Это нейтральное положение дел неожиданно изменилась в Брансвике. За день или два до этого, Оукс явно ожидал чего-то, и я заметила, что он вздохнул с облегчением, когда мы поравнялись с первыми домами.
Наверно поэтому, когда мы остановились, чтобы подкрепиться в таверне на окраине маленького, полузаброшенного поселка, никто не удивился, увидев поджидающего нас Ричарда Брауна. БСльшей неожиданностью стало, когда после пары слов от Брауна, Оукс и еще двое человек внезапно схватили Джейми, выбив у него стакан с водой, и шибанули его о стену дома.
Бросив свою чашку, я кинулась к ним, но Ричард Браун вцепился в мое плечо железной хваткой и потащил меня к лошадям.
— Отпусти! Что ты делаешь? Отпусти, говорю! — лягнув Брауна, я попыталась выцарапать ему глаза, но он схватил меня за запястья и позвал одного из мужчин на помощь.
Вдвоем им удалось усадить меня — все еще вопящую во всю силу моих легких — на лошадь впереди другого человека из банды Брауна. Громкие крики Джейми были слышны среди шума и гвалта, производимого несколькими зеваками, вышедшими из таверны поглазеть. Но никто из них не хотел вмешиваться в драку с вооруженными бандитами.
Том Кристи кричал и протестовал; мельком я увидела, как он дубасил одного из мужчин по спине, но безрезультатно. Сидевший сзади человек схватил меня за талию и рванул, выбив из меня последний воздух.
А потом мы с грохотом поскакали по дороге, а Брансвик — и Джейми — исчезли в пыли.
На мои яростные протесты, требования и вопросы, конечно, никто не отвечал, мне было только приказано замолчать, и сидящий позади меня человек, предупреждая, еще раз сильно сжал меня вокруг талии рукой, которой он меня удерживал.
Трясясь от гнева и ужаса, я притихла и в этот момент увидела, что Том Кристи все еще находился с нами, он был потрясен и взволнован.
— Том! — закричала я. — Том, вернитесь! Не дайте им убить его! Пожалуйста!
С удивлением посмотрев в мою сторону, он поднялся в стременах и, оглянувшись назад на Брансвик, что-то крикнул Ричарду Брауну.
Браун покачал головой, придержав коня так, чтобы Кристи смог поравняться с ним, и наклонившись, что-то прокричал в ответ, видимо давая Тому объяснения. Кристи явно не нравилась ситуация, но после пылкой перепалки, он, нахмурившись, замолчал, потом рванул обратно, но чуть позже, развернул лошадь и вернулся, держась на расстоянии, позволяющем разговаривать со мной.
— Они не убьют его и не причинят вреда, — сказал он, повышая голос, чтобы быть услышанным в грохоте копыт и бряцанье упряжи. — Браун дал честное слово.
— Ради Бога, и вы верите ему?
Он смутился, еще раз взглянул на Брауна, торопившегося ехать вперед, потом обернулся на Брансвик. На его лице отразилась нерешительность, затем губы сжались, и он покачал головой.
— Все будет в порядке, — сказал Кристи. Но при этом он не смотрел мне в глаза, и, не обращая внимания на мои настойчивые уговоры вернуться, чтобы остановить их, осадил лошадь, отстав так, что я не могла больше его видеть.
Мое горло саднило от крика, а ушибленный живот болел, сжимаясь в узел от страха. Теперь, покинув Брансвик, мы ехали чуть медленнее, и я сосредоточилась на дыхании. Я не заговорю, пока не удостоверюсь, что могу делать это без дрожи в голосе.
— Куда вы меня везете?— спросила я, наконец. Я сидела неподвижно в седле, еле вынося нежелательную близость человека позади меня.
— В Нью-Берн, — сказал Браун, с ноткой угрюмого удовлетворения. — И потом, слава Богу, мы посадим вас, наконец.
* * *
ПОЕЗДКА В НЬЮ-БЕРН прошла в тумане страха, волнения и физического дискомфорта. И хотя мне было интересно, что произойдет со мной, но все подобные предположения были заглушены беспокойством за Джейми.
Том Кристи определенно был моей единственной надеждой быть в курсе дел, но он избегал меня, держась на расстоянии, и я обнаружила, что это тревожит не меньше, чем все остальное. Он явно был обеспокоен, даже больше, чем в день смерти Мальвы, но у него больше не было вида унылого страдания — он был активно возбужден. Я ужасно боялась, что он знал или подозревал, что Джейми был мертв, но не хотел признаться в этом — ни мне, ни себе.
Все мужчины разделяли с моим похитителем стремление избавиться от меня как можно скорее. Мы останавливались ненадолго, лишь в крайней необходимости, давая отдохнуть лошадям. Мне предлагали еду, но я не могла есть. К тому времени, когда мы достигли Нью-Берна, я была полностью истощена не только от огромного физического напряжения и езды, но, гораздо больше, от предчувствия опасности.
Большинство мужчин осталось в таверне на окраине города. Браун и Том Кристи молча сопровождали меня по улицам города, и наконец, мы прибыли к большому дому из белого кирпича.
— Дом шерифа Толливера, — сообщил мне с чувством полного удовлетворения Браун. — И также городская тюрьма.
Шериф, мрачный и довольно привлекательный, рассматривал меня с заинтересованностью, смешанной с растущим отвращением, когда он услышал о преступлении, в котором меня обвиняют. Я не делала попыток оправдаться или защитить себя, комната то расплывалась, то снова попадала в фокус моего зрения, и все внимание было сосредоточено на том, чтобы мои колени не подкосились.
Я едва слышала бСльшую часть разговора между Брауном и шерифом. И лишь в последний момент, перед тем, как меня собрались увести прочь, Том Кристи оказался рядом со мной.
— Миссис Фрейзер, — сказал он очень тихо. — Поверьте мне, он в безопасности. Я не хотел бы иметь его смерть на своей совести. И вашу тоже.
Он посмотрел на меня прямо, впервые за несколько... дней? Или недель?.. И я обнаружила, что напряженность его серого взгляда была одновременно смущающей и странно утешающей. — Доверьтесь Богу, — прошептал он. — Он избавит праведников от всех их опасностей.
И внезапно крепко сжав мою руку, ушел.
* * *
ТЮРЬМЫ ВОСЕМНАДЦАТОГО ВЕКА бывали и гораздо хуже. Женское отделение состояло из небольшой комнаты в задней части дома шерифа, которая, скорее всего, изначально была кладовой. Стены были грубо оштукатурены, кто-то из бывших обитателей, с намерением совершить побег, отбил большой кусок штукатурки и обнаружил, что под ней лежал слой реечной обрешетки, а за ней — непробиваемая стена из обожженного глиняного кирпича, с вежливой неприступностью которой я столкнулась сразу, когда дверь открылась.
В комнате не было окна, только масляный фитиль горел на полке возле двери, создавая слабый круг света, освещавший пугающие пятна оголенного кирпича, но углы комнаты оставались в глубокой тени. Я не видела ведро с парашей, но знала, что оно было тут: густая, едкая вонь проникла в мой нос, и я автоматически задышала через рот, как только шериф втолкнул меня в комнату.
Ключ в замке скрипнул, когда дверь решительно закрылась за мной.
В комнате стояла единственная узкая кровать, уже занятая большой грудой под потрепанным одеялом. Через некоторое время груда пошевелилась и села, превратившись в маленькую, пухлую женщину, с непокрытой головой, неопрятную после сна. Она сидела, уставившись на меня и моргая, словно мышка-соня.
— Эмм... — сказала она и потерла глаза кулаками, как маленький ребенок.
— Простите, что потревожила вас, — сказала я вежливо. Мое сердце к этому времени немного утихло, хотя я все еще дрожала и задыхалась, поэтому прижала ладони к двери, чтобы остановить дрожь.
— Не думай об этом, — сказала она и внезапно зевнула, как бегемот, показав мне ряд стертых, но здоровых зубов. Жмурясь и смущенно причмокивая губами, она пошарила возле себя рукой, вытащила разбитые очки и водрузила их на нос.
У нее были синие, сильно увеличенные линзами и огромные от любопытства глаза.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Клэр Фрейзер, — сказала я, пристально наблюдая за ней, на случай, если она уже слышала о моем предполагаемом преступлении. Синяк от удара камнем на груди был все еще заметен, но уже начал желтеть над вырезом платья.
— О? — она прищурилась, будто пытаясь понять мое общественное положение, но, видимо, безрезультатно, и просто пожала плечами. — У тебя деньги есть?
— Немного.
Джейми заставил меня взять почти все деньги — немного, но у меня было по несколько мелких монет в каждом кармашке, привязанном к моей талии, и пара ассигнаций, подшитых внутрь корсета.
Женщина была значительно ниже меня ростом, на вид мягкая, словно подушка, с большой обвисшей грудью и несколькими уютными складками жира на ее незатянутой в корсет талии. Она была в рубашке, платье и корсет висели на вбитом в стену гвозде, и казалась безобидной. Мне стало немного легче дышать, когда я начала осознавать тот факт, что, по крайней мере, в настоящий момент была в безопасности и больше не могла подвергнуться неожиданному, случайному насилию.
Другая заключенная не делала никаких агрессивных движений в мою сторону, но спрыгнула с кровати и мягко зашлепала босыми ногами, как я только что обнаружила, по слою заплесневелой спутанной соломы.
— Что ж, почему бы тебе тогда не позвать старую кошелку и не отправить ее принести нам немного голландца? — предложила она весело.
— ...Кого?
Вместо ответа, она повернулась к двери и затарабанила в нее, горланя:
— Миссис Толливер! Миссис Толливер!
Дверь открылась почти немедленно, явив высокую, худую женщину, похожую на раздраженного аиста.
— Ну, право слово, миссис Фергюсон, — сказала она. — Вы самый надоедливый человек. Я как раз шла, чтобы выразить свое почтение миссис Фрейзер, — она отвернулась от миссис Фергюсон с достоинством судьи и слегка наклонила голову в мою сторону. — Миссис Фрейзер. Я миссис Толливер.
У меня была доля секунды, чтобы решить, как реагировать. Я выбрала разумную, хоть и унизительную, линию благородной покорности, поклонившись ей, словно она была женой губернатора.
— Миссис Толливер, — пробормотала я, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Как любезно с вашей стороны.
Она вздрогнула, как зоркая птица, заметившая скрытое движение червя в траве. Но сейчас я жестко контролировала выражение лица, и она расслабилась, не обнаружив сарказма.
— Добро пожаловать, — сказала она с холодной любезностью. — Я здесь забочусь о вашем благополучии и готова познакомить с нашими обычаями. Вы будете получать еду один раз в день, если только не захотите послать в таверну дополнительно — за ваш счет. Раз в день я буду приносить вам кувшин для умыванья. Вы будете выносить свои помои сами. И...
— О, ерунда эти твои обычаи, Мэйзи, — сказала миссис Фергюсон, оборвав заранее подготовленную речь миссис Толливер с уверенностью, предполагающей долгое знакомство. — У нее есть немного денег. Принеси нам бутылку джина, будь хорошей девочкой, а потом, если нужно, можешь рассказать ей что к чему.
Узкое лицо миссис Толливер неодобрительно напряглось, но глаза стрельнули в мою сторону, блеснув в тусклом свете свечи. Я нерешительно потянулась к своему карману, и она, прикусив нижнюю губу, оглянулась через плечо и быстро шагнула ко мне.
— Тогда, шиллинг, — прошептала она, раскрыв руку. Я бросила монетку в ее ладонь, и та сразу же исчезла под фартуком. — Вы пропустили ужин, — объявила она своим обычным неодобрительными тоном, сделав шаг назад. — Однако, поскольку вы только что поступили, я поставлю вас на довольствие и принесу что-нибудь.
— Как любезно с вашей стороны, — сказала я.
Дверь плотно закрылась за ней, перекрывая свет и воздух, и ключ в замке повернулся.
Этот звук породил крошечную искру паники, но я жестко ее подавила. Я чувствовала себя, словно высушенная кожа, которая под завязку набита сухой трухой страха, безысходности и потери. Хватило бы лишь одной искры, чтобы все это воспламенилось и сожгло меня дотла, но, ни я, ни Джейми не могли себе этого позволить.
— Она пьет? — спросила я у моей новой соседки по комнате, пытаясь взять в себя в руки.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто не пьет, если есть шанс? — рассудительно спросила миссис Фергюсон и почесала свои ребра. — Фрейзер, она сказала. Ты не та...
— Это я, — сказала я довольно грубо. — Я не хочу говорить об этом.
Ее брови поднялись, но она равнодушно кивнула.
— Как тебе нравится, — сказала она. — В карты играешь?
— В лоо или вист? — спросила я осторожно.
— Знаешь игру — брэг?
— Нет, — Джейми и Брианна играли в нее время от времени, но я никогда не знала правил.
— Ничего, я научу, — пошарив под матрасом, она вытащила довольно потрепанную колоду карт, опытной рукой развернула их веером, слегка помахав ими под носом, и улыбнулась мне.
— Подождите, не говорите мне, — сказал я. — Вы здесь из-за шулерства?
— Шулерство? Я? Ничего подобного, — сказала она, обидевшись. — Подлог.
К своему удивлению, я рассмеялась. Я все еще чувствовала себя неуверенно, но миссис Фергюсон определенно и доброжелательно предлагала такую желанную отдушину.
— Как давно вы здесь? — спросила я.
Она почесала голову и поняла, что на ней нет чепца. Тогда она повернулась, чтобы вытащить его из-под скомканной постели.
— Ой, примерно месяц, — надевая помятый чепец, она кивнула на дверной косяк рядом со мной.
Обернувшись, я увидела, что он был заштрихован десятками маленьких зарубок, одни были старые и потемневшие от грязи, другие, недавно нацарапанные, обнаруживали сырую желтую древесину. Вид отметок снова заставил мой желудок сжаться, но я глубоко вздохнула и повернулась к ним спиной.
— У вас уже был суд?
Она покачала головой, блеснув очками.
— Нет, слава Богу. Я слышала от Мэйзи, что суд закрыли, и все судьи разбежались. Никого не судили за прошедшие два месяца.
Новость была плохой. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что она наклонилась и с сочувствием погладила мою руку.
— Я бы не стала торопиться, дорогуша. На твоем месте, не стала бы. Если тебя не судили, то и повесить не могут. И хотя я встречала людей, которые говорили, что ожидание убивает, я не слышала, чтобы кто-нибудь помер от этого. Но я видела, как умирают на виселице. Грязное дело.
Она говорила почти небрежно, но рука ее поднялась, как будто сама по себе, и коснулась мягкой белой плоти шеи. Она сглотнула, и крохотный бугорок ее кадыка слегка подпрыгнул.
Я тоже сглотнула, почувствовав, как неприятно сжалось мое горло.
— Но я невиновна, — сказала я. И, произнеся это, удивилась, что мои слова звучат как-то неуверенно.
— Конечно же, — сказала она решительно, сжав мою руку. — Ты настаивай на этом, дорогуша. Не позволяй запугивать себя, и не соглашайся признаться даже в мелочах!
— Я и не собираюсь, — заверила я сухо.
— На днях толпа хотела прийти сюда, — сказала она, кивнув. — Повесить шерифа, если он не будет вести себя жестче. Он не слишком-то популярен, этот Толливер.
— Не могу представить, почему не популярен — такой очаровательный парень, как он.
Я не представляла, как бы я отнеслась к перспективе штурма дома разъяренной толпой. Повесить шерифа Толливера, все это очень хорошо, зависит от того, как далеко все может зайти. Но воспоминания о враждебных толпах в Солсбери и Хиллсборо были еще свежи в памяти, а я не была уверена, что они остановятся на шерифе. Смерть от рук линчевателей была не лучше, чем этот более медленный вид судебной расправы, с которым я столкнулась. Хотя я предполагала, что всегда была возможность сбежать во время заварухи.
