— Однако, стратег волосатый!
— Но командир, это точно!
— Фронтовик и за дикарей? Странно!
— Похоже, полукровка.
— Да, видно, всё дело в этом.
— Но за что попал?
Он дрался яростно и вдохновенно, если так можно сказать о драке, пробиваясь к замеченному им сразу главарю уголовников. Вырубить того, остальная шваль сама разбежится. Сволочи, с ножами на безоружных. Ну, так, вы меня, гады, узнаете и запомните. Я вам живо категории поменяю.
— Мочи дикарей!
— Сволочь, без категории оставлю!
— Так их, Рыжий!
— Сзади!
— Делай его!
— Урою, гады!
Он шёл сквозь толпу, отбивая, отбрасывая от себя ненавистные хари, будто именно они были виноваты во всём случившемся с ним. Шёл, ступая по упавшим, брошенным им себе под ноги. Рукопашная свалка, где главное и единственное — не перепутать, кого бьёшь. Но спутать тюремную униформу он не мог.
— Вот это класс!
— Спорим, уложит этого.
— И спорить нечего, ты гляди, как нож сквозь масло идёт.
— Наша закваска, пехотная!
— Лихой парень.
— Это скольких он замочил, что клеймо заработал?
— Если бы разрешили возродить гладиаторские бои, цены бы такому рабу не было!
— Да, было бы совсем неплохо.
— И где бы вы нашли ему достойных противников?
— Ну, скажем, против льва он бы тоже вполне прилично смотрелся.
— О да, такой же рыжий и лохматый.
Все дружно рассмеялись.
Перед глазами мелькнуло лезвие, он перехватил чужую руку, вывернул запястье так, что хрустнули разрываемые связки, а нападающий завыл от боли, и отобрал нож, но не бросил, а перехватил. Теперь он с оружием. И ощущение рукоятки в ладони всё изменило. Холодная ненависть как-то незаметно для него сменила бесшабашную озорную злобу начала, и он теперь шёл вперёд, уже убивая. Молча и спокойно, как делал это в настоящем бою. Он никому ничего не сказал, но бившиеся рядом с ним так же перехватывали, отбирали ножи и тут же пускали их в дело. Драка стала избиением.
Ожесточение битвы заметили и зрители.
— Прекращайте.
— Да, потери превысят естественный процент.
Короткая команда заставила охрану подтянуться и приготовиться к стрельбе.
Ещё одна команда, и затрещали автоматы, скрещивая над дерущимися длинные очереди.
Услышав над головой свист пуль и мгновенно сообразив, что следующая очередь уже по ним, он заорал, перекрывая крики, стоны и визги.
— Ложи-ись!
И рухнул на землю, отбросив в сторону нож и надеясь, что парни услышали его и выполнят команду. Мгновением позже так же закричали, укладывая своих, другие Старшие. Арестанты попадали сами, видимо, лучше знакомые с нравами охраны. Лёжа на земле, он осторожно приподнял голову, выглядывая своих, но лежавший рядом чернобородый мужчина шепнул.
— Лежи тихо и жди, пока вызовут.
— Паря, — позвали его так же тихо с другой стороны, — нож выброси. Найдут — пристрелят.
— Уже, — ответил он.
— Мы ещё встретимся, образина, — шёпотом пообещал ему его противник, которого он успел обезоружить, — ты мне ещё попадёшься, морда волосатая.
Он посмотрел в его бешеные чёрные глаза, на синюю татуировку, не прикрытую короткими чёрными волосами: квадрат с точкой, и улыбнулся.
— У Огня встретимся, голозадый, там и закончим.
— Как ты меня назвал? — удивился тот.
— Как заслужил, — он усмехнулся, — а то ты другой, что ли?
Чернобородый одобрительно хохотнул.
Вызывали не по номерам, а по владельцам. Вызванные вставали и выходили к оцеплению, там их обыскивали, если что находили, то избивали, и прикладами гнали к машинам.
— От Сторрама!
Он легко оттолкнулся от земли и встал. Сразу нашёл взглядом своих, быстро пересчитал и удовлетворённо вздохнул. Все шестнадцать, и не видно, чтоб раненые.
На этот раз обыскивали куда серьёзнее, заставляя расстегнуть комбез, обхлопывая и ощупывая везде, куда можно было что-то запрятать. И по тому, как это делали, он понял, что охранники действительно знают своё дело, и попытка сохранить трофейное оружие могла бы очень дорого обойтись.
— Пошёл!
Удар прикладом между лопаток бросил его вперед, к стоянке. Он бежал, не оглядываясь, но слыша за спиной вполне слаженный топот остальных. "Неужели обошлось?! И душу отвели, и сволочам вмазали, и все целы! Вот здорово! А вон и их грузовик, дверца так и осталась открытой, как он её бросил, сорвавшись в атаку". И... как налетел на препятствие. Потому что из-за дверцы вышел и остановился, явно их поджидая, и столь же явно рассерженный Сторрам. "Ни хрена не обошлось!"
Уже шагом они подошли и остановились перед хозяином, покорно ожидая наказания, в неизбежности которого ни один не сомневался.
— Тебя за этим посылали? — тихо спросил Сторрам.
Вопрос явно не требовал ответа, да и слышал он подобное не раз, ещё после училищных драк, и, помня главное правило таких начальственных разборок: ничего не объясняй и ни в чём не оправдывайся, — молчал, разглядывая хозяйские ботинки. Вот они шагнули вперёд. Сейчас ударит.
Оплеуха была звучная и сильная.
— Почему машина без присмотра? — новый столь же не требующий ответа вопрос. — Двадцать пять "горячих".
И не после ужина? Будет сам сейчас бить? Он заинтересованно приподнял глаза. И тут же понял, что Сторраму марать руки об него незачем. Рядом с хозяином уже стоял с дубинкой наготове рядовой в серой с зелёными петлицами форме.
— Выполняйте, — кивнул ему Сторрам.
— Так точно! — по-строевому рявкнул надзиратель. — Раздевайся и ложись!
Обычно "горячие" вваливали, поставив "столиком", но, разумеется, он поправлять надзирателя не стал. Расстегнул и спустил комбез, задрал на голову сразу обе рубашки — верхнюю и нижнюю, так же спустил штаны и подштанники и лёг на холодный шершавый асфальт стоянки.
— Прикажете слоем или полоской? — осведомился у Сторрама надзиратель, влепляя первый удар пониже лопаток.
— Ему сидеть за рулём, — спокойным даже скучающим тоном ответил Сторрам.
— Понятно, — бодро ответил надзиратель, — сейчас сделаем.
Гаору тоже всё было понятно. Кроме одного: зачем Сторраму понадобилось бить его, а за ним и остальных — тем было предназначено "по мягкому", а количество в зависимости от степени повреждения одежды — именно здесь, почему наказание не отложили, как обычно, до вечера? Но вложили ему, как и было приказано: пять и слегка по ягодицам, а двадцать уже посильнее по спине.
— Вставай.
Он послушно встал и оделся. Сторрам коротким шевелением пальца уложил под дубинку Тарпана, назначив тому десять "по мягкому", а ему кивком показал на машину. А когда он прогрел мотор, Сторрам тем же безмолвным, но вполне понятным жестом отправил его за карточками.
Пробегая мимо машин к тому лейтенанту, что забирал их карточки, он увидел, что у всех машин и перевозочных фургонов лежат, сверкая голыми ягодицами, над лежащими машут дубинками надзиратели и рядом стоят неровными колоннами и шеренгами в очередь за наказанием. И бьют сильно: многие стонут или кричат. Арестантов в стороне у больших "чёрных воронов" била уже тюремная охрана и, судя по замеченным им мимоходом деталям, там, среди охранников, были бывшие спецовики. Не-ет, с ними ещё обошлось. Пожалуй, и к лучшему, что Сторрам здесь: при хозяине их всерьёз уродовать не стали.
Охавшему под ударами Зуде добивали "по мягкому", когда он с карточками вернулся к машине. Сторрам словно и не заметил. Значит что? Хозяин не поедет с ними?
Так и вышло. Когда Зуда встал и, подтягивая штаны, поклонился, благодаря за наказание — чего он сам не сделал, так что сейчас, похоже ещё огребёт — Сторрам распорядился:
— Рыжий, после ужина получишь остальное. Завтра все по обычным местам. Сейчас езжайте.
— Да, хозяин, — нестройно выдохнули они уже в спину уходящего Сторрама.
— В машину! — негромко гаркнул он, бросаясь за руль. — Тарпан, борт.
Уматывать надо было в темпе, пока не добавили. Остальные тоже это понимали и разместились в кузове с уже почти фронтовой сноровкой. Тарпан закрыл и закрепил борт и последним залез в грузовик.
— Всё, Рыжий, айда!
— Держитесь, — рванул он машину с места.
Ни бегая за карточками, ни разворачивая машину на выезд, он не позволил себе посмотреть на место их драки, где остались лежать убитые и те, кто не смог по команде встать. Добили их там, на месте, или увезли на утилизацию... им помочь было уже никак нельзя, так и нечего душу травить, сердце рвать, и поездка на дамбу осталась в памяти упоением боя, и бесконечными хвастливыми рассказами в спальне, как мы тварям-блатягам врезали, и как Рыжий молодец, не пикнул, когда вваливали.
— Мотри, Рыжий, — Матуха с ласковой укоризной покачала головой, осмотрев его спину и выслушав: не отбили ли лёгкие, — за норов лишнее огребаешь.
— Мне чужого не надо, — отшутился он, — а что моё, то моё, не отказываюсь, — и уже серьёзно, — не кричал, и не буду кричать, пока терпеть могу. Последнее дело пощады у врага просить.
Матуха молча потрепала его по голове и отпустила.
Отругал его и Ворон.
— Ну, куда ты лезешь?
— Наших бьют, а мы в стороне? — возразил он, переставляя пешку.
— Про криптии тебе напомнить?
— Эва, вспомнил! Я о них только в книгах читал!
— А это что за хренотень? — сразу заинтересовались мгновенно собравшиеся вокруг болельщики, зрители и слушатели.
— Вот и объясни, — ехидно сказал ему Ворон, делая ход слоном, — вспомни, чему учили, и блесни знаниями.
— Ну, когда рабство только начиналось, — стал он объяснять, и, не обратив внимания на резко наступившую мёртвую тишину, потому что был занят сложившейся на доске позицией, — боялись восстаний, и убивали потенциальных вожаков, ну тех, кто мог такое восстание возглавить. Иногда вместе с ними выбивали всю семью или посёлок. Делали это специальные воинские команды, а называлось криптии, — закончил он вдруг голосом, севшим от понимания, что же такое говорит.
— Понял, откуда ноги у зачисток растут? — Ворон тоже будто не замечал ощутимо сгустившегося молчания. — А ты нашёл где и кому фронтовую выучку демонстрировать. Потому и пороли тебя там же на месте, чтобы вспомнил, кто ты и где ты. Твоё счастье, что по первому слову под дубинку лёг. И молись, чтоб на заметку тебя не взяли. Убить тебя Сторрам не даст, ты, — Ворон усмехнулся, — доход даёшь, а вот что со двора могут не выпустить больше, это да. И мат тебе в три хода, зевнул опять. В пятый раз ты на этот ход ловишься. Стратег хренов.
Ворон достал из тумбочки сигареты и ушёл курить в умывалку. Так же молча, явно переваривая услышанное, разошлись остальные.
Но обошлось. Неделю его подержали на внутренних работах и снова выпустили в рейс...
...Нет, всё равно, здорово вышло!
— Подъезжаем, парни, вниз.
За его спиной зашуршали, переставляя коробки так, чтобы охрана, заглядывая в кузов, не догадалась, что они могут стоять у переднего борта. А то ещё начнут шуровать, увидят мембрану и окошко, и всё...
Гаор свернул на левый съезд и, плавно снижая скорость, вписался в поворот к воротам. Обыск на въезде — а здорово они нас боятся, интересно, с чего бы это? — и подъём к складам. Гархем уже на месте, и тоже интересно, почему он всегда как из-под земли выныривает, домой-то он когда-нибудь уходит, или прямо и живёт здесь на комплексе? Обычная рутина разгрузки, сдачи накладных, маршрутного листа и карточек, и можно в гараж, поставить и обиходить машину, и как раз он к вечернему построению успеет. А там его время до подъёма. Если, конечно, ничего такого не случится, и его ночью не выдернут.
В гараже уже ждал Махотка. Старший механик, нещадно гонявший и жучивший Махотку в отсутствие Гаора, всегда отпускал парня к его приезду.
Помогая Гаору, Махотка быстрым шёпотом выкладывал ему самые последние новости. С ума сойти, сколько парень успевал увидеть и услышать, да ещё при этом всегда смотреться дурак дураком. А классный бы разведчик был, если бы...
— А я сегодня главного механика по всему комплексу возил, — наконец выложил Махотка главную свою новость, — на автопогрузчике. И по шее мне ни разу не смазали.
— И что? На тебе теперь автопогрузчик? — подыграл Гаор.
— Ага, — счастливо выдохнул Махотка.
Гаор кивнул и, пользуясь тем, что трейлер загораживает их от остальных шофёров и механиков, взъерошил Махотке волосы на затылке.
— Магарыч с тебя.
— Ага, только... одолжишь мне?
— Я и сам выставлю, — тихо засмеялся Гаор, — всё ж таки я учил.
— Кабы не ты... — Махотка задохнулся от переполнявших его чувств.
Ну что ж, значит, сажают Махотку на автопогрузчик, а в город пока выпускать не будут. Жаль, он уже прикидывал, как они будут вдвоём ездить. С подменным шофёром можно и в совсем дальние поездки. Но... не попросишь и не предложишь. Делай, что велено, лопай, что дают, и не вякай. Интересно, а когда-нибудь он будет жить по-другому? И тут же сам себя остановил. Стоп, об этом нельзя: серая пелена подступит. Живи, как живётся.
Звонок заверещал как раз, когда они закончили возню с трейлером, и он даже успел проверить, что Махотка сделал с автопогрузчиком. Махотка гордо предъявил свою работу.
— Пойдёт, — кивнул он и прислушался. — Айда.
Пояс и инструменты в шкаф, кивок проходящего мимо главного механика — работу Гаора на трейлере тот давно не проверяет — и они бегут через двор на построение, как всегда Гаор впереди, а Махотка сзади и левее. Это Гаор его научил бежать не вплотную, а так.
— Если что, то не налетишь на меня, понял?
— Ага, — кивнул Махотка, — а это чо, Рыжий, по-фронтовому?
— По-армейски, — рассмеялся Гаор.
С хода точно на своё место в строю, Старший кивает ему, пробегая на рапорт, пересчёт, обыск, замечаний и приказа явиться после ужина в надзирательскую нет, и он скатывается по лестнице вниз, в жильё. Где он всегда среди своих, где не один. Комбез на крючок, ботинки под крючок, всё с себя скинуть, бельё на перекладины изножья и голышом, чтобы тело дышало, бегом умыться, на обратном пути натянуть рубашку и штаны и в столовую.
— Ну, как, Рыжий?
— Нормально! Как тут?
— Громку ввалили.
— Это за что? — удивляется он.
И ему, хохоча, рассказывают, как Громок — молодой парень из новокупок — был послан на склад и перепутал всё.
Громок шмыгает носом и жалуется, что коробки навовсе одинакие, а он-то...
— А ты учись, — отвечает, усаживаясь на своё место, Махотка, — я вот тоже, привезли меня когда сюды, даже букв не разбирал, а теперя... — и гордо озирает стол.
— Видали тебя, видали, — смеются в ответ.
— Князем ездил.
— Магарыч с тебя, Махотка.
— И с Рыжего надоть.
— Он учил.
— А я и не отказываюсь, — весело отвечает Гаор.
— Ну, так чо, браты? Гулям?
— Гулям, — кивает Старший, принимая миску с кашей. — Но не седни.
— Чо так?
— Выдача когда?
— Верно, два дня осталось.
— Ну, понятно, парни получат, так и гульнём.
— А глядишь, за два-то дня ишшо подвалит кому.
— Вячку старшей по бригаде сделают, — вполне серьёзно говорит Гаор.
