* * *
Я ОТЖАЛА КОМПРЕСС ИЗ ведьминого ореха и каролинского душистого перца и аккуратно положила его на глаза Джокасты. Ранее я уже дала ей от боли чай из ивовой коры. Конечно, компресс никак не повлияет на глаукому, но он, по крайней мере, послужит в качестве успокоительного пациенту и облегчения врачу, который смог предложить хоть какое-то простейшее болеутоляющее.
— Ты не могла бы найти кое-что в моих сумках, девочка? — спросила она и, потянувшись немного, устроилась поудобнее на кровати. — Маленький мешочек с травами, который тебя заинтересует.
Я нашла его сразу — по запаху.
— Где ты взяла это? — спросила я слегка удивленно.
— У Фаркарда Кэмпбелла, — ответила Джокаста, как ни в чем не бывало. — Когда ты объяснила мне, в чем проблема с моими глазами, я узнала у Фентимена, могло бы мне что-нибудь помочь. Он сказал, что слышал где-то об использовании конопли. У Фаркарда Кэмпбелла есть поле, где он ее выращивает, и я подумала, что могла бы тоже попробовать. Это, кажется, действительно помогает. Не могла бы ты, племянница, положить его мне в руку, пожалуйста.
Я, как завороженная, положила мешочек с марихуаной и небольшую стопку бумаги на стол, рядом с ее рукой. Осторожно перевернувшись на бок, чтобы не уронить компресс, она взяла щепотку ароматной травы, бросила ее в центр бумаги и так виртуозно свернула косяк, как я наблюдала это в Бостоне много раз.
Молча я подержала пламя свечи, чтобы Джокаста смогла прикурить. Она удобно устроилась на подушках и сделала глубокую затяжку дыма, раздувая ноздри.
Какое-то время она курила молча, а я стала заниматься уборкой, не желая оставлять ее одну, дабы заснув, она не подожгла кровать, так как явно была обессилена и расслаблена в настоящий момент.
Едкий, пьянящий запах дыма вызвал старые отрывочные воспоминания. Некоторые молодые студенты-медики курили марихуану по выходным и приходили в больницу в провонявшей одежде. От некоторых пациентов, поступавших в отделение неотложной помощи, также сильно пахло. Время от времени я чувствовала слабый запах и на Брианне, но никогда не спрашивала.
Сама я никогда не пробовала, но сейчас находила запах ароматного дыма весьма умиротворяющим. А если быть точнее — слишком умиротворяющим. Я подошла к окну, села и открыла створку, позволив свежему воздуху проникать в комнату.
Дождь шел весь день, воздух был наполнен озоном, смолой деревьев и приятно холодил мое лицо.
— Ты ведь знаешь? — позади меня тихо раздался голос Джокасты. Я оглянулась. Она не двигаясь, лежала на кровати ровно, похожая на надгробное изваяние, словно умерла, и я иронично заметила, что повязка на глазах делает ее похожей на богиню Правосудия.
— Знаю, — сказала я так же тихо. — Не очень-то честно по отношению к Дункану, да?
— Да... — почти беззвучно слово выплыло из дыма. Она подняла сигаретку и лениво затянулась, заставив косячок засветиться красным. Я пристально следила за ней, но она, казалось, чувствовала, когда нужно стряхнуть пепел и, время от времени, делала это в розетку у основания подсвечника. — Он тоже знает о Федре, — сказала она просто. — Я рассказала ему, чтобы он прекратил искать ее. Я уверена, он также знает и об Улиссе, но не говорит об этом.
Она протянула руку и аккуратно стряхнула пепел.
— Знаешь, я сказала ему, что не буду винить его, если он оставит меня, — ее голос был очень тихим, почти без эмоций. — Он заплакал, но потом, остановившись, сказал, что ведь он произнес слова клятвы: "В радости и в горе" — так же, как и я произнесла их, верно? Я сказала, что это так, и он сказал: "Ну, что ж..." И вот мы здесь, — она слегка пожала плечами, устраиваясь поудобней, и, продолжая курить, затихла.
Отвернувшись к окну, я прислонилась лбом к раме. Вдруг я увидела, как внизу, из открывшейся двери, пролился свет, и из нее быстро вышла темная фигура. Дверь закрылась, и на мгновение я потеряла силуэт из вида. Чуть привыкнув к темноте, я вновь увидела тень, исчезающую по пути к сараю.
— Он ушел, да? — пораженная, я обернулась, чтобы посмотреть на Джокасту, понимая, что она, должно быть, слышала звук закрывающейся двери.
— Улисс? Думаю, да.
Долгое время она была неподвижна, и забытая сигарета все еще тлела в ее руке. Я думала, что должна подняться и забрать ее, но Джокаста снова поднесла косячок к губам.
— Его настоящее имя — Джозеф, — выпустив дым, сказала она негромко. Завитки дыма медленно закружились облаком вокруг ее головы. — Я всегда думала, что это очень подходящее имя: он был продан в рабство своими же людьми.
— Ты когда-нибудь видела его лицо? — внезапно спросила я. Она отрицательно покачала головой и потушила окурок.
— Нет, но я всегда могла узнать его, — сказала она очень тихо. — Он излучал запах света.
* * *
ДЖЕЙМИ ФРЕЙЗЕР ТЕРПЕЛИВО сидел в темноте сарая. Сарай был маленький, предназначенный только для полудюжины животных, но основательно построенный. Дождь сильно стучал по крыше, и ветер завывал по углам, как банши, но ни одна капля не проникала через дранку крыши. Воздух внутри был теплым от дыхания спящих животных. Даже Гидеон дремал над своими яслями, из уголка его рта свисало недожеванное сено.
Было уже за полночь, Джейми ждал больше двух часов, а заряженный пистоль покоился на его колене.
В шуме дождя он вдруг услышал тихое ворчание — кто-то толкнул дверь, и, когда она со скрипом приоткрылась, дыхание холодного дождя смешалось с теплым запахом сена и навоза.
Джейми сидел по-прежнему, не двигаясь.
Он увидел, как высокая фигура задержалась на фоне более светлой темноты дождливой ночи, в ожидании пока попривыкнут глаза. Затем навалилась всем весом на дверь, и открыла ее шире, чтобы проскользнуть внутрь.
Человек принес потайной фонарь, не надеясь, что сможет найти необходимые части упряжи и запрячь лошадь в темноте. Он отодвинул задвижку и начал медленно поворачивать фонарь, освещая стойла одно за другим. Три усталые лошади, принадлежащие Джокасте, тоже были здесь. Джейми слышал, как человек тихо прищелкнул языком, поворачивая свет то назад, то вперед, между кобылой Джерушей и Гидеоном, рассматривая их.
Решившись, Улисс поставил фонарь на пол и выдернул штырь из задвижки, запирающей дверь стойла Гидеона.
— Можешь взять его, и пусть это послужит тебе уроком, — просто сказал Джейми.
Дворецкий резко вскрикнул, повернулся, и, бросив злой взгляд, сжал кулаки. Он не видел Джейми в темноте, но слух не подвел его. И, секунду спустя, глубоко вздохнув, он опустил руки, осознав, кто это был.
— Мистер Фрейзер, — сказал он. Глаза его настороженно горели в свете фонаря. — Вы застали меня врасплох.
— Ну... я сделал это намеренно, — честно ответил Джейми. — Полагаю, ты собираешься уехать.
Он видел, как в глазах дворецкого порхали мысли, удивленные и расчетливые, быстрые как стрекозы. Но Улисс не был глупцом и пришел к правильному выводу.
— Девочка все рассказала вам, — сказал он вполне спокойно. — Вы убьете меня за честь вашей тети?
Если бы последнее было сказано с насмешкой, то Джейми, действительно, убил бы его, поскольку, пока он ждал, у него сложилось двоякое мнение по этому вопросу. Однако это было сказано просто, и Джейми ослабил палец на спусковом крючке.
— Если бы я был помоложе, то убил бы, — проговорил он неторопливо, под стать тону Улисса. — И если бы у меня не было жены и дочери, у которых когда-то был чернокожий друг. — Поэтому, — продолжил он, опустив пистоль, — теперь я стараюсь не убивать, если нет необходимости. "Или пока она не наступит", — подумалось ему. — Ты со мной не согласен? Потому что, я думаю, этому нет оправдания.
Дворецкий слегка покачал головой. Свет блестел на его темной, с красноватым оттенком, коже. Он выглядел так, будто был вырезан из старой киновари.
— Я любил ее, — сказал он тихо и развел руками. — Убейте меня, — он был одет в дорожную одежду — плащ и шляпу, сумка и фляжка висели на поясе, но без ножа. Рабы, даже если им доверяли, не осмеливались носить с собой оружие.
Любопытство боролось с отвращением, и, как обычно в такой борьбе, любопытство победило.
— Федра сказала, ты спал с моей тетей еще до того, как умер ее муж. Это правда?
— Да, — тихо сказал Улисс, но лицо его было непроницаемо. — Я не оправдываюсь. Я не могу. Но я любил ее, и если я должен умереть за это...
Джейми верил этому человеку: его искренность была очевидна, и в голосе, и в жестах. И, зная свою тетку, как знал ее он, меньше всего на свете он был склонен винить Улисса. В то же время, бдительность его не подводила, Улисс был огромный и быстрый. И этот человек знал, терять ему нечего, поэтому был, действительно, очень опасен.
— Куда ты решил направиться? — спросил он, кивнув в сторону лошадей.
— В Вирджинию, — не слишком уверенно ответил темнокожий мужчина. — Лорд Дансмор предложил свободу всем рабам, которые присоединятся к его армии.
Джейми не собирался спрашивать, но этот вопрос возник у него в голове в тот момент, когда он услышал историю от Федры. Он не смог устоять, имея такую возможность.
— Почему она не освободила тебя? — спросил он. — После того, как умер Гектор Кэмерон?
— Она освободила, — был неожиданный ответ. Дворецкий коснулся своей груди. — Она подписала вольную почти двадцать лет назад, сказав, что не может выносить и мысли, что я прихожу к ней в постель только потому, что должен. Но запрос об освобождении должен быть одобрен Ассамблеей. И если бы я был публично освобожден, то не смог бы остаться служить ей, как я делал все это время.
Это была правда: освобожденный раб должен был покинуть колонию в течение десяти дней или рисковал снова попасть в рабство к любому, кто решил взять его себе. Многочисленные банды свободных негров, бродящие по сельской местности, заставляли трястись от страха Совет и Ассамблею.
Дворецкий на мгновение посмотрел вниз, прикрыв глаза против света.
— Я мог выбирать... Джо или свободу. Я выбрал ее.
— Ага, очень романтично, — сказал Джейми весьма сухо, хотя это признание, на самом деле, произвело на него впечатление. Джокаста МакКензи всегда выходила замуж по велению долга, и только долга, и он подумал, она была не слишком счастлива в каждом из ее браков, до тех пор, пока она не нашла некоторое утешение с Дунканом. Он был потрясен ее выбором, не одобрял ее неверности и очень злился за обман Дункана, но часть его — часть МакКензи — несомненно, не могла не восхищаться тем, как она брала свое счастье там, где могла.
Он глубоко вздохнул. Дождь затих; грохот по крыше перешел в мягкое постукивание.
— Ну, тогда... У меня еще один вопрос.
Улисс тяжело склонил голову в таком знакомом жесте, который Джейми видел тысячу раз. "К вашим услугам", — говорил этот жест, и в нем было гораздо больше иронии, чем во всех словах, которые дворецкий произнес до этого.
— Где золото?
Улисс вскинул голову, широко раскрыв от ужаса глаза. Впервые Джейми испытал толику сомнения.
— Вы думаете, это я взял его? — недоверчиво сказал дворецкий, но потом усмехнулся. — Что ж, полагаю, после всего, что произошло, так и есть, — он потер рукой под носом, взволнованный и несчастный. "Каким он, скорее всего, и был", — подумал Джейми.
Некоторое время они стояли друг против друга в тишине. У Джейми не было ощущения, что Улисс пытается обмануть его. "Хотя, Бог ведает, этот человек был хорош в обмане", — подумал он цинично.
Несмотря на то, что Улисс расправил свои широкие плечи, выглядел он все равно беспомощно.
— Я не могу доказать, что это сделал не я, — сказал он. — Я ничего не могу предложить, кроме своего честного слова, хотя и на это не имею право, — впервые в его голосе звучала горечь.
Джейми внезапно почувствовал себя очень уставшим. Лошади и мулы давно уже спали, и он ничего так сильно не хотел, как оказаться в своей постели, рядом с женой. Он также хотел, чтобы Улисс ушел задолго до того, как Дункан обнаружит его предательство. И хотя Улисс явно был самым вероятным подозреваемым, который мог взять золото, факт оставался фактом: за последние двадцать лет он мог взять его в любое время, гораздо меньше подвергая себя опасности. Почему сейчас?
— Поклянись жизнью моей тети, — потребовал он внезапно. Взгляд Улисса был пронзительный, но твердый в свете фонаря.
— Да, — тихо сказал он, наконец. — Клянусь.
Джейми уже собирался распрощаться с ним, когда последняя мысль пришла ему в голову.
— У тебя есть дети? — спросил он.
На точеном лице Улисса появились нерешительность, удивление и осторожность, смешанные с чем-то еще.
— Никого, кого я мог бы признать, — сказал он, наконец, и Джейми увидел на его лице презрение, смешанное со стыдом. Челюсть дворецкого напряглась, а подбородок немного вздернулся. — Почему вы спрашиваете об этом?
На секунду Джейми встретился с ним пристальным взглядом, подумав о ребенке, растущем в лоне Брианны.
— Потому что, — сказал Джейми, наконец, — только надежда на лучшее для моих детей и внуков дает мне мужество делать то, что должно быть сделано здесь, — черное лицо Улисса стало безучастным, безразлично заблестев на свету. — Если ты не заинтересован в будущем, у тебя нет оснований страдать за него. Те дети, которые могли бы у тебя быть...
— Они — рабы, рожденные рабынями. Кем они могут быть для меня? — Улисс сжал кулаки, прижав их к бедрам.
— Тогда иди, — тихо сказал Джейми и отошел в сторону, указывая на дверь стволом пистоля. — Умри свободным, по крайней мере.
ГЛАВА 111. ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ.
21 января 1776.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ БЫЛ САМЫМ ХОЛОДНЫМ ДНЕМ этого года. Несколько дней назад выпал снег, но сейчас воздух был как граненый хрусталь. Рассвет был настолько бледен, что выглядел почти белым, и скрип утоптанного снега под нашими ногами походил на стрекотание сверчков. Сугробы, деревья, окутанные снегом, свисавшие с карниза дома сосульки — весь мир казался посиневшим от холода. Накануне вечером все животные были определены в конюшню и сарай, за исключением белой свиньи, которая, похоже, впала в спячку под домом.
Я в сомнении посмотрела на небольшое, протаявшее в корке снега отверстие, отмечавшее вход в логово свиноматки, изнутри которого доносился протяжный храп, и веяло слабым теплом.
— Пойдем, mo nighean. Эта тварь не заметит, даже если дом обрушится на нее, — Джейми закончил кормить животных в конюшне и нетерпеливо навис надо мной сзади, потирая руки в больших синих рукавицах, которые Бри связала для него.
— Что, даже если окажется в огне? — спросила я, вспомнив "Очерк о жареном поросенке" Лэма, но послушно повернулась и пошла за ним вниз, по протоптанной дорожке в сторону дома, немного поскальзываясь на ледяных участках, а затем через широкую поляну, к хижине Бри и Роджера.
— Ты уверена, что огонь в камине потушен? — спросил Джейми уже в третий раз. Его дыхание вилось вокруг головы, как вуаль, когда он посмотрел на меня через плечо. Он потерял свою шерстяную шапку на охоте и вместо нее обернул вокруг ушей пушистый белый шарф, завязав его на макушке, свисающие длинные концы которого делали Джейми нелепо похожим на огромного кролика.
