— Даст Бог, — горячо вторила она, крестясь. Потом шмыгнула и вытерла глаза. — Я упаковала немножко еды, чтобы вы не голодали в пути, сэр.
Ричард Браун и его люди нашли приют под деревьями, и это лучшее, на что они могли рассчитывать. Никто не оказал им гостеприимства, и это, как можно предположить, было вроде клейма, демонстрирующего их непопулярность. Кодекс горцев негласно показывал их отношение к этому вопросу. И сам факт, что Брауну разрешили арестовать нас, откровенно свидетельствовал о нашей собственной непопулярности.
В результате, мужчины Брауна были промокшие, полуголодные, не выспавшиеся и вспыльчивые. Я также не спала, но я, по крайней мере, плотно позавтракала, была согретая, и, на данный момент, сухая, что заставляло меня чувствовать себя немного лучше. Хотя на сердце зияла пустота, и кости мои были наполнены свинцом, когда мы достигли начала тропы. Я оглянулась на дом на другом конце поляны, миссис Баг стояла на крыльце, махая нам вслед. Я тоже помахала, прежде чем моя лошадь нырнула в полумрак насыщенных влагой деревьев.
Это было мрачное путешествие и, по большей части, молчаливое. Джейми и я ехали рядом, но не могли говорить ни о чем важном в присутствии людей Брауна. Что касается Ричарда Брауна, он по-настоящему потерял самообладание.
Было совершенно ясно, что он никогда и не намеревался довезти меня для какого-либо суда, а просто ухватился за возможность лично отомстить Джейми за смерть Лайонела. "И", — размышляла я, — "один Бог знает, что он сделал бы, зная, что на самом деле произошло с его братом, а миссис Баг была, при этом, в пределах его досягаемости". Но, тем не менее, в присутствии Тома Кристи, он не мог нам ничего сделать. Он был обязан отвезти нас в Хиллсборо, что он и делал с большой неохотой.
Том Кристи ехал как во сне, дурном сне, ни с кем не разговаривая, с замкнутым выражением лица, отрешенным от действительности.
Человека, которого Джейми полоснул кинжалом, не было. Я решила, что он отправился домой в Браунсвилль. Хотя джентльмен, в которого я стреляла, был все еще с нами.
Я не могла точно сказать, как плоха была его рана: то ли пуля вошла в него, то ли просто задела бок. Он не был выведен из строя, но было понятно, когда он сутулился на одну сторону, и его лицо искажалось время от времени, что он страдал от боли.
Я колебалась в течение некоторого времени. У меня была с собой небольшая аптечка, также как и седельные сумки, и скатка одеял. При данных обстоятельствах, я испытывала относительно мало чувства сострадания к этому человеку. С другой стороны, инстинкт был силен и, как я сказала Джейми вполголоса, когда мы остановились вечером, чтобы разбить лагерь, если он умрет от инфекции, это делу не поможет.
Я настроилась предложить ему осмотреть и перевязать рану, как только представится возможность. Человек, его имя, кажется, было Эзра, хотя, при данных обстоятельствах, никаких формальных представлений не было сделано, отвечал за распределение мисок с едой на ужин. И я ждала под сосной, где Джейми и я нашли пристанище, намереваясь любезно поговорить с ним, когда он принесет нашу еду.
Он подошел, держа миски в каждой руке, ссутулив плечи от дождя под кожаным пальто. Однако, прежде чем я смогла заговорить, он, мерзко усмехнувшись, смачно плюнул в одну миску и вручил ее мне. Другую он бросил к ногам Джейми, забрызгав их варевом из сушеной оленины.
— Упс... — тихо сказал он и развернулся на каблуках.
Джейми резко сжался, как большое кольцо змеи, но я удержала его за руку, прежде чем он смог ударить.
— Не стоит напрягаться, — сказала я и, немного повышая голос, добавила: — Пусть гниет, — голова человека повернулась резко, глаза широко раскрылись. — Пусть гниет, — повторила я, пристально глядя на него. Я видела лихорадочный румянец на его лице, когда он приблизился, и слабый сладковатый запах гноя исходил от него.
Эзра выглядел полностью подавленным. Он поспешил назад к потрескивающему костру и старался не смотреть в мою сторону.
Я все еще держала миску, которую он мне дал, и вздрогнула, когда ее забрали из моей руки. Том Кристи выплеснул содержимое миски в кусты и, вручив мне свою собственную, отвернулся, не говоря ни слова.
— Но... — я двинулась было за ним, намереваясь вернуть ее. Мы бы не остались голодными, благодаря "немножко еды" миссис Баг, которая заполнила целую седельную сумку. Однако, Джейми, положив свою руку на мою, остановил меня.
— Ешь, Сассенах, — сказал он мягко, — это знак учтивости.
"Больше, чем учтивости...", — подумала я. Я чувствовала враждебные взгляды на себе от группы вокруг костра. В горле у меня стоял комок, и аппетита не было, но я достала свою ложку из кармана и поела.
Под соседней тсугой Том Кристи завернулся в одеяло и лег в полном одиночестве, надвинув шляпу на лицо.
* * *
ДОЖДЬ ШЕЛ ВСЮ ДОРОГУ до Солсбери. Там мы нашли приют на постоялом дворе, и огонь редко когда казался нам столь гостеприимным. Джейми взял с собой все деньги, которые у нас были, и, в результате, мы могли позволить себе комнату. Браун оставил охрану на лестнице, но это было только для вида. В конце концов, куда б мы делись?
Я стояла перед огнем в одной рубашке, мой мокрый плащ и платье были разложены на скамейке для просушки.
— Ты знаешь, — заметила я, — Ричард Браун не продумал это вообще, — это и не удивительно, так как он, на самом деле, не собирался везти меня или нас на суд. — Кому конкретно он хочет передать нас?
— Шерифу округа, — ответил Джейми, развязывая волосы и стряхивая их над очагом. Капельки воды шипели и трещали в огне. — Или, если это невозможно, мировому судье, пожалуй.
— Да, но что же потом? У него нет доказательств, нет свидетелей. Как, в таком случае, там может быть хоть какое-то подобие судебного процесса?
Джейми посмотрел на меня с любопытством.
— Тебя, наверное, никогда не судили таким образом, а, Сассенах?
— Ты знаешь, что нет.
Он кивнул.
— А меня судили. За государственную измену.
— Да? И как это происходило?
Он провел рукой по влажным волосам, задумавшись.
— Они заставили меня встать и спросили мое имя. Я назвал его, судья что-то пошептал своему другу немного, а затем сказал: "Признать виновным. Пожизненное тюремное заключение. Закуйте его в кандалы". Они вытащили меня во внутренний двор, и кузнец заковал мои руки в кандалы. На следующий день мы двинулись в Ардсмуир.
— Они заставили тебя идти туда? Из Инвернесса?
— Ну, особо некуда было торопиться, Сассенах.
Я глубоко вздохнула, пытаясь остановить ощущение падения в глубине живота.
— Понятно. Что ж... но, безусловно, уб-бийство, — я, конечно, могла бы проговорить сие без запинки, но, все же, не вполне, — должно быть предметом разбирательства суда присяжных?
— Это возможно, и, конечно, я буду настаивать на этом, если дела зайдут так далеко. Мистер Браун, кажется, думает, что так и будет. Он рассказывает всем в пивной историю, которая представляет нас монстрами разврата. Что, я должен сказать, не слишком сложно, — добавил он печально, — учитывая обстоятельства.
Я плотно сжала губы, чтобы избежать поспешного ответа. Я знала, что он знал, у меня не было выбора... Он знал, что я знала, изначально он не имел никакого отношения к Мальве. Но я не могла не испытывать чувство вины за оба направления этой безнадежной неразберихи, в которой мы оказались. И за то, что произошло потом, и за саму смерть Мальвы — хотя, Бог свидетель, я отдала бы все на свете, чтобы снова увидеть ее живой.
Я поняла, он был прав по поводу Брауна. Продрогшая и вымокшая, я мало обращала внимания на звуки снизу, из пивной, но теперь я услышала голос Брауна, гудящий через дымоход. По случайным словам, которые доносились, было очевидно, что он делал точно так, как Джейми и говорил — поливал нас грязью, превознося себя и свой Комитет Безопасности за проделанную ими неблагодарную, но необходимую работу по нашему задержанию и преданию правосудию. И, как бы, между прочим, аккуратно формируя предвзятость у любых потенциальных присяжных, он весьма убедительно распространял историю повсюду, во всех ее скандальных подробностях.
— Что-нибудь с этим можно сделать? — спросила я, выслушав этой ереси столько, сколько смогла вытерпеть.
Он кивнул и вынул чистую рубашку из своей седельной сумки.
— Спуститься на ужин и выглядеть как можно менее похожими на развращенных убийц, nighean.
— И то правда, — сказала я, со вздохом извлекая обшитый лентой чепец, который был упакован.
* * *
Я НЕ ДОЛЖНА БЫЛА удивляться. Я прожила достаточно долго, чтобы иметь довольно циничное представление о человеческой натуре и прожила достаточно долго в этом времени, чтобы знать, как откровенно выражалось здесь общественное мнение. И, тем не менее, я была потрясена, когда первый камень ударил мне в бедро.
Мы были на некотором расстоянии к югу от Хиллсборо. Погода продолжала быть дождливой, дороги были грязными, а путешествие — трудным. Думаю, Ричард Браун был бы рад передать нас шерифу округа Роуан, если бы такой человек имелся в наличие. Как ему сообщили, должность в настоящее время пустовала, последний представитель закона поспешно сбежал накануне вечером, и пока никто не стремился занять его место.
Я сделала вывод, что случившееся было вопросом политическим. Последний шериф склонялся к независимому государству, тогда как большинство людей в округе все еще были убежденными лоялистами. Я не знала конкретных подробностей инцидента, который вызвал поспешный отъезд недавнего шерифа, но таверны и постоялые дворы под Хиллсборо гудели в связи с этим, как осиные гнезда.
Брауну сообщили, что Окружной Суд прекратил встречаться за несколько месяцев до этого. Судьи, принимавшие в нем участие, понимали, что слишком опасно заявлять о себе при существующем беспорядочном положении дел. Единственный мировой судья, которого он смог обнаружить, считал точно так же и наотрез отказался брать нас под стражу, сообщив Брауну, что его жизнь стоит немного больше, чем быть вовлеченным на данный момент во что-либо даже слегка неоднозначное.
— Но это не имеет ничего общего с политикой! — тщетно кричал на него Браун. — Это убийство, ради Бога — грязное убийство!
— Всё и всякий становится политическим в эти дни, сэр, — сообщил ему мировой судья, некий Харви Майклграсс, уныло качая головой. — Я не решусь выступать даже по делу дебоширов и пьяниц, из страха, что мой дом вместе со мной превратят в руины, а моя жена останется вдовой. Шериф попытался продать свою должность, но не смог найти никого, готового купить ее. Нет, сэр, вы должны будете пойти в другое место.
Браун ни в коем случае не привез бы нас в Кросс-Крик или Кэмпбелтон, где влияние Джокасты Камерон было внушительным, и где местный судья, Фаркард Кэмпбелл, был ее хорошим другом. И, таким образом, мы направились на юг, к Уилмингтону.
Азарт людей Брауна угас. Они надеялись на простое линчевание, сжигание дома и, пожалуй, немного грабежа в придачу, но не ожидали этих затянувшихся муторных переездов с места на место. Их настроение значительно снизилось, когда Эзра, упрямо державшийся на своей лошади в лихорадочном ступоре, вдруг свалился на дорогу и был поднят мертвым.
Я не просила тело для осмотра, вряд ли мне было бы дано разрешение при данных обстоятельствах, но, я полагала, из-за его расфокусированного взгляда, что, наверное, он просто потерял сознание, вывалился из седла и сломал себе шею.
В результате этого случая, остальные нередко бросали на меня взгляды откровенного страха, и, все-таки, их чувство энтузиазма от данного предприятия заметно уменьшилось.
Ричарда Брауна это не останавливало. Он, я была уверена, давно пристрелил бы нас без сострадания, если бы не Том Кристи, безмолвный и сумрачный, как утренний туман на дорогах. Том говорил мало, ограничиваясь крайней необходимостью. Я думала, он движется машинально, в оцепенелой пелене горя. Но однажды вечером, когда мы расположились лагерем у дороги, я обернулась и увидела его глаза, устремленные на меня с таким неприкрытым страданием, что я поспешно отвела взгляд, только для того, чтобы увидеть как Джейми, сидящий около меня, наблюдает за Томом Кристи с большим вниманием.
Тем не менее, по большей части, он сохранял лицо непроницаемым, что было заметно под тенью кожаных полей его шляпы. И Ричард Браун, сдерживаемый присутствием Кристи от причинения нам более серьезного вреда, пользовался каждой возможностью, чтобы распространять свою версию истории об убийстве Мальвы. Возможно, не только для того, чтобы создать нам должную репутацию, но и, так же, чтобы раз за разом терзать Тома Кристи выслушиванием всего этого.
Как бы то ни было, я не должна была удивляться, когда они забросали нас камнями в небольшой, безымянной деревушке к югу от Хиллсборо, но я удивилась. Маленький мальчик увидел нас на дороге, пялился на нас, пока мы проезжали мимо, и после стремительно понесся с известием вниз, исчезнув как лисенок. И, десять минут спустя, мы въехали на изгиб дороги в залп из камней и воплей.
Один ударил мою кобылу в плечо, и она отпрянула неистово. Я едва удержалась в седле, но потеряла равновесие. Один из камней попал мне в бедро, а другой — высоко в грудь, выбивая из меня дыхание. И, когда еще один больно отскочил от моей головы, я потеряла контроль над вожжами, а лошадь, запаниковав, встала на дыбы и развернулась. Я вылетела из седла, приземлившись на землю с глухим стуком сотрясшихся костей.
Я должна была испугаться, но, на самом деле, я была в ярости. Камень, который ударил меня по голове и отскочил, благодаря густоте моих волос и чепцу, который я носила, не произвел истинного воздействия, но, скорее, привел меня в бешенство, будто меня обожгло щипком или пощечиной. Ошеломленная, я рефлекторно вскочила на ноги и, заметив выше меня, на уступе, глумливого мальчишку, который улюлюкал и пританцовывал в издевательском триумфе, я бросилась вперед, схватила его за ногу и рванула на себя.
Он взвизгнул, соскальзывая, и повалился на меня сверху. Мы рухнули на землю вместе и покатились, запутавшись в юбках и плаще. Я была старше, тяжелее и в совершенном неистовстве. Весь страх, страдание и неопределенность последних недель превратились в мгновенный взрыв. Я дважды, изо всех своих сил, ударила кулаком в его усмехающееся лицо и почувствовала, как что-то треснуло в моей руке, пронзив ее болью.
Он взревел и стал извиваться, вырываясь. Он был меньше меня, но сильный и в панике. Чтобы удержать его, я, что есть мочи, вцепилась ему в волосы. Он набросился на меня и, размахнувшись, сбил чепец, потом одной рукой схватил меня за волосы и сильно дернул.
Боль вновь разожгла мою ярость, и я вонзила в него колено, а потом еще и еще, на ощупь выискивая мягкие части. Его рот открылся в беззвучном "О", а глаза вылезли из орбит. Его пальцы расслабились и выпустили мои волосы. Я взвилась над ним и ударила его так сильно, как только смогла.
Большой камень обрушился на мое плечо с такой сокрушительной силой, что меня отбросило в сторону от толчка. Я попыталась ударить мальчишку снова, но не смогла поднять руку. Задыхаясь и всхлипывая, он корчился от боли и, освобожденный от моего плаща, засеменил на четвереньках прочь. Из его носа текла кровь. Я развернулась на коленях, следя за ним, и увидела глаза молодого человека, стоящего с камнем наготове, его лицо, полное решимости и пылающее возбуждением.
