— О, да, командующий флотом, я многому научился, и я оставлю ваших педагогов здесь, на Земле, чтобы дать каждому дышащему человеку полное образование на уровне Гегемонии. И, как вы, возможно, заметили, мы были очень осторожны, чтобы не уничтожить ваши промышленные корабли. Как вы думаете, чего сможет достичь планета людей в течение следующих нескольких столетий, даже после всего, что вы с ними сделали, с этой отправной точки? И как, по-вашему, они отреагируют на то, что Совет Гегемонии позволил — поощрял — вам сделать с их миром и их народом. Как вы думаете, Совет будет доволен?
Тикейр снова сглотнул, подавившись густым комком страха, и человек склонил голову набок.
— Что касается меня, я сомневаюсь, что Совет будет очень доволен вами, командующий флотом. Но не беспокойтесь об этом. Я обещаю вам, что их гнев никак не повлияет на вашу империю. В конце концов, каждый из этих дредноутов может разрушить планету, не так ли? И какому из ваших миров придет в голову, хотя бы на мгновение, что один из ваших собственных крупных кораблей может представлять для него вообще какую-либо угрозу?
— Нет, — сумел прохныкать Тикейр, его глаза метнулись к экрану, где зеленые значки других его дредноутов продолжали удаляться от планеты. — Нет, пожалуйста...
— Сколько человеческих отцов и матерей сказали бы вам точно то же самое, когда их дети умирали у них на глазах? — холодно ответил человек, и Тикейр всхлипнул.
Человек безжалостно наблюдал за ним, но затем отвел взгляд. Смертоносный зеленый блеск покинул его глаза, и они, казалось, смягчились, когда посмотрели на более высокого человека рядом с ним.
— Сохраняй во мне человечность, насколько можешь, мой Стивен, — мягко сказал он по-английски. — Сохрани мне рассудок. Напомни мне о том, почему я так старался забыть.
Темнокожий человек снова посмотрел на него сверху вниз и кивнул, а затем зеленые глаза снова переместились на Тикейра.
— Полагаю, у тебя есть незаконченное дело с этим, мой Стивен, — сказал он, и настала очередь улыбнуться более крупному, высокому, темноволосому и бесконечно менее устрашающему человеку.
— Да, есть, — прогрохотал его глубокий голос, и Тикейр завизжал, как маленький зверек, попавший в ловушку, когда мощные темные руки потянулись к нему.
— Это за моих дочерей, — сказал Стивен Бучевски.
ЭПИЛОГ
Планета Земля
1-Й ГОД ЗЕМНОЙ ИМПЕРИИ
Дейв Дворак стоял, глядя в морозное, безлунное ночное небо, обняв одной рукой плечо своей жены. Другая рука все еще была обездвижена, но ей становилось лучше. И, похоже, Осия Макмердо все-таки получит возможность восстановить его левое плечо.
На самом деле, многое должно было произойти "в конце концов". Его дети собирались жить и взрослеть, иметь своих собственных детей. Его страна собиралась снова подняться из-под обломков и кровавой бойни. Другие нации по всему земному шару жили бы еще раз, оплакивая своих мертвых, но живые. Весь его мир собирался выжить.
В конце концов.
— Трудно в это поверить, не так ли? — пробормотала Шэрон, и он посмотрел вниз и улыбнулся ей.
— Всегда верь в три невозможные вещи каждое утро перед завтраком, — сказал он ей.
— Это глупо, папочка, — сказал другой голос, и он повернулся, чтобы посмотреть на своего сына. У Мэйлэчея Дворака были темные усы от горячего какао из запасов, все еще припрятанных в пещере и выставленных по такому случаю, и он покачал головой, рыжие волосы заблестели в свете тихо шипящего фонаря Коулмена.
— Невозможные вещи нереальны, — сообщил он своему отцу с безупречной логикой шестилетнего ребенка. — И если они ненастоящие, ты не должен в них верить.
— Ты думаешь?
Мэйлэчей твердо кивнул, и Дворак убрал руку с шеи Шэрон, чтобы взъерошить волосы мальчика, затем посмотрел на своих дочерей. Мейгрид оглянулась на него, но Моргэйна, казалось, уплетала маршмеллоу со своей огромной кружкой горячего какао. Во всяком случае, она уткнулась в него лицом.
— Что ты думаешь, Мейгрид? — спросил он. — Стоит ли тебе верить в невозможные вещи?
— Хорошо...
Его дочь склонила голову набок, явно размышляя, затем повернулась к еще более миниатюрной светловолосой девочке, сидевшей рядом с ней. Зинаида Карпова смотрела в свое горячее какао с почти благоговейным выражением лица.
— Что ты думаешь, Зинаида? — спросила Мейгрид.
— О чем? — ответила Зинаида, поднимая взгляд от кружки. — Я не слушала.
Русская девочка безупречно говорила по-английски, и этого было достаточно. Мейгрид могла бы задать этот вопрос на столь же безупречном русском, если бы захотела, благодаря установленному в пещере нейронному обучающему устройству. Они потянули за несколько ниточек — Дворак был готов признать это, если бы кто-нибудь спросил, — чтобы заполучить этого педагога, но особых споров по этому поводу не было. На данный момент их насчитывается более трех тысяч, разбросанных по всему миру, и производство большего их количества стало одним из первых приоритетов перестроенной инфраструктуры мира. Тем временем Дэйв Дворак был полон решимости идти дальше и реализовать свое желание стать учителем истории... особенно теперь, когда у него под рукой была история целой межзвездной цивилизации (такая, какой она была).
Дети, конечно, тоже подумали, что это была хорошая идея. Они привыкли думать о нейронном педагоге как о самой большой и лучшей энциклопедии во всей известной вселенной, и их тяга к знаниям казалась безграничной. На самом деле, взрослым приходилось быть осторожными, чтобы не впихивать знания слишком быстро в детей; существовали физиологические ограничения на то, сколько передаваемой нейронам информации без когнитивного и психологического ущерба мог усвоить все еще созревающий мозг. Кроме того, педагоги давали только знания, а не способность усвоить эти знания или оперировать сложными концепциями. Должно было пройти некоторое время, прежде чем кто-либо из детей станет достаточно взрослым для получения полного нейронного образования, и они, похоже, не до конца осознали — пока, во всяком случае, — что им все еще придется ходить в школу, чтобы развить эти когнитивные навыки, научиться обращаться с этими концепциями. Но у них уже был хорошо развитый набор языковых навыков, и поскольку Зинаида и ее семья собирались пожить с ними некоторое время, все вовлеченные родители решили, что имеет смысл сделать всех детей двуязычными.
— Папа спрашивал, должны ли люди верить в невозможные вещи, — объяснила теперь Мейгрид, и Зинаида пожала плечами.
— Конечно, должны, — просто сказала она. — Если бы мы не верили в невозможные вещи, нас бы здесь не было. Я имею в виду, если бы кто-нибудь спросил, думала ли я, что когда-нибудь выпью что-нибудь подобное... горячему какао, — она произносила слова осторожно, несмотря на свое новое свободное владение английским, — я бы подумала, что это практически невозможно.
Она снова пожала плечами, и Дворак кивнул.
— Хороший ответ, малышка, — сказал он ей, протягивая руку, чтобы дразняще потянуть за мочку ее правого уха. Затем он снова посмотрел на своего сына.
— Ты знаешь, Мэйлэчей, все невозможно, пока кто-то не поверит в это настолько, чтобы сделать это реальным.
— Отличное наблюдение, — сказал другой голос, и взрослые Двораки немного поспешно обернулись, когда поняли, что прибыл почетный ночной гость.
Он улыбнулся им и протянул левую руку Зинаиде. Она улыбнулась в ответ, затем прижалась щекой к его ладони, поймав его руку между своим лицом и плечом в объятии без рук, которое было каким-то невыразимо нежным.
— И как заметила Зинаида, — продолжил Петр Ушаков, глядя поверх ее склоненной головы на Дэйва и Шэрон Дворак, — если бы мы не верили в невозможные вещи, нас бы здесь не было, не так ли?
Боже мой, но правильно ли ты понял это, — иронично подумал Дворак. — Легенды, мифы и монстры, о боже! Граф — простите, князь — Дракула? Хорошие парни-вампиры, спешащие на помощь всему человечеству? Кто бы мог это сделать?
Он посмотрел на светловолосого голубоглазого мужчину, чье дыхание не создавало облаков пара, которые, казалось, выдыхали все остальные. Что имело некоторое отношение к тому факту, что Петр Ушаков больше не выдыхал. И не вдыхал, если уж на то пошло, если только ему не нужен был воздух, чтобы говорить.
Дворак снова взглянул на небо. Большая часть небес человечества все еще была чернее тучи, без высокотехнологичного небесного свечения, которое когда-то было неотъемлемой частью его крупных городов. Однако были места, где эти города уже возвращались, и какая бы человеческая власть ни сумела сохраниться во время кошмара вторжения шонгейри, она отчаянно пыталась навести хоть какой-то порядок в мире, справляясь с голодом, болезнями и — по крайней мере, для северного полушария — быстрым наступлением зимы.
Он знал, что это будет плохо. Не так плохо, как могло бы быть, но даже при всей доброй воле в мире и со всеми захваченными ресурсами шонгейри, которые как можно быстрее были преобразованы и применены для решения проблемы, все равно должны были умереть еще миллионы людей. По-другому и быть не могло, когда планетная инфраструктура была такой забитой, потрепанной и сломанной.
Но какой бы плохой ни обещала быть эта зима, за ней последует весна, и из заглубленных на зиму корней появится новая поросль. И возможно — только возможно, — подумал он, развивая эту метафору, — что-то новое, более сильное и лучшее вырастет из богатой, поддерживающей почвы прошлого.
Видит бог, в нем было достаточно крови, — трезво подумал он. — И мы знаем, что мы больше не одиноки. И не только это, я не думаю, что нам очень понравятся наши соседи. Итак, поскольку люди, похоже, лучше всего умеют скрывать свои различия перед лицом какой-то взаимной внешней угрозы...
Он наблюдал за большей из двух ярких, сияющих пылинок, медленно проносящихся по ночному небу. Он подумал, что невооруженным глазом она действительно выглядит больше, чем была накануне вечером, хотя это могло быть только его воображением. В конце концов, он знал, что это становится все больше, хотя ничей невооруженный взгляд пока не должен был этого заметить.
Промышленные корабли шонгейри не заботило, что они сменили владельца и руководство. Они просто неуклонно продвигались вперед, завершая свой автоматизированный процесс сборки, готовясь начать строительство всей промышленной инфраструктуры уровня Гегемонии для оборванных выживших на Земле. К тому времени, когда различные правительства планеты реорганизуются, эта промышленная инфраструктура будет почти готова приступить к восстановлению дома человечества, и старая строка из не особенно великого научно-фантастического телесериала промелькнула в мозгу Дэйва Дворака.
— Мы можем перестроить это, мы можем сделать это лучше, — тихо процитировал он, и Шэрон рассмеялась.
— Спасибо вам, полковник Остин! — Она покачала головой, глядя на него. — Ты же понимаешь, что никто из наших детей — или наших гостей — не получит этого, не так ли?
— Им не обязательно понимать первоначальную ссылку, — ответил он, и ее улыбка исчезла.
— Да, не обязательно, — мягко согласилась она. — Вопрос в том, сможем ли мы провернуть это на этот раз или нет.
— Мы можем, — сказал Ушаков, глядя им прямо в лицо. — Мне нужна моя рука, Зинаида, — сказал он, и она улыбнулась ему и отпустила ее.
Он улыбнулся в ответ, затем свободной рукой погладил маленький сонный комочек черного как ночь меха, прижатый к его правому предплечью. Щенок потянулся и широко зевнул, обнажив маленькие белые зубы, острые, как иголки, и Ушаков усмехнулся. Затем он оглянулся на своих хозяев.
— Мы можем и сделаем это, — просто сказал он. — Полагаю, что английская идиома гласит: "Неудача — это не вариант". — Он пожал плечами, все еще поглаживая сзади нежный череп щенка. — Влад и Стивен разберутся с шонгейри. Однако это все равно не затронет остатки Гегемонии, и я сомневаюсь, что они спокойно отнесутся к мысли о том, что на сцену ворвался кто-то гораздо худший — во всяком случае, на их взгляд — чем шонгейри. Хуже того, с их точки зрения, я думаю, что, учитывая урок шонгейри, преподанный нам здесь, в нашем собственном мире, мы не будем быстро признавать власть Гегемонии. Я также сомневаюсь, что они спокойно отреагируют на это.
Он снова пожал плечами.
— Кто-то может придираться к действующим историческим силам в любой отдельный момент — например, Маркс, по моему собственному мнению, был тупицей, хотя я признаю, что это может быть предубеждением с моей стороны, — но диалектика остается действенным методом анализа, не так ли? В данном случае тезисом являются предрассудки Гегемонии и мания стабильности, в то время как ненасытная жажда перемен человечества и наша ярость по поводу того, что с нами сделали, представляют собой антитезис. Не думаю, что они могут сосуществовать очень долго. Таким образом, возникает вопрос, кто выживет в грядущем синтезе, и я верю, что Гегемония обнаружит, что человечество очень, очень хорошо умеет выживать.
Да, это так, — подумал Дворак, затем быстро поднял глаза, услышав тихий, свистящий звук, и Килан Уилсон внезапно взвизгнула от смеха.
Борис Карпов по-прежнему мало разговаривал, но они с Килан были почти неразлучны с тех пор, как его мать, братья и сестра приехали, чтобы присоединиться к Ушакову. Теперь они вдвоем "помогали" Джессике и Веронике накрывать на стол, пока Роб и Алек разжигали костер. Обычно это была работа Дворака, но, имея только одну здоровую руку, он согласился — неохотно — делегировать ее Уилсону.
Очевидно, его нежелание было обосновано.
Последние пару дней шел сильный дождь, и у него с шурином были несколько разные подходы к разжиганию непокорного мокрого дерева. Двораку показалось, что Уилсон, должно быть, израсходовал почти кварту их драгоценного бензина, чтобы "стимулировать" растопку. Во всяком случае, когда он подбросил спичку, у него получилось самое впечатляющее воспламенение.
Он отскочил назад, выражаясь яростным морпеховским языком и торопливо шлепая по крошечным точкам пламени, опаляющим пушистую поверхность его макино, и Килан снова рассмеялась.
— Ты весь такой искрящийся, папочка!
— Да, и бровей у него тоже больше нет! — вставил Алек. — В его голосе звучало гораздо меньше веселья, чем у его гораздо более младшей сводной сестры. Вероятно, потому, что он находился в непосредственной близости от эпицентра, и его собственные брови только что стали немного вьющимися, — решил Дворак, смиренно качая головой.
— Только в Америке, — пробормотал он, и настала очередь Ушакова усмехнуться.
— О, я думаю, вы могли бы найти ему подобных в другом месте. — Его улыбка исчезла, и он снова посмотрел на Дворака. — И это тоже хорошо. Твой шурин сильный человек. Такой, которых нам нужно больше.
Он спокойно встретился взглядом с Двораком, намек был не высказан, и Дворак медленно кивнул, думая о разговоре, который у него был с другим сильным человеком.
Хорошим человеком.
* * *
— Ты уверен в этом, Стивен? — спросил Дейв Дворак. — Мне не нравится лгать твоему отцу, даже по недомолвке.
