Головы за столом закивали, и она сделала глубокий-преглубокий вдох.
— Хорошо. Начинайте. Я хочу получить отчет о проделанной работе через два часа.
. X .
К сожалению, международные ограничения на обращение с военнопленными также не распространяются на то, что можно было сделать с чьим-то собственным персоналом, — размышлял Стивен Бучевски, когда ему снова не удалось найти удобный способ усесться в "кресле" военного образца в спартанском брюхе большого C-17 Глобмастер.. К черту пытку водой! Если бы он был джихадистом, он бы выпустил свои кишки в течение часа, если бы они пристегнули его к одному из них!
На самом деле, он предполагал, что большая часть проблемы проистекала из его шести футов и четырех дюймов роста и того факта, что он был сложен скорее как нападающий, чем баскетболист. Ничто, кроме коммерческого места первого класса, на самом деле не подходило человеку его габаритов, и ожидать, что американские военные ранга E-8 будут летать коммерческим первым классом, было бы примерно так же реалистично, как его выдвижение в качестве кандидата в президенты. Или, возможно, даже немного менее реалистично. И если он хотел быть честным (чего он не сделал), он также должен был признать, что еще больше ему не нравилось отсутствие окон. Было что-то такое в том, чтобы часами находиться запертым в трубе из сплавов, пока она с шумом вибрирует в небе, что заставляло его чувствовать себя не просто закрытым, но и пойманным в ловушку.
Что ж, Стиви, — сказал он себе, — если ты так несчастен, ты всегда можешь попросить пилота выпустить тебя, чтобы ты проплыл остаток пути!
Эта мысль заставила его усмехнуться, и он посмотрел на часы. Расстояние от Кандагара до Авиано, Италия, составляло примерно три тысячи миль, что превышало нормальную дальность полета C-17 на пару сотен миль. К счастью — хотя, возможно, это не совсем подходящее слово — он успел на редкий рейс, возвращавшийся в Штаты почти пустым. Где-то военно-воздушным силам очень нужна была большая птица, поэтому они хотели, чтобы она вернулась домой в кратчайшие сроки, а с дополнительным топливом и полезной нагрузкой всего в тридцать или сорок человек она могла бы совершить весь перелет из Кандагара в Авиано без дозаправки. Это означало, что он мог рассчитывать на шестичасовой полет, при условии, что они не столкнутся с каким-либо неблагоприятным ветром.
Он предпочел бы отправиться в путешествие с остальными своими людьми, но в итоге ему пришлось разбираться с последними документами по возврату оборудования роты "Браво". Просто еще одна из тех маленьких приятных обязанностей, которые выпали на долю главного сержанта. С другой стороны, несмотря на менее роскошные условия на борту его воздушной колесницы, его общее время в пути было бы значительно короче благодаря случайной доступности этого рейса. И одна вещь, которой он научился за годы службы, — это спать где угодно и когда угодно.
Даже здесь, — подумал он, устраиваясь в позе, в которой, как он мог убедить себя, было немного удобнее, и закрывая глаза. — Даже здесь.
* * *
— Папа! — четырехлетняя Шэнайа протянула руки, широко улыбаясь, когда она бросилась с пяти ступенек вниз по лестнице в объятия своего отца с абсолютно бесстрашной уверенностью, что папа поймает ее. — Ты дома — ты дома!
— Конечно, я тут, Панкин!
Голос Бучевски почему-то прозвучал странно для его собственных ушей, но он рассмеялся, подхватывая из воздуха маленькое, мечущееся тело. Он прижал крепкую, но нежную маленькую девочку к своей груди, подсунув одну руку ей под попку, чтобы она могла сесть, в то время как другая рука обвилась вокруг ее спины, чтобы он мог пощекотать ее. Она завизжала от восторга, пригнув голову, пытаясь прижать руки к бокам и поймать его щекочущие пальцы. Ее маленькие ручки поймали его единственную большую, один кулачок сжался вокруг его большого пальца, другой вокруг указательного, а ее ступни забарабанили по его грудной клетке.
— Прекрати это! — засмеялась она. — Прекрати это, папочка!
— О, конечно, это то, что ты говоришь! — усмехнулся он, прижимаясь губами к ее затылку и сильно дуя. Она снова взвизгнула от этого трепещущего звука, и он выпрямился достаточно, чтобы вместо этого поцеловать ее в макушку.
— Меня тоже, папочка! — возмущенно потребовал другой голос. — Меня тоже!
Он посмотрел вниз, и когда увидел пятилетнюю Ивонн, то понял, почему его собственный голос звучал немного странно. Шэнайа была на три года старше Ивонн, так что единственный способ, которым им обоим могло быть по четыре года — а он знал, что это был его любимый возраст для них обоих, — был во сне. Он слышал свой собственный голос, как будто он был записан и воспроизведен ему, и все знали, что это всегда звучало немного "не так".
Его спящий разум распознал этот сон, и какой-то маленький уголок его сознания понял, что он, вероятно, видит его из-за развода. Потому что он знал, что будет видеть своих девочек еще меньше, как бы сильно они с Триш ни старались. Потому что он любил их так сильно, что независимо от того, где он был, его руки все еще тосковали по этим стройным, подвижным, извивающимся маленьким телам и ощущению этих маленьких, любящих рук на его собственной шее.
И из-за того, что он знал эти вещи, из-за того, что он жаждал их с такой мучительной интенсивностью, его разум отвернулся от осознания того, что он видит сон. Отвернулся от шума и вибрации транспортного самолета и зарылся глубоко-глубоко в это любящее воспоминание о моменте во времени, который на самом деле никогда не мог произойти.
— Конечно, тебя тоже, милая Букашка! — засмеялся Стивен Бучевски из сна, наклоняясь и обнимая Ивонн одной рукой, поднимая ее в свои объятия. Он держал обеих своих маленьких дочерей — одну на сгибе правой руки, другую на сгибе левой — и осыпал их папиными поцелуями.
* * *
Внезапный, резкий поворот на правый борт выдернул Бучевски из сна, и он начал выпрямляться на своем неудобном сиденье, когда поворот стал еще круче. Удвоенный, рокочущий вой двигателей большого транспорта подсказал ему, что пилот также радикально увеличил мощность, и все его инстинкты подсказывали ему, что ему бы не понравилась причина всего этого, если бы он знал, в чем она заключалась.
Что в любом случае не удержало его от желания узнать. На самом деле...
— Слушайте все! — раздался резкий, сдавленный от напряжения голос по внутренней связи самолета. — У нас небольшая проблема, и мы отклоняемся от Авиано, потому что Авиано там больше нет.
Глаза Бучевски расширились. Несомненно, кто бы это ни был на другом конце интеркома, он, должно быть, шутит, пытался настаивать его разум. Но он знал лучше. В этом голосе было слишком много шока — и страха.
— Я не знаю, что, черт возьми, происходит, — продолжил пилот. — Мы потеряли нашу связь дальнего действия, но мы получаем сообщения по гражданским каналам о ядерных зарядах малой мощности, взрывающихся повсюду, черт возьми. Из того, что мы получаем, кто-то вышибает дерьмо из Италии, Австрии, Испании и каждой базы НАТО во всем Средиземноморье, и —
Голос на мгновение прервался, и Бучевски услышал резкий звук громко прочищенного горла. Затем...
— и у нас есть неподтвержденный отчет о том, что Вашингтон исчез, люди. Просто, блядь, исчез.
Кто-то пнул Бучевски в живот, и его рука автоматически нащупала твердую кобуру под рубашкой. Не Вашингтон. Вашингтон не мог исчезнуть. Не с Триш и...
— Я понятия не имею, кто это делает и почему, — сказал пилот, — но нам нужно где-нибудь приземлиться, и быстро. Мы находимся примерно в восьмидесяти милях к северо-северо-западу от Подгорицы в Черногории, поэтому я отклоняюсь вглубь страны. Будем надеяться, черт возьми, что я смогу найти место, где можно посадить эту птицу целой и невредимой... и что никто на земле не думает, что мы имеем какое-либо отношение к этому дерьму!
. XI .
— Еще одно пушечное ядро, пока я пытаюсь здесь готовить, и кто-то не получит никаких гамбургеров! — зловеще сказал Дейв Дворак, поворачиваясь, чтобы посмотреть через плечо на мокрую копну темных волос, которая только что всплыла на поверхность бассейна.
Его огромный гриль из нержавеющей стали располагался на деревянном настиле у глубокого конца бассейна. Настил был отделен от самого бассейна четырехфутовым ограждением из каменных плит, и обычно никто бы не подумал, что стройная девятилетняя девочка могла выпустить столько брызг, чтобы они долетели так далеко. Его дочь, однако, поднялась на новые высоты — не говоря уже о новых подъемах с трамплина для прыжков в воду, — и свежий бриз, пронесшийся над бассейном, принес ему изрядную порцию дождя с запахом хлорки.
— Прости, папочка!
Раскаяние Моргэйны Дворак звучало не особенно искренне, отметила ее мужская родительская часть. Она была младшей из близняшек — хотя выбирать по росту между ней и ее сестрой Мейгрид было особо не из чего, — что, казалось, вселило в нее автоматическую потребность проверять границы больше, чем в любого из двух ее братьев и сестер. Мейгрид была так же способна проложить себе путь к желаемой цели любыми необходимыми средствами, но она предпочитала обходные пути (чтобы не сказать хитрость), а не лобовую конфронтацию. Конечно, их младший брат, Мэйлэчей, был еще более... прямолинейным, чем Моргэйна. Он не столько "проверял пределы", сколько бросался прямо на них. Моргэйна, несомненно, навязала больше правил, чем он, но никто не смог бы навязать сильнее те, которые он установил. Вероятно, потому, что у него были рыжие волосы его матери. Во всяком случае, таково было объяснение Дворака. Шэрон, с другой стороны, больше понравилось объяснение, предложенное одной из ее подруг, которая также оказалась детским психологом. Мэйлэчей, по ее словам, физически был клоном своей матери... но психологически он был своим отцом в миниатюре.
Объяснение, которое, по взвешенному мнению Дворака, было явной бессмыслицей, спасибо вам. И которое заставило его созерцать тринадцатилетнего Мэйлэчея с отчетливым чувством страха.
— Да, конечно, тебе жаль! — сказал он своей заблудшей дочери, шлепавшей ногами по воде, и она хихикнула. Безошибочно можно было догадаться, что хихикнула. — Просто помни о том, что я сказал, юная леди. — Он потряс лопаткой в ее направлении. — И если не будешь осторожна, я тоже прожарю твой бургер до конца — превращу его в одну из тех хоккейных шайб, которые любит твой дядя!
— Эй, за что! — возразил Роб Уилсон с того места, где он полулежал с пивом в руке в складном шезлонге, стратегически расположенном с подветренной стороны от гриля. — Готовить — это хорошо. Просто потому, что ты любишь сырую пищу, это не значит, что умные люди так делают.
— Есть разница между приготовленной на углях едой и приготовленными углями, ты, обыватель, — парировал Дворак. — Я просто благодарен, что мне удалось спасти своих детей от твоего неестественного увлечения вещами, которые доводятся до хруста на зубах.
— Спасти их? Это так ты называешь промывание мозгов, чтобы заставить их есть суши? — потребовал Уилсон.
— Суши? Кто-то сказал суши? Вкуснятина! — вставила Мейгрид Дворак. Она только что вышла из дома, неся блюдо с булочками. Ее младший брат и двоюродная сестра Килан шли за ней, неся картофельный салат, маринованные огурцы, листовой салат, нарезанные помидоры и луковые кольца. Моргэйна разложила майонез, горчицу и кетчуп на столе для пикника, прежде чем прыгнуть в бассейн, а Шэрон и Вероника Уилсон замыкали шествие с чаем со льдом, безалкогольными напитками и чем-то, похожим на пачку картофельных чипсов.
— Неестественно, вот что это такое, — сказал Уилсон, улыбаясь своей племяннице. — Рыба изначально не является пищей, даже если она приготовлена. Но сырой? — Он покачал головой. — В следующий раз ты будешь ожидать, что я буду есть овощи!
— Картофель — это овощи, — указал Дворак, — а ты ешь его — что? девять или десять фунтов? двадцать? — за неделю!
— Хотя я всегда ненавижу вставать на защиту Роба, картофель — это не овощи, — поправила его жена. Он приподнял бровь, глядя на нее, и она пожала плечами. — Картофель, — объяснила она, — это традиционный ирландский деликатес, древняя родословная которого относит его к уникальной категории, выходящей за рамки простого 'овоща'. Кроме того, в нем очень мало того хлорофилла, который придает всем остальным овощам такой странный вкус. Или, во всяком случае, это то, что, как мне сказали, вызывает это. Я сама не ем его достаточно, чтобы знать наверняка.
— Ты знаешь, не надо поощрять его, — сказал Дворак. — Овощи полезны для тебя.
— Овощи, — парировал его шурин, — это то, что съедается до того, как становится пищей.
— Плотоядное животное! — фыркнул Дворак.
— Я тоже! Я тоже! — вставила из бассейна Моргэйна. — Я согласна с дядей Робом! Но мой оставь розовым посередине, папочка.
— Конечно, так и сделаю, — заверил ее Дворак. Он переложил оставшуюся порцию шипящих мясных котлет на один конец гриля, на более слабый огонь, и начал выкладывать свежие бургеры на разогретую до высокой температуры поверхность. — Мы просто дадим порциям твоей матери и твоего дяди посидеть здесь и превратить их в настоящее вяленое мясо, пока наши приготовятся как надо.
— Не дай моему высохнуть, — вставил Алек Уилсон, взрослый сын Роба.
— Да? Что ж, в таком случае, тебе лучше спуститься сюда и начать готовить свой бургер прямо сейчас, — пригласил Дворак. — Некоторые ленивые люди — я не упоминаю, в частности, супругов или шуринов, вы понимаете — будут лгать до тех пор, пока перегруженный работой повар не соберется приготовить для них еду, так что им просто придется принимать ее такой, какая она у них есть.
— Ерунда, я уверен, что моя жена прекрасно обо мне позаботится, спасибо, — сказал Уилсон.
— Мне неприятно тебя огорчать, — сказала ему Вероника, — но, боюсь, я буду слишком занята плаванием, чтобы позаботиться об этом за тебя. — Она мило улыбнулась ему. — Извини за это.
— Подождите минутку, — запротестовал Уилсон, садясь в шезлонг, — вы же знаете, я не умею готовить! Ты должна...
Боковая дверь, ведущая на террасу у бассейна, внезапно распахнулась с такой силой, что все головы повернулись в ее сторону. Джессика Уилсон, жена Алека, стояла, уставившись на них, и ее глаза были широко раскрыты.
— Джессика? — тон Шэрон обострился от внезапной озабоченности. — Что случилось, милая?
— Телевизор. — В голосе Джессики было что-то странное. Это прозвучало... придавлено. Почти плоско. — По телевизору только что сказали... — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — Кто-то нападает на нас!
* * *
Весь клан Дворак-Уилсон сгрудился вокруг телевизора с большим экраном. Дэйв Дворак сидел в своем кресле La-Z-Boy с дочерьми на коленях, а Шэрон примостилась на подлокотнике кресла. Мэйлэчей сидел на коленях у своей матери, а правая рука Дейва обнимала их обоих. Роб Уилсон стоял у кофейного столика, дрожа от слишком сильного гнева и напряжения, чтобы сидеть, а Вероника, Килан, Алек и Джессика сидели, прижавшись друг к другу, на длинном диване.
— ...все еще поступают, — говорил репортер с пепельным лицом на экране. — Повторяя то, что мы уже знаем, многие американские города подверглись нападению. Точный размер ущерба на данный момент оценить невозможно, но мы потеряли всю связь с нашими филиалами в Вашингтоне, округ Колумбия, Лос-Анджелесе, Сан-Диего, Атланте и нескольких небольших городах. Имеются признаки того, что континентальная часть Соединенных Штатов подверглась нападению с применением ядерного оружия. Я повторяю, с ядерным...
