— Тебе понадобится новая свеча, не так ли? — обратилась я к Джейми, многозначительно наклонив голову в сторону Лиззи и близнецов. Огарок в его подсвечнике оплавился лишь на полдюйма, но я думала, что это был единственный предлог, дать им немного уединения.
— Ох, о, да, — поняв мой намек, сказал Джейми. Он покашлял. — Я, а, пойду, принесу.
Как только мы зашли в хирургическую, он закрыл дверь и прислонился к ней, опустив голову.
— О, Господи! — сказал он.
— Бедняжки, — проговорила я с неким сочувствием. — Я имею в виду, тебе, правда, их жаль?
— Мне? — он обнюхал свою рубашку, которая высохла, но все еще имела отчетливый след рвоты спереди, затем выпрямился, потянулся, пока его спина не хрустнула. — Ага, полагаю жаль, — признался он. — Но — ох, Боже! Она сказала тебе, как это произошло?
— Да. Я расскажу тебе кровавые подробности позже, — я услышала, что мистер Вемисс спускается по лестнице. Вытащив пару свечей из сетки, подвешенной под потолком, я протянула их, распрямляя длинный фитиль, присоединенный к ним. — У тебя есть нож под рукой?
Его рука непроизвольно дернулась к поясу, но он был без кинжала.
— Нет. Хотя на моем столе есть перочинный ножик.
Он открыл дверь как раз в тот момент, как мистер Вемисс дошел до кабинета. Потрясенное восклицание мистера Вемисса достигло меня одновременно с запахом крови.
Джейми бесцеремонно оттолкнул его в сторону, и я бросилась вслед за ним, мое сердце готово было выскочить из груди.
Они втроем стояли, прижавшись друг к другу, возле стола. Пятна свежей крови испачкали столешницу, а Кеззи держал мой окровавленный платок обернутым вокруг своей руки. Он взглянул на Джейми, похожий на привидение в мерцающем свете. Его зубы были стиснуты, но он сумел улыбнуться.
Я уловила небольшое движение и увидела Джо, осторожно держащего лезвие перочинного ножика Джейми над пламенем свечи. Действуя так, словно никого больше не было в комнате, он взял брата за руку, стянул платок, и прижал раскаленный металл к свежей овальной ране на большом пальце Кеззи.
Запах горелой плоти смешался с запахом дождя и мистер Вемисс издал слабый задушенный звук. Кеззи глубоко вздохнул, отпустил руку, и криво улыбнулся Джо.
— Счастливого пути, брат! — сказал он, твердо и громко.
— Большого счастья тебе, брат! — тем же голосом ответил Джо.
Лиззи стояла между ними, маленькая и взъерошенная, ее покрасневшие глаза были устремлены на Джейми. И улыбалась.
Глава 74. ТАК РОМАНТИЧНО.
БРИАННА МЕДЛЕННО ВЕЛА маленькую машинку вверх по накрытой одеялом возвышенности ноги Роджера, затем поперек живота к центру его груди, где он схватил и машинку, и ее руку, насмешливо ей улыбаясь.
— Это действительно хорошая машинка, — сказала она, высвобождая руку и удобно поворачиваясь на бок рядом с ним. — Все четыре колеса вертятся. Что это за марка? Моррис Минор? Как та маленькая оранжевая, что была у тебя в Шотландии? Это была милейшая вещь, какую я когда-либо видела, но я никак не могла понять, как ты умудрялся в нее втиснуться.
— С помощью талька, — уверил он ее. Роджер поднял игрушку и движением пальца заставил переднее колесо крутиться. — Ага, эта хорошо получилась, правда? Я не предполагал, что это будет какая-то конкретная модель, но думаю, что припоминал тот твой Форд Мустанг. Помнишь, как мы в тот раз ехали на ней вниз с гор? — его глаза смягчились от воспоминания, их зеленый цвет казался почти черным в неверном свете ровно горевшего огня.
— Я помню. Я чуть не съехала с дороги, когда ты поцеловал меня на скорости восемьдесят пять миль в час.
Брианна рефлекторно придвинулась ближе к нему, слегка ткнув его коленкой. Он с готовностью повернулся к ней лицом и снова ее поцеловал, одновременно быстро продвигая машинку задним ходом вниз по ее спине и поверх закругления ее ягодиц. Она вскрикнула и заерзала напротив него, пытаясь избежать щекочущих колес, затем ткнула его локтем в ребра.
— Убери это от меня!
— Я думал, что ты находишь скорость эротичной. Дррынь, — прошептал Роджер, направляя игрушку вверх по ее руке и внезапно вниз, за ворот ее рубашки. Она попыталась ухватить машинку, но он вырвал ее, затем нырнул рукой под одеяло и пробежался колесами вниз по ее бедру, затем снова неистово вверх.
Последовала неистовая борцовская схватка за овладение машинкой, которая закончилась тем, что они оба свалились на пол в клубке из постельного белья и ночных рубашек, задыхающиеся и обессиленные от хохота.
— Шшш! Ты разбудишь Джемми! — поднимаясь и извиваясь, она начала выворачиваться из-под тяжести Роджера. Превосходя в весе на пятьдесят фунтов, он просто расслабился поверх нее, прижимая ее к полу.
— Ты не сможешь разбудить его даже пушечным выстрелом, — сказал Роджер, с уверенностью, порожденной опытом. Это было правдой: после того, как Джемми перестал просыпаться ночью каждые несколько часов, чтобы быть накормленным, он всегда спал, как абсолютно неподвижное бревно.
Она затихла, сдувая волосы со своих глаз и ожидая подходящего момента.
— Как думаешь, ты когда-нибудь сможешь еще раз разогнаться до восьмидесяти пяти миль в час?
— Только если упаду с вершины очень глубокого ущелья. Ты совершенно голая, ты знаешь об этом?
— Ну, ты — тоже.
— Ага, но я-то с самого начала таким был. Где машинка?
— Не имею понятия, — солгала она. На самом деле, игрушка была под изгибом ее спины, и это было жутко неудобно, но Бри не собиралась давать ему дальнейшие преимущества. — Зачем она тебе?
— О, я собирался еще немного исследовать территорию, — сказал он, поднимаясь на одном локте и медленно проводя пальцем по возвышенности одной груди. — Я полагаю, что смогу сделать это и пешком, однако. Займет больше времени, но зато пейзаж и общий вид произведут большее впечатление. Так говорят.
— Ммм, — он мог прижимать ее к полу своим весом, но не мог держать в узде ее руки. Она подняла указательный палец и тронула ногтем его сосок, заставив Роджера глубоко вдохнуть. — Ты планируешь совершить долгое путешествие? — она взглянула на маленькую полку возле кровати, где хранила свои контрацептивные материалы.
— Достаточно длинное, — он проследил за ее взглядом, затем посмотрел ей в глаза, безмолвно задавая вопрос.
Она подвигалась, чтобы лечь удобнее, незаметно убирая миниатюрную машинку.
— Говорят, что путешествие в тысячу миль начинается с одного шага, — сказала она и, подняв голову, прикоснулась губами к его соску. Потом нежно сомкнула зубы, а моментом позже, отпустила.
— Тихо, — сказала она укоризненно, — ты разбудишь Джемми.
* * *
— ГДЕ ТВОИ НОЖНИЦЫ? Я отрежу их.
— Я не скажу тебе, мне они нравятся длинными, — она убрала мягкие темные волосы с его лица и поцеловала кончик его носа. Он улыбнулся и в ответ коротко поцеловал ее, перед тем как сесть, откидывая волосы с лица одной рукой. — Ему не может быть удобно, — сказал Роджер, глядя на колыбель. — Может, я переложу его в кроватку?
Брианна со своей позиции на полу взглянула вверх на колыбель. Джемми было четыре года, и он уже давно достаточно вырос, чтобы спать на низенькой кровати. Но довольно часто настаивал на том, чтобы спать в своей колыбели, как в старые времена, упрямо втискивая себя в нее, несмотря на тот факт, что он не мог вместить туда все четыре конечности и голову одновременно. В данный момент кроме двух пухленьких голых ног, торчащих прямо вверх с одной стороны кровати, ничего видно не было.
"Он становится таким большим", — подумала она. Джем еще почти не мог читать, но знал уже все буквы своего имени и умел его написать, а еще мог сосчитать до сотни. Кроме того, он знал, как заряжать ружье: дед научил его.
— Мы расскажем ему? — спросила она вдруг. — А если расскажем, то когда?
Роджер, должно быть, думал о чем-то в том же духе, потому что как будто сразу понял, что конкретно она имеет в виду.
— Господи, как ты скажешь ребенку что-то вроде этого? — сказал он. Он встал и, собрав в пригоршню постельное белье, потряс его в очевидной надежде обнаружить кожаную завязку, которой скреплял свои волосы.
— Неужели ты не сказал бы ребенку, что его усыновили? — возразила она, садясь и пробегая руками сквозь свои густые волосы. — Или, если бы был какой-нибудь семейный скандал, типа, что его папа на самом деле не умер, а сидит в тюрьме? Если рассказать ребенку, пока он маленький, думаю, что это не ранит его сильно: и ему будет комфортнее с этим, когда он вырастет. Если они узнают об этом позже, это шок для них.
Он насмешливо и косо посмотрел на нее.
— Ты-то знаешь по опыту.
— И ты тоже, — она говорила сухо, но почувствовала эхо этого опыта даже сейчас. Неверие, гнев, отрицание, а потом — внезапное обрушение ее мира, когда она начала, помимо своей воли, верить. Чувство опустошения и заброшенности, и также черной ярости и предательства от обнаружения, как много из того, что она воспринимала как незыблемое, оказалось ложью. — По крайней мере, для тебя это не было выбором, — сказала она, поворачиваясь в более удобную позицию напротив края кровати. — Никто не знал о тебе, не было никого, кто мог бы сказать тебе, кто ты есть, но не говорил.
— О, и ты думаешь, что они должны были рассказать тебе о путешествиях во времени раньше? Твои родители? — он поднял черную бровь, цинично развлекаясь. — Я прямо вижу записки, которые приходили бы тебе домой из школы: "У Брианны чересчур сильно развито воображение, но она должна знать ситуации, когда не может использовать его".
— Ха, — она отпихнула в сторону остатки одежды и постельного белья. — Я ходила в католическую школу. Монашки бы назвали это ложью и положили бы этому конец, точка. Где моя сорочка? — она вылезла из нее полностью во время схватки и, несмотря на то, что ей было все еще тепло от последствий борьбы, Брианна чувствовала себя неуютно, как бы выставленной напоказ, даже в темном свете комнаты.
— Вот она, — он выдернул комок льна из общей массы и встряхнул его. — Так что ты думаешь? — он посмотрел на нее вверх, вздернув одну бровь.
— Думаю ли я, что они должны были мне сказать? Да. И нет, — призналась она неохотно. Она взяла сорочку и натянула ее через голову. — Я имею в виду... я понимаю, почему они не сказали мне. Папа не верил в это. Что он думал... что ж, что бы это ни было, он попросил маму позволить мне верить, что он и есть мой настоящий отец. Она дала ему слово: я не думаю, что она должна была нарушить его, нет.
Насколько она знала, ее мама только однажды нарушила свое слово, непреднамеренно, но с ошеломляющим эффектом.
Она разгладила поношенную сорочку поверх своего тела и поймала концы завязок, которые собирали горловину. Теперь она была одета, но чувствовала себя столь же выставленной на показ, как будто была все еще голой. Роджер сидел на матрасе, методично перетряхивая пледы, но его глаза были все еще сфокусированы на ней, зеленые и вопрошающие.
— И все же, это была ложь, — выпалила она. — Я имела право знать!
Он медленно кивнул.
— Ммфм, — он поднял скрученную простынь и начал ее раскручивать. — Ага, что ж, я могу понять, что ребенку нужно рассказать, что он усыновленный, или его папа в тюрьме. Здесь, правда, могут быть детали, вроде того, что папа убил маму, когда обнаружил ее на кухне, совокупляющейся с почтальоном и шестью хорошими друзьями. Может быть, это и не будет иметь значения для него, если ты расскажешь ему, пока он маленький. Но это будет иметь значение чуточку позже, когда он захочет привлечь внимание друзей, рассказывая им.
Брианна прикусила губу, чувствуя, что неожиданно разозлилась и обиделась. Она не думала, что ее чувства все еще так близки к поверхности, и ей не нравился, как сам факт, что они близко, так и то, что Роджер это видел.
— Ну... да, — она взглянула на колыбель. Джемми поменял положение: он свернулся сейчас как маленький ежик, его личико было прижато к коленкам, и ничего не было видно, кроме его округлой попки под ночной рубашкой, возвышавшейся над краем колыбели, как луна, встающая над горизонтом. — Ты прав. Мы должны подождать, пока он не повзрослеет достаточно, чтобы понимать, что это секрет и что он не может говорить людям всего.
Кожаная завязка выпала из вытряхиваемого одеяла. Роджер наклонился, чтобы подобрать ее, его темные волосы распустились вокруг лица.
— Ты когда-нибудь захочешь сказать Джемми, что я не настоящий его отец? — не глядя на нее, тихо спросил он.
— Роджер! — вся ее злость исчезла, уступив место волне паники. — Я не сделаю этого и в сотню миллионов лет! — Даже если бы я думала, что это правда, — добавила она поспешно, — и я так не думаю, Роджер! Не думаю! Я знаю, что ты его настоящий отец! — она села рядом с ним, отчаянно схватив его за руку. Роджер несколько косо улыбнулся и похлопал ее по руке, но не встретился с ней взглядом. Он немного подождал, затем двинулся, осторожно отсоединив себя для того, чтобы завязать свои волосы.
— То, о чем ты говорила. Разве он не имеет право знать, кто он такой?
— Это не... Это другое.
Действительно, было различие. Действие, результатом которого стало ее зачатие, не было изнасилованием — но это было непредумышленно. С другой стороны, там не было сомнения. Оба, нет, все трое ее родителей знали, что она была дочерью Джейми Фрейзера, вне всякого сомнения.
С Джемми... Она снова посмотрела на колыбель, инстинктивно желая найти какой-нибудь знак, какую-нибудь неоспоримую метку отцовства Роджера. Но Джемми был похож на нее и на ее отца, как цветом волос, так и лицом. Он был большим для своего возраста, с длинными конечностями и широкой спиной, как и оба мужчины, которые могли быть его отцами. И у обоих, черт возьми, были зеленые глаза.
— Я не скажу ему этого, — твердо сказала она. — Никогда. И ты тоже. Ты его отец в любом смысле, который имеет значение. И не будет никаких причин для него даже знать о том, что Стивен Боннет существует.
— Кроме той, что он существует, — указал Роджер. — И думает, что ребенок — его. Что, если они когда-нибудь встретятся? Когда Джем будет старше, я имею в виду.
Она не имела привычки творить крестное знамение в моменты стресса, как делали ее отец и кузен, но сейчас она перекрестилась, заставив Роджера рассмеяться.
— Ничего смешного, — сказала она, садясь прямо. — Этого не случится. А если и случится, если я когда-нибудь увижу Стивена Боннета где-нибудь близко возле моего ребенка, я... Что ж, в следующий раз я прицелюсь выше, и все.
— Ты определенно намерилась дать своему ребенку отличную историю для своих одноклассников, да? — он говорил легко, поддразнивая, и она немного расслабилась, надеясь, что достигла успеха в рассеивании любого сомнения, которое могло быть у него насчет того, что она может сказать Джемми насчет его отцовства.
— О'кей, но он должен узнать остальное, раньше или позже. Я не хочу, чтобы он узнал об этом случайно.
— Ты не случайно узнала об этом. Твоя мама сказала тебе.
"И посмотри, где мы с тобой теперь", — эти слова остались несказанными, но громко повисли внутри ее головы, когда он уставился на нее долгим взглядом.
