас убить, парень не сомневался ни мгновения. Значит, надо подчиняться, как он подчинялся всю жизнь старшим и более сильным. Этот, по крайней мере, его ещё не бил. И дал поесть.
Свернуть бивуак — дело нескольких долей. Уничтожив все следы их пребывания, Гаор уложил пацана на койку между занавесками — прятать его в рундук он не стал: ещё задохнётся с непривычки — а автомат засунул под сиденье так, чтобы легко достать. Патронов там ещё на полрожка, и ошеломить дорожный патруль, чтобы уйти в отрыв, ему хватит. Теперь вырваться за границы оцепления. Пацан говорил про три дня, значит, кольцо поиска... десять меток, ну двенадцать с перестраховкой. Гарнизон стоит... Гаор достал карту. Хотя в гарнизон он ничего не возил — у армии своё снабжение — но на хорошей карте всё отмечено. Определившись по карте, Гаор выехал на шоссе и прибавил скорость. До рассвета он должен успеть.
Пацан лежал тихо и даже вроде дышать перестал.
— Расслабься, — бросил через плечо Гаор, — замрёшь, когда скажу.
— Ага, — шёпотом ответил парень. — А... а сейчас... что?
— То же самое, — усмехнулся Гаор, но счёл нужным пояснить, — надо из оцепления выехать, там будет легче. Но не проще.
— Ага, а... а потом?
— А потом был суп с дерьмом, — ответил Гаор, выворачивая на боковую старую бетонку. — Ну, пацан, молись, чтоб пронесло, — и совсем тихо. — Мать-Вода, пронеси меня. Дай до матери пацана довезти. Он последний у неё.
Он гнал фургон по ночной дороге в открытую, с обычной для себя скоростью, с включёнными на дальний свет фарами. Что врать патрульным, он не думал: пока из оцепления не выехали, за него будет автомат говорить, а там... там посмотрим. Ну, блокпост по параллельной дороге. Полицейским оттуда его видно, но фургон должен был примелькаться за это время, да и раньше, надо думать, хозяин по этим дорогам намотался. Авось посчитают, что раб ночью не поедет так уверенно, примут издали за хозяина, а того ни разу на его памяти в Дамхаре не тормознули.
— Замер, — негромко бросил он через плечо, проносясь мимо чёрной коробки блокпоста по параллельной, отделённой неглубоким оврагом дороге.
Здесь дороги как течения в Валсе: чуть свернул и ты уже совсем в другой сектор выезжаешь. Ну... ну... ну... Бетонка круто вильнула за поросшую деревьями узкую гряду, и Гаор перевёл дыхание. Всё: этот рубеж они проскочили.
— Расслабься.
За спиной вздохнули, как всхлипнули. А вот теперь многое, если не всё, зависит от пацана.
— Слушай меня внимательно. И запоминай.
— Ага.
— До Аргата добирайся сам. Как — твоё дело, я за тебя думать не буду. В Аргате... — ну, была не была, — угол Пятьдесят Второй и Семнадцатой улиц, зелёная дверь, третий этаж, комната номер триста восемьдесят девять. Повтори.
— Аргат, угол Пятьдесят Второй и Семнадцатой улиц, зелёная дверь, третий этаж, комната номер триста восемьдесят девять, — послушно отбарабанил пацан.
— Правильно. Стиг Файрон, адвокат.
— Стиг Файрон, адвокат...
— Он тебя свяжет с кем надо, — Гаор усмехнулся, — Жук поможет и денег не возьмёт.
— Свяжет? — удивился пацан. — С кем?
За спиной Гаора зашуршала ткань, и Гаор понял, что пацан пытается выбраться.
— Лежи пока, скажу, когда вылезать. С кем свяжет? С союзом ветеранов. Там есть конфликтная комиссия, парни там настоящие, во всяком случае, три года назад были такими. Не думаю, что испортились. И ещё есть одна организация, про неё не знаю, но если раскрутились, как тогда думали, то помогут. Как называются теперь, не знаю. Это матери погибших на войне солдат.
— Да, но...
— Заглохни и слушай. Из части ты сбежал. Когда, как и почему, говоришь правду, врать им не вздумай. А теперь запомни. Шёл лесами, никого не видел, еду... ну, сам придумай. Но меня не было, понял?
— Да, — твёрдо ответил пацан.
— А теперь выбирайся на сиденье.
Пацану удалось это достаточно легко.
— Достань автомат снизу. Положи к себе на колени, стволом к окну, дурак, дёрнешь ненароком, я тебя пришибить всё равно успею.
— Нет, я... зачем это?
— Сейчас поедем быстро, с поворотами. Увидят за стеклом военного, значит, армия по своим делам гонит. Может, и пронесёт. Фуражку поправь, вот так. Ну, пацан, теперь лишь бы до рассвета успеть, держись, всерьёз поедем.
Гаор резко прибавил скорость, и фургон словно прыгнул вперёд. Ни говорить, ни даже думать он сейчас уже не мог, дорога отнимала все силы и внимание. Перепрыгивая по целине с дороги на дорогу, он уходил в совсем другой сектор Дамхара, куда патрулям в голову не придёт сунуться, потому что ни одному дезертиру не придёт в голову прорываться в Аргат через опасную близость Дамхарских плотин, где, как и положено на стратегическом объекте, армейская охрана. Но потому редкие здесь полицейские патрули, увидев силуэты в армейской фуражке и каскетке за лобовым стеклом — а что каскетка без кокарды, разглядеть не успеют — связываться не будут. Да, ошейник убрать. Удерживая руль одной рукой, Гаор поднял воротник рубашки, заслонив углами заклёпку. Ненадёжно, конечно, но авось пронесёт.
— А если остановят? — спросил вдруг пацан.
— Соврать не сумеешь? — ответил вопросом Гаор. — Тогда стреляй, и пойдём на прорыв.
— Да, я понял. Я... меня зовут...
— Стоп, — остановил его Гаор, — не знаю и знать не хочу.
— Почему? — удивился пацан.
— Чтоб на допросе не проболтаться, — ответил Гаор. — А теперь заткнись и не мешай.
Пацан замолчал, но его лицо заметно отвердело и стало жёстким.
"Дошло, наконец", — усмехнулся Гаор, выжимая из машины всё возможное.
Воздух наполнен грозным гулом рвущихся из-за плотин потоков и грохотом металлических мостов под колёсами. Слева вздымаются закрывающие небо плотины, справа совсем рядом бешеные, закрученные в жгуты вырвавшиеся из затворов струи, и внизу узкие на одну колею стальные балочные мосты, другие здесь в паводок, когда сбрасывают лишнюю воду, не выдержат, любую сплошную преграду снесут, как щепочки, и облако водяных брызг плотнее любого тумана, так что едешь на ощупь. Ну, пронеси Мать-Вода, тут ты хозяйка.
Что их увидят сверху, Гаор не опасался: наступал уже предрассветный час самого сладкого сна, когда самые рьяные часовые клюют носом или спят с открытыми глазами. А впереди уже бетон шоссе за кустами, и для скорости напролом, а если он поцарапает фургон, то придётся заехать на покраску, и тогда за перерасход по карточке, ну, не поруб, но Джаддова "кобыла" обеспечена. Ещё два поворота, перескочим на ответвление, с фасада подъезжать не стоит, скорость сбросим, чтоб рёвом мотора на форсаже не привлечь чересчур любопытного, и... да, вот здесь...
Гаор мягко притёр фургон к обочине. Небо заметно поголубело, густой туман клубясь заполнял низину, отделявшую заброшенную бетонку от смутно просматривающихся коробок складов и пакгаузов.
— Смотри, пацан.
Парнишка посмотрел на него с восхищённым ужасом и послушно уставился в указанном направлении.
— Это Дамхар товарный. Военных здесь навалом. Постарайся затеряться и найти попутку.
