Дэвид ВЕБЕР
ИЗ ТЬМЫ
(Шонгейри 1)
Перевод: Н.П. Фурзиков
Фреду и Джоан Саберхагенам.
Друзьям и источникам вдохновения,
и даже более чем в одном смысле.
Надеюсь, тебе понравится Басараб, Фред!
Правящая в галактике Гегемония — объединение путешествующих между звездами цивилизаций — выдает хищникам шонгейри разрешение на колонизацию Земли на основании отмеченного при ее давнем обследовании средневекового уровня и чрезвычайно жестоких войн. Когда в 21 веке колонизационная экспедиция достигает планеты, она обнаруживает ее необычайно ускорившееся развитие и высокий достигнутый технологический уровень, запрещающий колонизацию подобных миров нормами Гегемонии. Несмотря на это, руководство экспедиции нарушает разрешение, кинетической бомбардировкой из космоса уничтожает политические центры, военные силы государств Земли и попутно миллиарды ее жителей, приступая затем к оккупации. Остатки вооруженных сил планеты наносят чувствительные потери оккупантам, а их высадившиеся войска встречаются с разгорающимся партизанским сопротивлением, все больше сокращающим возможности шонгейри. В конце концов оккупанты решают создать избирательное биологическое оружие и убить всех людей на Земле, и лишь трансформируемые вампиры Дракулы расправляются с колонизаторами, захватывают их корабли и производственные мощности, базы данных и средства прямого нейронного обучения, обеспечивая выживание человечества и его выход в галактику.
ПРОЛОГ
Планета КУ-197-20
Год Гегемонии 73 764
— Гарсул, вы смотрите это?
Руководитель исследовательской группы Гарсул поморщился. Чем еще, по мнению Хартира, он занимается? Из всего глупого, ненужного, приводящего в бешенство...
Руководитель группы заставил себя остановиться и глубоко вздохнуть. Он также заставил себя признать правду, которая заключалась в том, что каким бы раздражителем ни становился Хартир в подобные моменты, не было никакого оправдания тому, чтобы позволить своему собственному характеру вспыхнуть таким образом. И этого бы не случилось, если бы он не наблюдал... и если бы оба его желудка не балансировали на грани острой тошноты. Кроме того, у него был повышенный уровень строкаина, не говоря уже об инстинктивных рефлексах "сражайся или беги" (на самом деле, в случае с его видом это в основном бегство), трепещущих в его синапсах.
— Да, Хартир, я наблюдаю, — услышал он свой собственный голос по связи. Он знал, что это был его голос, хотя он казался до нелепости спокойным, учитывая то, что происходило у него внутри в данный момент. Но его следующие слова выдали тот факт, что его спокойствие было только на уровне голоса. — И у вас есть что-нибудь на уме, что мы могли бы с этим сделать? — многозначительно спросил он.
— Нет, но наверняка...
Ответ Хартира начался резко, но затем жалобно сорвался, и Гарсул почувствовал, как большая часть его раздражения рассеивается, превращаясь во что-то гораздо более похожее на сочувствие. Природная официозность и напыщенность заместителя руководителя группы были неоспоримой занозой в мочевом пузыре, а его фанатичная преданность бумажной работе была редкостью даже среди народа бартони. Хартир также был склонен считать, что его ответ всегда был правильным решением любой возникающей проблемы, и он был пробивным типом — из тех парней, которые снесут собственную запруду и собратьев по стаду в погоне за самым вкусным пастбищем. Но в этот момент болезненный ужас, эхом отдающийся в глубине его голоса, был вполне понятен. Это не должно было сделать его симпатичнее (ничто и никогда не могло сотворить такого чуда), но Гарсул почувствовал необычайно сильное чувство родства с Хартиром, когда услышал это.
— Я бы тоже хотел, чтобы мы могли что-то сделать, чтобы остановить это, — сказал он более спокойно. — К сожалению, это не так. По крайней мере, если мы не хотим нарушить протокол.
Он услышал, как Хартир вздохнул на другом конце линии, но заместитель руководителя группы не ответил на это последнее предложение. Гарсул размышлял, что это действительно поставило их возможности — или, скорее, отсутствие их вариантов — в разительное положение. Совет Гегемонии давным-давно разработал свои протоколы обследования, и бартони сыграли заметную роль в их создании. Существовала веская причина для каждого аспекта ограничений протоколов... включая необходимость сдерживать огромное искушение для исследовательской группы вмешаться в подобный момент.
— Убедитесь, что Кургар и Джорейм записывают это, — сказал он сейчас. Он легко мог бы передать сообщение сам, но было бы добрее дать Хартиру какое-нибудь занятие. — Это будет важной частью нашего окончательного отчета.
— Хорошо, — признал Хартир.
Добродушные, похожие на кентавров бартони на редкость плохо подходили для поддержания порядка ради показухи, что, казалось, предпочитали некоторые другие виды — члены Гегемонии. Гарсул знал, что несколько представителей других рас отпускали дурные шутки по этому поводу, но его это вполне устраивало. Ему и его команде не нужно было много "сэров" или поклонов, чтобы продолжать свою работу. Они знали, кто здесь главный, точно так же, как знали, что каждый из них (симпатичный или нет) был высококвалифицированным и бесценным специалистом. И каждый из них здесь был добровольцем, потому что они были из тех, кто всегда хотел увидеть, что находится по другую сторону следующего холма. И, возможно, что еще более важно, из-за общевидовой приверженности их расы тому, за что выступали исследовательские силы Гегемонии.
В отличие от некоторых других видов, которых я мог бы упомянуть, — кисло подумал он и вернул свое внимание к визуальному дисплею.
Планета KU-197-20, которую они в данный момент обследовали, была достаточно приятным местом. Ее гидросфера была немного более обширной, чем на самом деле предпочло бы большинство бартони, и местная растительность не совсем соответствовала их диетическим потребностям. Но температурный диапазон был примерно подходящим, и какой бы неподходящей ни была растительная жизнь на планете, ее части были достаточно вкусными, и она имела оттенки зеленого, которые, несомненно, радовали глаз.
Единственными реальными недостатками, если честно, были определенные аспекты планетной фауны. Особенно доминирующий вид планетной фауны.
На данный момент сцена, которую показывали ему пульты дистанционного управления, была менее зеленой, чем могла бы быть, по многим причинам. Во-первых, потому, что местность, за которой он наблюдал, была в разгаре здешней осени, заливавшей пейзаж яркими красками... и также демонстрирующая больше, чем несколько голых конечностей. Во-вторых, потому что эти пульты были нацелены на узкую полоску открытого пространства между двумя участками леса, и эта полоса была недавно вспахана. Еще более недавний дождь превратил перевернутую землю в грязевую ванну, достаточно глубокую, чтобы удовлетворить даже лайэту, которые только бы и ждали, чтобы это произошло. Что, по его мнению, только подчеркивало безумие того, что он наблюдал. Несомненно, местные сумасшедшие разумные существа (и он использовал этот термин в широком смысле) могли бы найти лучшее место для своего нынешнего безумия!
— Гарсул?
Новый голос на связи принадлежал Джорейму, ксеноантропологу команды, и Гарсула мрачно позабавил его неуверенный тон. Джорейм был членом команды, который больше всего настаивал на том, чтобы они помнили, что местные разумные существа — "люди", как они себя называли, — все еще глубоко погрязли в своем планетном детстве. Едва ли можно было ожидать, что они будут вести себя как взрослые, и было бы несправедливо и непорядочно приравнивать их поведение к стандартам цивилизованных рас. Руководитель группы не мог оспорить проведенный Джореймом анализ доминирующего вида КУ-197-20, но с тех пор, как они прибыли в систему, ксеноантрополог презирал за "бартоцентрические предрассудки" любого, кто критиковал "людей". Гарсул подозревал, что это был способ Джорейма продемонстрировать свое собственное просвещенное превосходство перед товарищами по команде.
— Да, Джорейм? — сказал он вслух.
— Могу ли я развернуть несколько звуковых пультов с дистанционным управлением? — запросил ксеноантрополог.
— Почему, во имя Клодру, ты хочешь это сделать? Видео будет достаточно плохим! — Гарсул издал резкий звук глубоко в горле. — Я надеюсь, что Совет собирается засекретить все, когда мы доставим это домой, но даже некоторые из ученых, которых я знаю, потеряют свои обеды, если это будет хотя бы наполовину так плохо, как я думаю!
— Я знаю. Знаю! — голос Джорейма звучал несчастно, но в то же время в нем звучала решимость. — Однако не часто нам выпадает шанс на самом деле увидеть, как происходит нечто подобное, — продолжил он. — Мы этого не делаем, как и большинство других рас, но из того, что мы смогли узнать о местных общественных единицах, эти... люди думают, что это разумный способ урегулировать политические разногласия. Надеюсь, если мне удастся подвести датчики достаточно близко к лидерам с каждой стороны, я смогу установить это и отслеживать их реакции и решения в качестве... продолжения усилий.
— И почему это так важно? — потребовал Гарсул.
— Потому что некоторые из моих коллег на родине будут отвергать мой анализ без чертовски большого количества подтверждающих данных. Это так чуждо тому, как мы думаем.
— Прости меня, Джорейм, но может ли это быть из-за того, что они инопланетяне? — Гарсул услышал резкость в собственном голосе, но на самом деле ему было все равно.
— Ну, конечно, это так! — парировал ксеноантрополог. — Но эти существа — нечто большее... они чувствуют себя с этим комфортнее, чем кто-либо другой, кого я когда-либо наблюдал. На самом деле, они очень напоминают мне шонгейри, и мы все знаем, как хорошо это получается у них. Я только говорю, что хотел бы получить как можно больше обоснований, когда наш доклад будет представлен Совету. Их отношение просто неестественно, даже для всеядных, и я думаю, что нам придется очень внимательно следить за ними в течение долгого времени. Слава Клодру, они такие же примитивные, как и есть на самом деле! По крайней мере, у них есть время немного повзрослеть, прежде чем нам придется беспокоиться о том, что они покинут планету и заразят остальную галактику!
Ноздри Гарсула раздулись при упоминании о шонгейри. Насколько он мог судить, эти "люди", вероятно, были ничуть не хуже, чем были шонгейри на той же стадии своей расовой эволюции. С другой стороны, они, вероятно, тоже были ненамного лучше, чем шонгейри. И, как только что отметил Джорейм, в отличие от шонгейри, они были всеядны, что делало их поведение еще более странным.
Это ставило Гарсула прямо перед неприятным решением командования, учитывая, что оно никогда не оформлялось, никогда не допускалось до упоминания в официальных протоколах исследования. То, которое было введено в действие очень тихо — указом президента и без каких-либо дебатов в Генеральной ассамблее рас — после того, как шонгейри получили членство в Гегемонии. Это был первый раз, когда Гарсул действительно оказался в неудобном положении, применяя это дополнение, но секретный пункт его приказов о миссии ясно давал понять, что одной из обязанностей его команды было предоставление Совету средств для оценки потенциальной угрозы любого нового вида. Что именно Совет намеревался сделать с такой оценкой, ему никогда не объясняли, и он был осторожен, чтобы не спрашивать, но последнее предложение Джорейма поставило его лицом к лицу с этим секретным пунктом.
Руководителю группы все еще не очень нравилась мысль о записи всего, что должно было произойти, в полном цвете, в комплекте со звуковыми эффектами, но он был вынужден признать — неохотно, — что в свете приказов, о которых Джорейм ничего не знал, его просьба, в конце концов, могла быть не совсем безумной.
— Что думаешь ты, Кургар?
— Думаю, что Джорейм прав, Гарсул, — сказал ксеноисторик команды. Он тоже ничего не знал о секретных приказах Гарсула, насколько было известно руководителю группы, но его тон был твердым. Даже отдаленно не похожим на счастливый, но твердым. — Как и вы, я надеюсь, что они засекретят все это, когда мы вернемся домой, но это довольно близко к уникальной возможности полностью записать что-то подобное. В долгосрочной перспективе эти данные действительно могут оказаться бесценными.
— Хорошо, — вздохнул Гарсул. — Я попрошу командира корабля Сирака проследить за этим.
* * *
Далеко внизу от орбиты звездолета бартони стоял молодой человек с длинным заостренным носом и лицом, покрытым жестокими шрамами, и смотрел сквозь утренний туман. Его звали Генрих, герцог Ланкастерский, герцог Корнуоллский, герцог Честерский, герцог Аквитанский, претендент на трон Франции и, милостью Божьей, король Англии, и ему было двадцать девять лет. Он также был, хотя никто не мог догадаться об этом по выражению его лица, в беде.
Большой беде.
Любому было очевидно, что он перегнул палку, и рыцарство Франции намеревалось заставить его заплатить за это. Его осада Арфлера увенчалась успехом, но потребовался целый месяц, чтобы заставить порт сдаться, и к тому времени, когда он закончил, его собственная армия была поражена болезнями. Вместе с боевыми потерями и необходимостью оставить гарнизон в его новом завоевании, его первоначальные полевые силы численностью более двенадцати тысяч человек сократились до менее чем девяти тысяч, и только полторы тысячи из них были рыцарями в доспехах и ратниками. Остальные семь тысяч были лучниками, вооруженными длинными луками — ловкими, смертоносными на дальней дистанции (по крайней мере, при соответствующих обстоятельствах), но безнадежно уступающими любому закованному в броню врагу, который мог подобраться на расстояние удара меча. И, по правде говоря, Арфлер был не таким уж впечатляющим результатом для всей кампании. Вот почему через две недели после капитуляции порта Генрих двинул свою армию в направлении Кале, английской крепости на севере Франции, где его войска могли перевооружиться за зиму.
Возможно, было бы разумнее вывести свою армию морем, но Генрих предпочел вместо этого совершить марш по суше. Кто-то мог бы назвать это юношеским высокомерием, хотя, несмотря на свою молодость, Генрих V был опытным воином, который впервые увидел поле битвы, когда ему было всего шестнадцать лет. Другие могли бы назвать это высокомерием, хотя и не ему в лицо. (Генрих Ланкастерский был не тем человеком, которому было мудро наносить оскорбление.) Возможно, это было даже здравое стратегическое понимание необходимости спасти из экспедиции хотя бы что-то более впечатляющее, чем Арфлер. Что-то, что он мог бы показать парламенту той зимой, когда придет время обсуждать новые военные субсидии. Но каковы бы ни были его доводы, он решил добраться до Кале, пройдя маршем по территории своего врага, как доказательство того, что враг, о котором идет речь, не сможет его остановить.
К сожалению, у французов были другие представления, и они собрали армию, чтобы противостоять английскому вторжению. Хотя она не была собрана вовремя, чтобы спасти Арфлер, и была ненамного больше армии Генриха, когда он двинулся по пересеченной местности к Кале, у нее было время вырасти, и этого оказалось достаточно, чтобы блокировать его продвижение вдоль реки Сомма. Фактически, им удалось оттеснить его на юг, подальше от Кале, пока он не смог найти брод, который не был защищен от него.
