— Сигареты лишними не бывают. Выдача была позавчера. Скурить ты не мог успеть.
Мгновенно собравшиеся слушатели заржали.
— Так куда дел?
Немедленно посыпались предположения.
— Девок охмурял.
— Долги раздал.
— В унитаз спустил.
— А это-то зачем? — удивился Седой.
— А по дурости! — старший литейной бригады влепил парнишке лёгкий подзатыльник. — Перетерпи, чуня, а то будешь век в долгах ходить.
Парнишка шмыгнул носом и, не посмев спорить, отошёл.
В центральном проходе между двухъярусными койками Чалый мерился силой с Губачом из бригады грузчиков с первого рабочего двора. Встав спина к спине, они сцепились локтями и теперь пытались пересилить друг друга, нагнуться и поднять противника на себе. Вокруг азартно спорили на фишки, сигареты и пайковый хлеб.
Чеграш уломал всё-таки девчонку с третьего конвейера, и теперь они барахтались на его койке, накрывшись с головой одеялом. Зима и Гиря увлечённо играли в чёт-нечёт с приятелями из второго сборочного .
Нет, никакие удовольствия отдельного жилого блока не стоят этого: свободного человеческого общения, возможности побыть среди своих. Так что его отказ был правилен.
Седой взял сигареты из тумбочки и пошёл курить. "А ведь Крайнтир с его глупыми амбициями, неумением ладить с людьми, подчёркнутым высокомерием не то что месяца, недели бы не продержался в рабской камере — весело подумал Седой, вставая в общий круг курильщиков — придавили бы ночью, или ещё как". На заводе много возможностей для случайной, но тщательно подготовленной смерти.
Когда он вернулся в спальню, девчонки уже не было, а Чеграш голышом лежал поверх одеяла, отдыхая. Зима и Гиря сосредоточенно делили свой выигрыш. Чалого не было.
— К своей пошёл, — сказал Чеграш Седому, когда тот убирал сигареты в тумбочку и раздевался.
Седой кивнул.
— Вставай, в душ пойдём, чтоб до отбоя успеть.
— Ага, — Чеграш рывком соскочил с койки, — парни, айда.
— Идём.
Ежедневный душ, если позволяли условия, был тем немногим из прежней жизни, что Седой упорно сохранял. И парни, подражавшие ему во всём, переняли и эту его привычку. Остальные мылись кто раз в неделю, кто чуть чаще, но каждый день только их пятёрка. Поэтому двадцати рожков в душевой на сто человек в принципе хватало.
Они уже заканчивали мыться, когда в душевую влетел Чалый. Его встретили гоготом, шутками и подначками. Чалый сильно взматерел за последний год и сквозь решётку пролезать, как раньше, не мог. Чеграш ещё мог, но с натугой. Поэтому все свои проблемы с девчонками они решали после ужина или откладывали на выходной. Гиря всегда был увесистым и широким, но умел уладить так, что лазили к нему. И только Зима, самый молодой, почти каждую ночь, если, конечно, надзиратели были не сволочи и сами дрыхли, после отбоя отправлялся гулять по спальням.
К утру Седой окончательно убедил себя, что никаких изменений в его жизни и жизни парней не будет. Вернее, если Главный сдержит олово и выполнит обещанное, изменения будут, но не концептуальные. Так... как, скажем, если вместо гречневой каши станут давать рисовую или выдадут комбинезоны другого цвета.
Подъем, умывание, заправка коек, завтрак. И по бригадам и цехам выход в холл на пересчёт и обыск. Всё как всегда.
— Мастерская номер пятнадцать. Пятеро.
— На обыск, лохмачи.
Всё обычно, всё как всегда.
— Валите, волосатики.
Снова гудят под ногами чугунные ступеньки, вспыхивает на этажах свет, лязгают, отпираясь решётки.
Обыск у входа на этаж. Пустой коридор с закрытыми дверями: свободные начинают на период позже.
Зевающий надзиратель уже ждёт их.
— Становитесь, обалдуи.
Обыск, проверка и вскрытие пломбы, открывается дверь.
— Заползайте, мать вашу...
Идущий последним Зима получает пинок сапогом пониже спины и влетает в мастерскую едва не падая, что приводит надзирателя в хорошее настроение. Он радостно ржёт и запирает за ними дверь, не попытавшись войти и ударить ещё кого-то, что у этой сволочи бывает частенько.
Седой встряхнул головой и оглядел их мастерскую.
— Так, парни, я сейчас перепишу записку, а вы заканчивайте модель. Чтобы было что к записке приложить.
— Ясно, Седой.
— Гиря, давай.
— Чеграш, мне лист а-пять достань.
— Держи.
Парни споро разобрали чертежи и незаконченные детали и разошлись по станкам. Кто что должен делать, они знали и в мелочной опеке не нуждались.
Седой взял чистые листы и сел за стол. Итак, если сказано в одиннадцать, то всё должно быть готово самое позднее к десяти. А лучше бы к девяти, к обычному времени появления на заводе Главного. Тот вполне мог, не заходя в свой кабинет, отправиться в обход по цехам и мастерским.
И когда в девять с небольшим надзиратель отпер их дверь, Седой удовлетворённо улыбнулся: успели! Но вместо Главного перед раскрытой дверью стояла тележка с большой картонной коробкой. Надзиратель проверил печать и кивнул им.
— Забирайте.
Чалый и Чеграш втащили коробку в мастерскую, дверь захлопнулась, и было слышно, как грузчики бодро уволокли опустевшую тележку.
— И чо это, Седой?
Седой тоже осмотрел пломбу, пришлёпнувшую листок с краткой и предельно вразумительной надписью "В N15" и подписью главного конструктора.
— Вскрываем, парни, — весело сказал Седой.
Неужели обещанное? Образцы форзейлианского оружия, их литература... Ну, тогда дело совсем по-другому пойдёт! Живём, парни!
Но он ошибся. Да, обещанное, но... Не совсем то. Литература, но комплект учебников для средней школы, как и просил, за последние три класса. Пачка тетрадей в клеточку и в линейку. Толстая пачка чертёжной бумаги, а к ней маленькая учебная чертёжная доска. Набор линеек, угольников, транспортиров и старая, потёртая, но с полным набором готовальня. Коробка чертёжных карандашей, шесть ручек и большой пузырёк чернил, ластики, коробка с цветными карандашами... Стол уже завален, а содержимое коробки всё не кончается. И в довершение всего, чтобы уж наповал — усмехнулся Седой — кофеварка, три жестяные банки с кофе, сахаром и сухими сливками и — с ума сойти! — маленький радиоприёмник.
— И это чо ж такое будет? — потрясённо выдохнул Чалый, оглядывая громоздившиеся на столе невиданные вещи.
— Жить будем! — весело ответил Седой. — Давайте, парни, надо разобрать, уложить и пристроить. Да, переноски у нас есть?
— Надо? Сделаем, — ухмыльнулся Зима.
На разборку, укладку и прочее ушло не меньше периода. К тому же Чалый раскрыл учебник по алгебре... и чтобы он от него оторвался и начал понимать окружающее, пришлось не просто отобрать учебник, а ещё уши натереть, как пьяному.
— Седой, а это зачем?
— Это радио, я рассказывал вам.
— Помним.
— И чо? Слушать будем?
— А рази можно?
— Раз нам дали, значит, можно и будем.
Седой включил приёмник, и мастерскую заполнила музыка. "Героическая симфония"?! Да, она. Великий Огонь, сколько лет он не слышал музыки? Такой музыки. Нет, надо потише, чтобы не услышал надзиратель. Парни оторопело смотрели на него, явно ничего не понимая.
— И чо это такое? — спросил Чеграш, когда отгремели трубы и литавры финала.
— Это... — Седой сглотнул стоящий в горле комок, — это симфония, парни.
— Даа? — Чеграш как-то неуверенно улыбнулся. — И чо? Это... хорошо?
"Ну да, — понял Седой, — парни никогда не слышали музыки, настоящей музыки". Он и не рассказывал им о ней, потому что музыку невозможно пересказать.
— Ладно, делаем так, парни, здесь слушаем, а что непонятно, я вам потом рассказываю.
Парни заметно повеселели и закивали.
Кофеварка их заинтересовала и понравилась куда больше. Правда, сам кофе не очень.
— Положите ещё сахара и сливок. И размешайте, как следует.
В таком варианте кофе понравился.
— А чо?
— Ничего.
— Вкусно.
— И в мозгах светлеет.
— Его для этого пьют, да, Седой?
— Ну, чтоб мозги работали?
— Да, — Седой, смакуя, казалось, напрочь навсегда забытый вкус, допил свою чашку. Ну, ничего не забыл Главный, даже стопку маленьких пластиковых чашек с ложечками, стандартный пакет на полудюжину. — С ними поаккуратнее, парни, они хрупкие.
— Ну да, поломаем, новых не выдадут, — рассудительно сказал Чалый. — Давай, Зима, у тебя руки ловкие, их ты мыть будешь.
Зима не стал спорить, собрал чашки и ложечки и ушел в крохотную, примыкающую к мастерской уборную, где, кроме унитаза, была ещё и раковина с холодной и горячей водой.
— А чо, Седой, это ж не пайковое, выпьем когда, больше не выдадут?
— Думаю, нет, — вздохнул Седой.
Отвыкшее от кофе сердце часто билось о рёбра. Седой потёр грудь, успокаивая его, и стал распоряжаться.
— Давайте, парни, так составьте, чтоб не на виду было.
— На всякий случай, — понимающе кивнул Гиря.
— А то мало ли какая сволочь заглянет, — согласился Чеграш. — И давайте, модель-то до ума довести надо.
— Как ты её доведёшь, если она не фурычит? — возмутился Чалый.
— Вот и соберите, все нестыковки цветом пометьте, — сказал Седой, — каждый своим, Зима, маркёры достань. И, — он озорно улыбнулся, — каждый о своём докладывать будет. Поняли?
Парни не очень уверенно кивнули.
— А он будет нас слушать-то? — спросил Гиря.
Седой пожал плечами.
— Если не захочет, доложу я. Но вы должны быть готовы.
Парни кивнули и взялись за работу. Радио негромко рассказывало о прогнозе погоды на ближайший месяц. Слушали с интересом, но большинство названий явно ничего не говорило парням. "Ничего", — улыбнулся Седой: учебник географии с атласом теперь есть. Так что... будут знать.
Ровно в одиннадцать — по радио передавали сигнал точного времени — лязгнул замок. Зима, ловко метнувшись к стеллажу, выключил радио. Парни, мгновенно сообразив, подбежали к нему и выстроились в ряд, загородив собой ту часть стеллажа, где лежали учебники и стояли кофеварка и приёмник.
Главный конструктор от порога окинул их мастерскую быстрым внимательным взглядом и подошёл к столу, на котором лежали аккуратно переписанная Седым записка и разукрашенная в четыре цвета модель. Модель явно заинтересовала его больше текста.
— Зачем такая радуга?
Седой кивком подозвал парней к столу.
— Красный чей цвет? — спокойно, будто сам не присваивал им эти цвета, спросил он.
— М-мой, — поперхнувшись, ответил Чалый.
— Говори.
Главный конструктор изумлённо уставился на рослого, светловолосого и светлоглазого парня с уже вполне оформившимися светло-золотистой бородкой и усами.
— Слушаю, — несколько растерянно сказал Главный.
Чалый набрал полную грудь воздуха и выпалил.
— Фурычить не будет, господин Главный. Сталь не та. На третьем спуске пружину поведёт или порвёт. Надёжности нету.
— Где спецификация? — резко спросил Главный.
— Держи, — шепнул Гиря, подсовывая Чалому нужный лист.
Но Главный услышал и несколько раздражённо приказал.
— Все чертежи на стол, и садитесь, нечего столбами стоять.
Седой, скрывая улыбку, наклонил голову.
Табуреток было всего пять. Одну занял Главный, другую Седой, парни с удивительной даже для Седого ловкостью разместились вчетвером на трёх оставшихся. И разговор пошёл уже всерьёз. Первое время Главный невольно морщился на вырывавшиеся у парней неправильности, но смысла сказанного при этом не терял. Парни неожиданно быстро успокоились и говорили бойко и по делу. Главный не возражал, задавая вопросы так, чтобы проблемы, можно ли спорить с господином, не возникло. Седой говорил последним, подводя итоги. Его Главный выслушал, не перебивая и не задавая вопросов.
— Всё понятно, — кивнул Главный, когда Седой закончил. — Разметьте в записке соответствующие цвета.
Седой подвинул свои листы парням, и те, передавая их друг другу, стали чиркать маркерами. Глядя на них, Главный негромко распорядился.
— Черновики в измельчитель. Занимайтесь пока теорией.
Их глаза на мгновение встретились, и Седой мог бы поклясться, что Главный подмигнул ему. Ну что ж, примем как вводную.
— Да, господин Главный конструктор.
— Когда кончатся запасы, скажете мне.
Главный не уточнил, о каких запасах идёт речь, но Седой, ни о чём не спрашивая — зачем, ещё услышишь не то, что хотелось бы — повторил положенную формулировку.
— Да, господин Главный конструктор.
Когда парни закончили возиться с листами, Главный ещё раз просмотрел записку, забрал её и модель и уже у двери вдруг резко обернулся к Седому.
— Много я не могу, но ни вас, ни кого-то из вашей бригады больше не продадут. Гарантирую.
И ушёл. Когда за ним защёлкнулась дверь и они остались одни, Седой молча сгрёб в охапку и прижал к себе всю четвёрку.
— Молодцы, какие же вы молодцы, — шептал он, сглатывая неудержимо набегающие слёзы.
Парни тоже растроганно захлюпали носами, но больше из-за пережитого страха. Всё-таки они впервые вот так говорили со свободным, да ещё таким — не хозяин, но все знают, что от него всё зависит, все надзиратели перед ним навытяжку встают, а они-то...
— И чо теперь будет? — первым пришёл в себя Чеграш.
— Слышали же. Будем заниматься теорией.
— Это учиться?
— Ну да. Пока не получим нового задания.
— А что не продадут нас...
— Седой, взаправду, что ль?
Парни с надеждой смотрели на него. Ведь нет большего страха для раба, чем торги, на которых теряешь всех своих сразу и навсегда. Седой пожал плечами.
— Пока он здесь главный, думаю, так и будем вместе. А дальше...
— Загад не бывает богат, — со вздохом согласился Чалый.
Седой взъерошил ему волосы на затылке и с весёлой строгостью сказал.
— А теперь за учёбу. Хватит бездельничать.
— Ага, Седой.
— Щас уберём всё.
— Седой, чертежи тоже в измельчитель? — засуетились парни.
Пока они убирали со стола, Седой быстро просмотрел учебники. Да, насколько он помнит, комплект полный. Ну, по физике и математике парни уже на уровне седьмого, а то и восьмого классов, а в отдельных темах и на университетском уровне. Но всё это бессистемно, фрагментарно и в основе практика. Так что всё равно начнем с шестого класса. Как раз начала алгебры и геометрии. А остальное... ладно, пусть читают и пересказывают, а он, по мере возможностей и памяти, объяснит.
— Седой, мы готовы.
Седой обернулся к ним.
— Идите сюда. Так, каждому по тетрадке, в клеточку, в линейку, по ручке берите и за стол. Тетради надпишите.
— Пометить? — спросил Чалый.
— Нет, надписывайте. Здесь имя, а здесь предмет. В клеточку где, пишите "математика", а в линейку "язык".
С именами вышла заминка. Ну, Зима и Гиря — это просто, Чалый тоже сообразили как, а Чеграш — слово-то нашенское, как его по-ихнему написать? Не сразу, но справились и с этим. Седой оглядел сидящих за столом с раскрытыми тетрадями парней и, улыбнувшись, взял со стеллажа учебник дуггурского языка.
— С этого и начнём. Чтобы вы всё понимали, и чтобы вас всегда поняли.
* * *
Мартовская дорога, когда днём тает, а ночью подмораживает, не самое большое удовольствие. Но Гаор вёл фургон, весело насвистывая и улыбаясь. Всё у него хорошо, всё тип-топ. Работа по душе, хозяин не сволочь, все его закидоны сошли ему с рук, и... и статья про "серого коршуна" почти готова. А в одном из посёлков его поставили на постой к настоящей бывальщице, и он всю ночь не спал, слушая её с раскрытым ртом и старательно запоминая. А самое главное — она ему сказала, кто в каком посёлке старины сказывает, и он теперь, если, конечно, с руки выходит, то сам к таким на ночлег просится. И слушает.
