В мае характер поездок изменился. Как быстро догадался Гаор, его хозяин получил то ли повышение, то ли понижение, но теперь он занимался исключительно инспекцией. Ездил по всяким учреждениям, вникал во все мелочи, собирал отчёты, фотографии, графики, схемы, а потом сочинял отзывы. Подробные, с выводами и рекомендациями. И требовал, чтобы его личный раб, телохранитель и шофёр был неотлучно при нем.
— Я им покажу, — бормотал Фрегор, сидя на заднем сиденье лимузина и сортируя бумаги по папкам и конвертам. — Зажрались, думают, на них управы нет. Да кому они решили очки втереть?! За кого они меня принимают?! Рыжий, этот пузатый когда обещал отчёт?
— Послезавтра в три десять, хозяин, — отвечал, не оборачиваясь, Гаор.
— Отлично, — кивал Фрегор, — а мы его навестим... завтра, в двадцать ноль-семь. Когда все готово, но подчистить не успели, и возьмём его голеньким. Понял, Рыжий?
— Да, хозяин.
— Напомнишь мне, если забуду.
— Да, хозяин.
Напоминать не приходилось. Кому когда какую пакость устроить, Фрегор держал в голове и никогда не путал.
Ведомство крови... Ведомство Несамостоятельного населения... центральные отделения и филиалы... Амрокс... Исследовательский центр... Центральный госпиталь... Специализированный Накопитель... Главное хранилище биоматериалов...
Выезд после завтрака, возвращение за полночь. Гаор спускался в спящую казарму, переодевался из выездного в спортивный костюм и уходил на гимнастическую площадку. Мышечная усталость, боль в нагруженных до предела связках и суставах заменяли выпивку. Так бывало на фронте, в госпиталях, не выпьешь — не уснешь. Здесь выпивки не было и быть не могло. И не надо. Потому что после душа он ляжет в кровать и, глядя в синий от ночного света потолок, развяжет тесёмки на папке и достанет листы. И будет записывать увиденное, услышанное и понятое. И каким же наивным окажется тот его набросок о мешках с пеплом. Нет, статья впереди, сейчас только сбор материала. Огонь Великий, где твоя справедливость, что эти, придумавшие, творящие такое, живы?! Матери набольшие, простите меня. Я не сволочь, я просто не знал. Простите меня и дайте мне силы. Не разбить голову о стену, не пойти с кулаками на нелюдей, чтоб хоть одного из них успеть убить. Мать-Вода, Мать-Земля, Мать-Луна, Солнце — Золотой Князь, Ветер — Сила Летучая, Огонь Великий, Кровь Горячая, Меч Ясный, вам молюсь, вас всех прошу об одном, дайте силу мне, нельзя, чтоб это и дальше творилось. Я должен. Увидеть, услышать и рассказать. Да, мой грех, что не знал, не думал, помогите мне искупить грех свой.
После этого удавалось заснуть, вернее, провалиться в чёрную пустоту, откуда его вытаскивал сигнал подъёма. И всё начиналось заново. Выезд, сопровождение хозяина, возвращение...
Гаор похудел и осунулся. И угнетавшее его раньше молчание окружающих теперь помогало держаться. Кому и что здесь он может сказать? О чём и с кем говорить? Он и видел-то остальных теперь только с утра за завтраком, да иногда, если возвращался до отбоя. И только самое расхожее, самое обычное.
— "Коробочку" на завтра...
— У лимузина масло сменить...
— Зайди, носки возьми, сносились твои...
— Рыжий, я футболку тебе постирала...
Он благодарил Снежку и Кастеляншу, кивал девчонкам-подавальщицам, перебрасывался короткими и незначащими фразами со Старшим и соседями по столу и спальне. И теперь даже не пытался запомнить имена собеседников. Где-то вдалеке мелькали лица Мажордома и других, кто из первой спальни. Вот уж на кого ему после виденного и, в самом деле, накласть со всеми их фанабериями. Зато всё увиденное из-за хозяйского плеча намертво откладывалось в памяти, необыкновенно, неестественно чётко и ясно...
...Ослепительно белые здания среди зелени. Белые коридоры. Белые халаты, тапочки и шапочки служащих. Белое бельё на белых кроватях. И столь же пронзительные среди этой белизны распахнутые, полные боли и тоскливого недоумения чёрные глаза "галчат".
— Вы видите первую стадию, — объясняет Фрегору немолодая мужеподобная женщина. — Это "сырьё". Вторая стадия — "полуфабрикат", и последняя — "продукт".
— Остроумно, — соглашается Фрегор. — Как вы их фиксируете?
— Комплексная инъекция релаксантов полностью снимает нежелательную двигательную активность, мы делаем дополнительный укол в область голосовых связок, — женщина улыбается, от чего её лицо становится похожим на череп. — Крики, визг, писк нервируют врачей, а результативность обеспечивается точностью фиксации электродов.
— Логично, — кивает Фрегор и ласково улыбается. — Признаться, я дилетант, можно подробнее. И попроще, ради Огня.
— На этой стадии мы ликвидируем сложившиеся рефлекторные связи, прерываем их болевым воздействием, — пожимает плечами женщина. — Ну, например.
Она оглядывается, и её лицо вдруг оживляется и становится почти человеческим.
— Вы разрешите использовать вашего раба? — обращается она к Фрегору. — Пусть он скажет что-нибудь... как говорят в посёлке. Только громко.
— Интересно, — оживляется Фрегор. — Ну-ка, Рыжий, выскажись.
И уже догадываясь, что последует, но не в силах не подчиниться, он бормочет.
— Да, хозяин, — и громко. — Мир дому и живущим в доме.
Тела детей выгибаются, бьются в судорогах боли, ротики распахнуты в беззвучных и от того ещё более страшных криках.
— Браво! — хохочет Фрегор. — Отлично придумано!
Женщина польщёно улыбается.
— Ну вот, и когда мы снимаем парез голосовых связок, у них уже нет никакого желания болботать по-дикарски. Больше того, болботанье у многих вызывает агрессивную реакцию. Что мы поощряем так же непосредственным разрядом в мозг, но уже в другие отделы.
Она подводит Фрегора к одной из кроваток и показывает на гладко выбритой головке мальчика, а может, и девочки — все "галчата" в глухих белых балахончиках — расположение электродов...
...Сырье, полуфабрикат, продукт... Отходы, брак на одной линии — сырьё или полуфабрикат для другой. Сошедшие с ума от боли "галчата" отправляются в Специализированный Накопитель...
...Снова пронзительная белизна. Чистота, доведенная до стерильности. И снова деловитые спокойные объяснения.
— Мы тщательно исследуем каждый экземпляр. Ничего не пропадает. В отходы идёт только то, что никак не пригодно для использования.
— Например? — придирчиво интересуется Фрегор.
— Пожалуйста. Вот этот экземпляр. Мужской пол, десять лет и три месяца.
Мужчина в белом халате подводит Фрегора к жёсткой каталке с привязанным мальчиком. Белое обескровленное худое тельце, чёрные короткие волосы топорщатся надо лбом с голубым кружком клейма, детский ошейник свободно лежит на ключицах, глаза плотно зажмурены.
— Здесь пригодные для пересадки органы, роговица, кровь для переливания, кожа для выделки, — перечисляет мужчина в белом халате. — Мы хотели дорастить до полноценного сперматогенеза и получить немного спермы. Неплохая кровь, ДНК-анализ показал отсутствие генной патологии. Но поступили заказы на уже имеющееся. Так что дальнейшее выращивание может оказаться нерациональным. И остающееся, неиспользуемые кости, мышечная и связочная ткань, всё это уже в окончательную переработку.
Фрегор солидно кивает, а потом в машине, ухмыляясь, доверительно сообщает:
— Рыжий, а ведь до чего же похож на старого Крайнорфара! Ты смотри, как наследник устроился. Старик плодит ублюдков, а он их сюда. И деньги идут, и хлопот никаких! — и вздыхает. — Ну почему я не могу так? Ты только подумай, у меня трое детёнышей, а я за них не то что гема, сотки паршивой не получил! Как же, имущество рода! Ничего, отправлю в накопитель ублюдка, стану наследником, я живо порядок наведу. Ты потерпи, Рыжий, я наведу шороху, они у меня все по струнке ходить будут.
Он молча слушает, выруливая на шоссе, ведущее к Королевской Долине. Его дело рабское — делай, что велят. Его дело...
...Иногда Фрегор командовал возвращение в "Орлиное Гнездо" рано. И тогда Гаор гнал машину, не только выполняя приказ хозяина, упивавшегося быстрой ездой, но и стремясь уйти, убежать от виденного. Прав Седой: всегда найдётся более страшное. И "Орлиное гнездо" казалось уже не самым плохим и поганым местом на земле. Бывает и хуже...
— Сегодня сходи к Раргу, — распорядился Фрегор, — а вечером... да, в десять ко мне.
— Да, хозяин, — ответил Гаор, останавливая лимузин у парадного крыльца. — Сходить на тренировку, и в десять вечера к вам.
Высадив хозяина, он отогнал машину в гараж, где его встретили, как всегда, Летняк и Весенник. Свободный механик был в другом углу, и они рискнули заговорить.
— Какую на завтра готовить? — громко и совсем тихо. — Что, совсем хреново?
— Не назвал, готовим все три, — так же громко ответил Гаор и тихо признался. — Совсем, парни. К горлу подступило.
— Твой ещё не самая сволочь, — тихо сказал Летняк.
— Ты Второго Старого берегись, — почти беззвучно зашептал Весенник. — Он уж который раз о тебе спрашивал.
— Глянулся ты ему, как с собаками бился, — объяснил Летняк. — Ну, и заломать тебя охота.
Послышались приближающиеся шаги механика, и Гаор смог поблагодарить парней только улыбкой.
Он даже на обед успеет и после обеда тогда в гараж. Раз велено идти на тренировку, а в десять к хозяину, то до десяти можно по старому распорядку: период в гараже, период отдыха, три периода тренировки, период отдыха, ужин и к хозяину. Как раз. Он даже повеселел от одной мысли, что впереди полдня нормальной, ну, почти нормальной, жизни, что не надо превращать себя в автомат, видящий, слышащий и подчиняющийся хозяйскому голосу. А что он Второму Старому глянулся и тот заломать его хочет... Ну, так что ж, тоже не самая плохая смерть: убить гада и принять пулю за это.
Как всегда в последние дни он поел, не замечая ни вкуса, ни происходящего вокруг. И уже вставал из-за стола, когда услышал голос Мажордома.
— Рыжий!
— Да, — откликнулся он.
Неужели так скоро? Ну что ж, пора так пора.
— Да? — повторил он, уже подойдя к Мажордому.
— Иди за мной, — распорядился Мажордом почти хозяйским тоном.
Гаор пожал плечами и вышел из столовой за Мажордомом, ожидая чего угодно, или вообще ничего. Но тот привёл его в свою комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
— Рыжий...
— Ну? — уже чуть сердито сказал Гаор.
— Куда ты ездишь с Фрегором? — понизив голос, спросил Мажордом.
Гаор удивлённо посмотрел на него.
— Ты что, забыл? Я тебе всё ещё тогда объяснил.
— Дурак, — тихо и сердито сказал Мажордом. — Фрегору плохо от этих поездок. Он плохо спит, требует за ночь по несколько разных "подстилок" и ни с кем не кончает. Плохо ест. Поковыряет и бросит. Куда ты его возишь?
— Куда прикажет, туда и везу, — пожал плечами Гаор и подчёркнуто наивно спросил: — А Фрегор знает, что ты шпионишь за ним?
— Да ты совсем дурак! — искренне, но не повышая голоса, возмутился Мажордом. — Он мой племянник, конечно, я беспокоюсь о нём.
— Племянник? — задумчиво переспросил Гаор. — А чего он тебя дядей не зовёт? Он-то знает, что ты... брат его отца? Я вот про своего дядю узнал, когда его в богадельню отправили. А до этого Сержант и Сержант. Может, и ты для него... просто раб, не думал об этом?
— Не смей! Ты...
Гаор, кивая, выслушал ругань Мажордома и озабоченно спросил:
— Я тебе говорил, что ты ругаться не умеешь? Хочешь, научу? Мне на тренировку сегодня, а в десять к хозяину, так что смогу выкроить, тут вообще-то быстро учатся, десятка долей за глаза хватит.
Он вполне сознательно дразнил Мажордома, вызывал того на замах, чтобы отвести душу, применив полученные у Рарга знания. Но Мажордом из всего сказанного им выхватил самое для него сейчас важное.
— Он вызывает тебя в десять? Зачем? Разве ты умеешь услаждать? Ты когда-нибудь был "подстилкой"?
— Нет, и не буду, — твердо ответил Гаор.
— Прикажут, и будешь, — отмахнулся Мажордом. — У тебя хорошее бельё есть? Да, сейчас я тебе мыла душистого дам, вымоешься им перед тем, как идти. Чтобы потом не воняло.
— Не суетись, Мажордом, — остановил его Гаор. — Можешь не стараться. Я не ты и не твои ублюдки. "Подстилкой", палачом и стукачом не был и не буду. Я сказал, а ты слышал.
— Тебя запорют.
— Это я уже тоже слышал. А тебе что за печаль? — усмехнулся Гаор. — Ты меня зачем звал? Чтоб я тебе на Фрегора стучал? Сказал: нет. Всё, кончен разговор. Об этом. А что ты за собак со мной не рассчитался, это ты помнишь?
— Ты такой злопамятный?
— А ты?
— Я требую порядка!
— Я его нарушаю? — поинтересовался Гаор и посоветовал. — Ты со мной ни словами, ни руками не справишься, Мажордом, я тебя и там, и там переиграю. Так что не лезь.
— Был бы ты другого цвета, — вполне искренне вздохнул Мажордом, — я бы знал, кого к тебе подложить, чтобы ты сердцем прикипел и голеньким стал. А так... не хотят с тобой, — и хихикнул.
Гаор удивлённо посмотрел на него.
— Да ты что, думаешь, я шлюх не пробовал, не знаю? Я с пятнадцати лет по борделям ходил, так что не твоим... — он крепко выругался, — меня чем удивить.
— А что, тебе эти, — Мажором с явным отвращением выговорил, — чуни из третьей спальни слаще?
— Ты хоть раз их видел? — усмехнулся Гаор. — Какие они из себя, знаешь?
— Кто?
— Не кто, а что. Чуни. Они, — Гаор улыбнулся со столь же явным превосходством и заговорил по-учительски. — Они мягкие, тёплые, и с ними хорошо-о. Но это только тому, кто понимает и ценить умеет, а всяким, — он смерил Мажордома выразительно указывающим взглядом, — тем да, не дано, и пытаться нечего.
Мажордом открыл рот, но тут щёлкнул селектор. Они оба замолчали и повернулись к нему.
— Где тебя носит? — спросил брюзгливый старческий голос. — Что за шум в северном крыле?
— Да, хозяин, бегу, хозяин, — выдохнул Мажордом и вылетел из комнаты, вытолкав по дороге Гаора.
Коридор был пуст, и Гаор, прикинув, что время для гаража за разговором прошло, отправился в свою спальню отдыхать перед тренировкой.
Он разделся и лёг поверх одеяла, напряг и распустил мышцы. Да, полноценного укорота в этот раз не получилось, но... да к чёрту его, дядюшку в ошейнике. Нужна Фрегору его забота, как же?! Ну его к чёрту. Лучше, раз есть время, займись своим делом. Это всё так... а дело твоё за тебя никто не сделает.
Гаор закрыл глаза, чтобы не видеть белый — с недавних пор он ненавидел этот цвет — потолок, достал папку, развязал тесёмки и вынул лист. Так. Общая терминология. Сырьё, полуфабрикат, продукт. Сырьё... нет, для каждого, скажем так, звена это своё. В Амроксе — это поступившие из отстойников "галчата". Предварительная обработка, мытьё, стрижка наголо и... операция. Инъекции, вживление электродов. Выжигание памяти. Сортировка, и прошедшие становятся "полуфабрикатом". Не прошедшим ставится клеймо, и они переводятся в другие отделения... Он записывал простыми точными словами. Картины, диалоги — это всё потом, это и так помнится, сейчас он готовит боевое донесение. А сколько вообще отделений в Амроксе? Он побывал в трёх, а судя по длине забора, вдоль которого едешь до ворот, их не меньше десяти. "Полуфабрикат" ещё не смотрели, а "продукта" вообще не касались. Думать об этом было нестерпимо больно, но он заставлял себя через боль писать, формулировать, сопоставлять. Не позволяя себе эмоций.
