Непонимание продлилось недолго. Череда событий, завершившаяся ударом по голове, нахлынула бурным потоком, и Крэйвен распахнул глаза. Так и есть: темно, сыро, пахнет крысами и выгребной ямой. Где-то под самым потолком окошко, забранное толстой решёткой, а на руках и ногах тяжёлые деревянные колодки.
— Неееееет! — Разбитые губы едва шевелились, и то, что должно было стать криком отчаяния, походило скорее на жалкий стон. — Только не это...
— Очнулся? — Послышался осторожный вопрос из дальнего угла камеры. — Я уж боялся ты мёртвый.
— Мёртвых в тюрьму не сажают. Давно я здесь?
— Не знаю. Когда меня привели, ты уже был в камере.
— Хорошо, сам-то давно тут?
— Не очень. Я от нечего делать капли считаю, вышло чуть больше тысячи.
Кап, кап. Да уж, чего только не станешь делать от скуки. Крэйвен поймал себя на мысли, что тоже стал машинально считать капли. Одна. Две... Дюжина...
Интересно, а тысяча это много или мало? С большими числами у него всегда было туго, но ведь незнакомец не мог заниматься подсчётами долго. Давно бы сбился или устал.
— Вот тебе и вправду делать нечего... — Крэйвен с трудом сглотнул. — Учёный что ли?
— Наверно, — После паузы выдал сосед. В его голосе промелькнула какая-то нотка неуверенности.
— Звать то как?
Над этим вопросом новый знакомый думал ещё дольше. Крэйвен уже стал волноваться, не с галлюцинацией ли общается.
— Кадай, — Наконец произнес тот и, ещё немного помолчав, смущённо добавил. — Вроде бы...
Странный какой-то. Крэйвен хмыкнул, но не стал заострять внимания на том, что собеседник собственное имя вспоминает с трудом. Хотя, чего гадать, у самого вон язык еле ворочается. Может, его ещё крепче отделали.
— А меня — Крэйвен, — Превозмогая боль, он перевёл тело в сидячее положение. — За что упекли?
— Да вот... Сглупил, похоже, — Кадай приковылял из своего угла и сел рядом с Крэйвеном прямо на пол. — Я во время пожара на ярмарке слона остановил. Он огня испугался. Народ топтать стал, палатки там, товар. Я думал, людей спасаю. Думал, герой. А оно вон как вышло...
На руках и ногах соседа красовались точно такие же колодки, и передвигался он, сильно согнувшись и с явным трудом. Хотя следов побоев видно не было.
— А ты?
— Я то? А я напортачил знатно, — Крэйвен хмыкнул, но его тут же скрутил жестокий приступ кашля. Сплюнул кровью. — Уважаемым людям дорогу перешёл. Изнасилование приплели. А уж что потом учудил...
Сказал и сам поёжился. Перед глазами так и стояли два живых факела. Стражники, конечно, те ещё сволочи, но ведь просто работу свою делали. А потом мысли вернулись к истории соседа по камере. На фоне собственных подвигов его прегрешения смотрелись как-то несуразно. Их и вовсе за прегрешения считать нельзя. Неужели нынче принято героев в темницу сажать?
— Значит, говоришь, на ярмарке пожар был?
— Ну, да. Сначала стражники за кем-то гнались, по пути всё громили. А потом и вовсе полыхнуло. Я уж не знаю из-за чего.
— Зато я — знаю. Это за мной гнались.
— А-а-а... — Неопределённо хмыкнул Кадай, но уточнять детали погони не стал. — Как думаешь, что с нами теперь делать будут?
Хороший вопрос. Своевременный. Крэйвен попытался сесть удобнее, насколько позволяли колодки. Если бы повязали сразу, ещё мог бы тешить себя иллюзиями на свободу в обозримом будущем. После неудачной попытки скрыться — легко отделаться точно не дадут.
— Меня наверняка до старости гноить будут или сразу прикончат, — От мысли, высказанной вслух, резко накатила апатия. — А с тобой — не знаю. Я вообще не понимаю, за что тебя упекли.
— Ну, наверно, думают, что я маг, — Кадай с задумчивым видом ощупывал колодки на ногах, будто интересуясь особенностями конструкции. — По крайней мере, я от нескольких человек слышал, что магам во владениях Айвара не рады. Только не понял, казнят их или ещё как изводят, но в Уствинском княжестве никто из одарённых не живёт. Думал ты в курсе.
— Бред, какой-то! — Фыркнул Крэйвен.
Уж что-что, а маги — они везде в почёте. Отдельных личностей можно не любить за мерзкий характер, но польза для общества в целом более чем очевидна. Какому идиоту может прийти в голову ссориться с одарёнными? Лично Крэйвен таких не встречал. Всё это, и множество иных аргументов он уже был готов озвучить, как за дверью послышались чьи-то шаркающие шаги. Оба заключённых настороженно затихли.
Звякнула связка ключей, и массивная дверь со скрипом открылась. В неверном свете факела стало заметно, что помимо деревянной двери их отделяет от свободы ещё одна преграда. Решётка из толстых прутьев осталась закрытой.
— Что, голуби? — Послышался скрипучий старческий голос. — Неуютно в клетке?
Смотритель возился по ту сторону решётки, выставляя на поднос оловянные миски и кружки. Скрюченная годами фигура казалась хрупкой и угловатой. Кустистые брови нависали над темными провалами глаз, а жидкая бородёнка клочками торчала в разные стороны.
— Ваша пайка, — Он задвинул поднос в камеру через узкую щель снизу решетки. — Вода, хлеб, каша. Наслаждайтесь.
Крэйвен с трудом заставил себя встать, а несколько шагов до решётки стали сущей пыткой. Приходилось бороться не только с болью во всём теле, но и с жутко неудобными колодками, будто специально фиксирующими ноги и руки в неестественных положениях. Плюс ко всему деревяшки сковывала не замеченная ранее цепь, заставляя передвигаться в полусогнутом состоянии. Следом подтянулся и Кадай, точно так же переваливаясь с ноги на ногу.
— И как нам прикажешь есть? — Поинтересовался Крэйвен. — Лакать из миски, как собакам?
Колодки не позволяли взять тарелку двумя руками. Они даже ко рту её поднести не давали.
— А чем вы лучше собак? — Дед мерзко хихикнул. — Ничем! Даже хуже. Скажи спасибо, что я для вас, магиков поганых, вообще зад свой поднял и жратву приволок.
— Не пори чепуху, старый, — Отмахнулся от обобщения Крэйвен. — Уж я-то точно не маг. Поймали бы меня будь я одарённым, как же... Сними колодки, дай хоть поесть по-людски.
— Ага, нашли дурака, — Дед хитро сощурил глаз, но почему-то на шаг отступил от решетки. — Знаю я вас... Начнёте руками махать, колдовство своё мерзкое творить. А мне потом перед его милостью оправдывайся, как так вышло, что тюрьму по камушкам разнесли. Нет уж, с пола жри!
— Дед, ты явно что-то напутал, — Предпринял очередную попытку Крэйвен, стараясь разговаривать со смотрителем мягко, задушевно, как с умалишённым. — Я — насильник, дебошир и убийца. Признаю. Но я никакой не маг!
— Складно врёшь, — Смотритель ещё раз зло зыркнул и стал запирать дверь. — Да только всё одно вам подыхать со дня на день. Будь моя воля, казнил бы на месте. А то, ишь взяли моду: в темницу тащить, да харчи на вас тратить.
— Эй! — Крэйвен со всей силы саданул колодками по решётке. — А ну вернись!
Смотритель вполне ожидаемо не вернулся.
— Хм, значит все-таки казнь, — Едва слышно, скорее для самого себя, резюмировал Кадай. — Жаль, я надеялся, что просто вышлют за пределы княжества.
Крэйвена будто плетью огрели. Это что получается? Его приняли за мага и именно за это теперь казнят!? Просто безумие какое-то! А как же все те мнимые и реальные прегрешения, с которыми успел смириться? Всё по боку?
— Эй, кто-нибудь! — Он принялся стучать колодками в запертую дверь. — Я не маг! Слышите?!
Надо же. Сколько раз ходил по краю? Погибнуть в море во время шторма — обычное дело для иннола. Не погиб. Подохнуть в пьяной драке — тоже вполне по-мужски. Не подох. Война — вообще дело святое. Но чтобы так...
На крики никто не пришёл, а Крэйвен быстро выдохся и оставил бесполезное занятие. Он устало привалился к стене рядом с дверью и вытянул ноги, насколько позволяла цепь. Да с чего они вообще взяли, что в нём есть сила одарённых? Неужели не хватило обвинения в изнасиловании, чтобы разобраться с неугодным? Он закрыл глаза и прикинул, что надо было резать Пеплу горло, пока был шанс. А заодно и папаше Радуги всадить клинок под ребро. И тут пришло понимание. Способности, что пробудились после боя с Громом... Та самая тетива где-то внутри, послушно замедляющая время. Именно после её применения, Хомут кричал ему вслед что-то про магов.
А с другой стороны, ни разу ведь не слышал о ком-нибудь с такими способностями. Наверное, уже и не удастся услышать.
— Я тут подумал, — Кадай тактично молчал всё это время и, лишь когда Крэйвен затих, напомнил о себе. — Мы можем кормить друг друга. А то я тоже не хочу есть, как собака с пола.
— Хорошо, — Севшим голосом ответил Кадай.
Ну, хоть с соседом повезло. Нормальный мужик. А ещё неглупый, пусть и со странностями. Губ коснулась грязная кружка, и Крэйвен сделал пару глотков.
От воды несло затхлостью, хлеб едва поддавался зубам, а от каши несло не лучше, чем от дыры с нечистотами в углу камеры. Но, несмотря на это, перекус немного успокоил, придал сил, и мысли вернулись в мирное русло. За недавнюю сцену с криками 'Я не маг!' стало стыдно. Какая разница за что, итог-то всё равно один.
— Кадай, я вот тебя понять не могу, — Крэйвен держал миску на вытянутой руке, помогая соседу с его порцией. — Ты чего такой спокойный, будто тебе умирать — не впервой?
— Не знаю. Может и правда не впервой, — Простодушно отшутился тот и, покончив с едой, привалился рядом с ошалевшим от таких заявлений Крэйвеном. — Я прошлого не помню.
— То есть как, не помнишь? Совсем?
— Только последнюю зиму. Меня в лесу нашли, без сознания. Кто я, откуда и что делал в лесу — не помню, — Кадай неопределенно передернул плечами. — Правда бывает по мелочи, если увижу или услышу что, то могу понять, знал я это раньше или нет. Вот на ярмарку и поехал, за воспоминаниями.
— Мда-а-а, — Озадаченно протянул Крэйвен. — А магичить как? Тоже вспомнил?
— Да, по дороге столкнулся с Саваахом, — Даже в темноте было видно, что Кадай улыбается, как будто эти воспоминания — лучшие в жизни. — Видел, может? Высокий такой, чёрный. В боях ещё участвовал.
— Видел, конечно, — Кивнул Крэйвен. — Я и сам в них участвовал.
— Да? — Оживился сосед. — А! Так вот где я тебя видел. Это же ты Грома победил?
— Я. Но лучше бы он мне тогда все кости переломал. Не сидел бы здесь, — Крэйвену не хотелось затрагивать эту тему. — Так что там с этим чернокожим?
— Саваахом? А, так он магичил. Ты же никому не скажешь? — Кадай вопросительно глянул на Крэйвена и продолжил только после кивка. — Он своего слона успокаивал. Ну, того же, что я на ярмарке. Вообще, трусливый зверь какой-то. Или просто невезучий.
Кадай немного помолчал, то ли вспоминая подробности, то ли просто наслаждаясь приятными воспоминаниями. Крэйвен не спешил вклиниваться со своими вопросами.
— Ну, вот. Он как магичить стал, так меня сразу кольнуло. Понял, что знаю всё это. Откуда — не помню, а что именно и как делать — пожалуйста. Взял и помог.
— Если ты уже тогда магичил на землях князя, что же тебя сразу в темницу не упекли?
— Так, то далеко от города было. Только свои и видели. И уже потом намекнули, чтоб держал способности в секрете. Пророчество якобы какое-то есть. Мол, помрёт князь от руки одарённого. Вот он, похоже, и изводит всех, кто попадается.
— Как ты сказал? Пророчество? — Встрепенулся Крэйвен. — А чьё, не знаешь?
— Нет. Да мне мужики деревенские его пересказали. Не думаю, что сами знают.
— Плохо, что не знаешь. Если это Оракул такое выдал, то многое становиться понятно.
— Оракул? А это кто?
Крэйвен аж закашлялся от удивления. Не знать кто такой Оракул? Он чуть было не задал этот вопрос вслух, а потом вспомнил, что у Кадая нелады с памятью.
— Ээээ... Ну, Оракул — это Оракул, — Он чувствовал себя ужасно неловко. Первый раз Крэйвену выпало рассказывать взрослому человеку о том, что обычно дети слушают в качестве сказок по вечерам у очага. — Он пророчества делает. Или советы дает.
— И чем его пророчества отличаются от остальных?
— Не знаю, как лучше объяснить. Говорят, он в отличие от гадалок или астрологов всамделишный корооардас*. Оттого и пророческой силищи в нём ого-го... Всегда говорит только то, что сам считает нужным. Даже если спрашивают про другое. Но никогда не ошибается.
— Вообще никогда? Интересно, — Мечтательно вздохнул Кадай. — Как думаешь, а мог бы этот Оракул помочь мне вспомнить прошлое?
— Собрался наведаться? — Поддел соседа Крэйвен. — До казни успеешь обернуться?
— Нет. Просто... — Не обратил внимания на шпильку Кадай. — Ты вот начал рассказывать, а у меня смутное ощущение, что я уже когда-то слышал о нём. А может даже встречал. А ты сам бывал у Оракула?
— В Оскахине — бывал, а к Оракулу не ходил. Ну его. Напророчит ещё, как я помру, потом шарахайся от каждой тени как этот Айвар от магов.
— Ну, хотя бы место опиши.
Крэйвен нехотя стал описывать Оскахину. Некогда великий город, разрушенный ещё в те времена, когда деды дедов сопляками были, а про империю ещё и слыхом никто не слыхивал. Про то, как годы спустя на руинах, в заброшенном храме забытых богов поселился какой-то старик и стал пророчить всякому, кто заглянет к нему на огонёк. Про новый город, что вырос за многие годы вокруг его Обители. С тех пор так и живёт Оракул в Оскахине. Один и тот же это дед или разные — тут молва людская разное твердит. Но дед всегда есть и всегда один.
Кадай оказался благодарным слушателем и с каждым сказанным словом бывалый мореход распалялся всё сильнее, припоминая такие подробности, что не всякий местный расскажет.
Клочок побережья в двух днях пути на юг от Пируссы, зажатый между морем и отрогами Туманного Кряжа представал в воображении во всех красках. Маленький, но известный на весь свет оплот настоящей независимости. Даже могучая Вальнарская империя предпочитала не замечать, что крохотный сосед под боком не платит дань и не подчиняется имперским законам. Никто не рисковал портить отношение с Оракулом. Вот и селился в тени легенды всякий люд, не дружный с законом или просто не желающий платить подати. Оракул не требовал поклонения как божеству, у него было лишь одно условие: не мешать тем, кто приходит испросить совета или услышать пророчество.
— Здорово! Я прямо так и вижу эту Обитель, — Кадай буквально лучился от детского восторга. — Только не знаю, это ты такой хороший рассказчик или я сам бывал в тех местах.
Крэйвен и сам чувствовал себя после долгого рассказа немного лучше. Будто вновь побывал на морских просторах и на какое-то время забыл о тесных стенах княжеской темницы.
— А знаешь, если бы не предстоящая казнь, я бы сказал, что рад оказаться в одной камере с человеком, так много повидавшим.
— Да уж, — Хмыкнул Крэйвен. — Если бы не казнь...
— А расскажи ещё что-нибудь? — В глазах Кадая читалась мольба. Будто ребёнок просит ещё одну сказку на ночь. — Пожалуйста.
Время тянулось и тянулось. Капли отсчитывали ускользающие мгновения жизни осужденных, а двое мужчин не замечали серых стен. Они были далеко.
Они плутали в лабиринте Призрачных островов. Напряженно всматривались в туман, ожидая в любой момент, что по курсу вынырнет не замеченный обломок скалы. Никто и никогда не составлял карт этих мест, потому, как очертания островов менялись по несколько раз на дню. То исчезая под толщей воды, то вновь вырастая на пути кораблей.
