Штаб-квартира была вынуждена учитывать причудливую способность людей распознавать в своем мышлении радиоуправляемые беспилотники за пределами визуального диапазона, и в его оперативном плане это должно было быть учтено в достаточной степени, основываясь на разведывательных отчетах вышестоящих инстанций. К сожалению, этого не произошло, и он уже терял разрешение сенсоров, когда они пробирались сквозь эти проклятые деревья.
Это была плохая новость. Хорошей новостью было то, что его северная группа танков без помех заняла берег озера. Так далеко от любого крупного населенного пункта вероятность того, что там находится какой-либо из этих зловредных ЗРК, запускаемых с плеча, была фактически равна нулю. Однако все они усвоили болезненные уроки о том, как делать предположения там, где дело касалось людей, и он одобрительно наблюдал, как точки танков продвинулись достаточно далеко вглубь страны, чтобы обезопасить зоны посадки шаттлов. Не было бы никаких ЗРК, сбивающих его БТРы, пока они были беспомощны в своих отсеках для шаттлов, клянусь Дейнтаром!
— Они движутся вдоль хребта, — сказал он по полковой сети. — Они направляются на запад — к тем более высоким вершинам. Второй батальон, доставьте эти БТРы на берег и двигайтесь дальше вверх по озеру, прежде чем свернуть вглубь страны. Попробуйте зайти им с фланга. Первый батальон, немедленно выдвигайтесь вверх по этой долине.
* * *
Бучевски пробормотал еще одно проклятие, поскольку неприятная вибрация дронов не отставала от него. Очевидно, эти чертовы штуковины могли отслеживать сквозь древесный покров лучше, чем он надеялся. С другой стороны, они, казалось, приближались вплотную, над верхушками деревьев, и если они были...
* * *
— Кейнхарн, схвати их! Пусть они гниют несъеденными, как паразиты, которыми они и являются!
Четверка грязных огненных шаров пронеслась по небу, и четыре дрона Хары одновременно взорвались в воздухе. Что явно противоречило, по крайней мере, одной части его предварительной оценки сил противника.
Черт возьми! Что, во имя третьего ада Кейнхарна, жители деревни в этих проклятых горах делают с ЗРК!
* * *
Бучевски обнажил зубы в задыхающейся, бегущей ухмылке, когда команды ПВО Макомб уничтожили ближайшие беспилотники. Он все еще чувствовал вибрации от других дронов, находящихся дальше, но если ублюдки будут держать их достаточно высоко, чтобы избежать Гремлинов, это также может ухудшить разрешение их сенсоров.
* * *
Хара пытался совладать со своим гневом, но его до смерти тошнило от того, как эти проклятые люди настаивали на том, чтобы испортить даже самую простую операцию. Хвала Дейнтару, он все равно установил безопасную зону для шаттлов, но к настоящему времени это был простой автоматический рефлекс. Он не должен был заниматься таким дерьмом, потому что, во-первых, здесь не должно было быть никаких ЗРК или тяжелого вооружения! Это было одной из главных причин, по которой они прибыли сюда в поисках образцов командира наземной базы Шейрез. Только люди по-прежнему отказывались сотрудничать! Как будто проклятые твари знали, что он придет!
Он подумывал о том, чтобы сообщить в штаб-квартиру. Учитывая и без того астрономические потери оборудования экспедиции, штаб вряд ли поблагодарил бы его, если бы он потерял еще больше, преследуя тех, кто, как предполагалось, были безоружными жителями деревни, прячущимися в своих горных убежищах. Но они должны были где-то раздобыть образцы, и эти люди были более или менее у него на прицеле.
Кроме того, — жестко признался он себе, — будь я проклят, если снова развернусь и пойду на попятную. На этот раз я собираюсь проехать прямо сквозь этих существ и показать им, почему они никогда не должны были отказываться подчиняться!
— Мы не сможем подвести беспилотники так близко, как планировалось, — сказал он своим командирам батальонов. — Это зависит от наших разведчиков. Скажите им, чтобы держали свои чертовы глаза открытыми.
Поступили новые подтверждения. Он услышал свой собственный гнев, свое собственное разочарование в этих ответах, и он наблюдал, как его собственные значки приближаются к внезапно ставшей аморфной заштрихованной области, представляющей наилучшее предположение дронов о местоположении людей.
Возможно, мы не сможем разглядеть их отчетливо, — сердито подумал он, — но даже если мы не сможем, сейчас не так уж много мест, куда они могут пойти, не так ли?
* * *
Бучевски был глубоко благодарен за то, как тяжелая работа закалила беженцев с равнин. Им удавалось не отставать от жителей деревни, несмотря на высоту и крутизну местности, чего они никогда бы не смогли сделать без этой закалки. Несколько детей поменьше (не все из них родились в низинах), конечно, все равно начинали сдавать, и его сердце болело от безжалостных требований, предъявляемых к ним. Но дети постарше умудрялись не отставать от взрослых, и взрослых было достаточно, чтобы по очереди нести самых маленьких.
Незаживающая рана, из-за которой Шэнайя и Ивонн взывали к нему, чтобы он взял на руки одно из этих крошечных человеческих существ, отнес чьего-то ребенка в безопасное место, которое он не смог предложить своим собственным детям.
Но его работа была не в этом, и он обратил свое внимание на то, что было.
Он затормозил на узкой тропинке, тяжело дыша, наблюдая, как последние несколько жителей деревни проходят мимо. Следующими пришли охранники периметра, а затем, в последнюю очередь, разведчики, которые были на подслушивании. Одним из них был Роберт Сзу.
— Это... очень похоже... на то, о чем вы с Мирчей догадались... шеф, — пропыхтел рядовой. Он на мгновение замолчал, переводя дыхание, затем резко кивнул. — Они поднимаются по противопожарным дорогам по обе стороны хребта. Полагаю, что сейчас их отметки уже на полпути.
— Хорошо, — сказал Бучевски.
* * *
— Фаркалаш!
Водитель командира полка Хары оглянулся через плечо на ужасную ругань, пока оскал клыков Хары не заставил его поспешно вернуться к управлению. Командир полка только жалел, что не может так же легко избавиться от проклятых Дейнтаром людей!
Я не должен был посылать машины так близко, — сказал он себе сквозь закипающую кроваво-красную ярость. — Мне следовало бы высадить пехоту пораньше. Конечно, для людей, как и для меня, было так же очевидно, что существует лишь несколько маршрутов, которыми могут пользоваться транспортные средства!
Он зарычал на себя, но знал, почему совершил ошибку. Люди двигались быстрее, чем он предполагал, и он хотел использовать преимущество своих транспортных средств в скорости. Вот почему люди только что смогли уничтожить еще шесть незаменимых танков и еще одиннадцать БТР... не говоря уже о примерно половине из ста тридцати двух солдат, которые находились на борту бронетранспортеров.
И давай не будем забывать о водителях БТР и артиллеристах, пока мы этим занимаемся, Хара! — злобно подумал он. — И никто не знает, сколько еще маленьких сюрпризов они, возможно, подложили вдоль любых проходов, достаточно широких для транспортных средств.
— Спешить пехоту, — категорично сказал он по командной сети. — Строй как у разведчиков. Транспортные средства не должны продвигаться до тех пор, пока инженеры не проверят трассы на наличие дополнительных взрывчатых веществ.
* * *
Бучевски кисло поморщился. Судя по дыму, поднимающемуся над верхушками деревьев, его горстка найденных мин и самодельных взрывных устройств уничтожила по крайней мере несколько их машин. К сожалению, он не мог знать, сколько их было.
Сколько бы их ни было, они поймут намек и придут отсюда пешком... если только они не полные идиоты. И почему-то я не думаю, что это так. Черт возьми.
Что ж, по крайней мере, он их замедлил. Это должно было дать гражданским лицам небольшую передышку.
Теперь пришло время купить им еще немного.
* * *
Уши Хары прижались, но, по крайней мере, на этот раз это не было неожиданностью. Стрельба из стрелкового оружия, доносившаяся из-за деревьев, стала неизбежной в тот момент, когда он приказал своей пехоте идти пешком.
* * *
Автоматическое оружие рявкало и рычало, потрескивая в десятках небольших, злобных, изолированных стычек, разбросанных по густо поросшему лесом склону горы, и Бучевски пожалел, что им пришлось отключить свои рации. Его люди хорошо знали местность, знали лучшие оборонительные позиции, возможные линии подхода, но у шонгейри было более тяжелое вооружение поддержки, и их связь была значительно лучше, чем у него. Присущая им способность к маневрированию намного превосходила его собственную, как следствие их возможности оставаться в постоянном, мгновенном контакте друг с другом. И добавляя оскорблений и боли, некоторые из их пехотинцев использовали захваченные у людей реактивные снаряды и гранатометы для усиления собственной огневой мощи.
Горькая ирония ситуации не ускользнула от него. На этот раз его силы были на коротком конце "асимметричной войны", и это был полный отстой. С другой стороны, у него был болезненный личный опыт того, насколько эффективными могут быть партизаны на такого рода местности.
* * *
Разочарование в рычании Хары сопровождалось большим удовлетворением, когда он смотрел на последнее обновление сюжета.
Продвижение было чрезвычайно медленнее, чем он когда-либо предполагал, и утро превратилось в день, но у людей, похоже, наконец-то закончились ЗРК. Это означало, что он мог подвести свою горстку выживших дронов достаточно близко, чтобы увидеть, что, черт возьми, происходит, и его импульс набирал обороты.
Что было чертовски хорошо, поскольку он уже потерял более двадцати процентов своих войск. Он был уверен, что может положиться на командира наземной базы Шейрез, которая встанет на его сторону и поддержит его, когда ему придется предстать перед своим начальством и объяснить это, но он также, к сожалению, был уверен, насколько недовольным такой уровень потерь сделает командующего наземными силами Тейриса. Особенно в свете предположения, что это будет операция с небольшим количеством жертв.
Что ж, может быть, я и напился, — резко подумал он, — но я едва ли единственный командир, с которым что-то случилось с тех пор, как мы сюда попали! И я дорого им обошелся, клянусь сверкающими клыками Дейнтара!
Оценки потерь противника в реальном времени были заведомо ненадежны, но даже по его самым пессимистичным оценкам, люди к настоящему времени потеряли более сорока стрелков, и, судя по размерам тепловых сигнатур, которые флот зафиксировал с орбиты, у них с самого начала не могло быть их так много.
Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что они, казалось, были удивительно хорошо оснащены пехотным оружием для группы примитивных, отсталых, необразованных горных жителей, а их командир сражался так умно, как ни один человек, о котором Хара когда-либо слышал. Его силы значительно уступали численностью и вооружением, но он наносил сильный ответный удар — фактически, потери Хары, несмотря на его танки и минометы, были по меньшей мере в шесть или семь раз больше, чем у людей. Другая сторона была хорошо знакома с местностью и безжалостно пользовалась этим преимуществом, а его пехота наткнулась на достаточное количество спрятанных взрывчатых веществ, чтобы заставить любого насторожиться.
Во что бы мы ни вляпались, и что бы ни говорили спутники, — размышлял он, — эти чертовы местные — не просто кучка деревенских жителей. Кто-то потратил много времени на их обучение — и на разведку этих гор тоже. Они сражаются с позиций, которые были заранее выбраны для их полей обстрела. И эти взрывчатые вещества... Кто-то чертовски тщательно выбирал места для них. Кто бы это ни был, он знал, что делал, и, должно быть, готовил свои позиции почти с того дня, как мы впервые приземлились.
Вопреки себе, он почувствовал проблеск уважения к своему противнику-человеку. Не то чтобы в конце концов это имело какое-то значение. Снимки с его дронов были все еще гораздо менее подробными, чем он мог бы пожелать, но было ясно, что бегущие жители деревни попали в то, что можно было назвать тупиком.
* * *
Бучевски почувствовал, как меняется ситуация.
Он начал утро с сотней "регулярных" и еще со ста пятьюдесятью "ополченцами" из деревень. Столько их у него больше не было. Он знал, что каждый склонен переоценивать свои потери в подобном бою, особенно на такой местности и без надежной связи между его позициями, но он был бы удивлен, если бы к настоящему времени не потерял по крайней мере четверть своих людей.
Это было достаточно плохо, но впереди было еще хуже.
Позиция в Бастони никогда не предназначалась для отражения полномасштабной атаки шонгейри. Она действительно была задумана как место для отступления перед лицом нападения врагов-людей, пытающихся разграбить зимние запасы деревень. Это означало, что Бастонь, несмотря на свое название, была скорее укрепленным складом, чем каким-то последним редутом. Он сделал его оборону настолько прочной, насколько мог, но ему никогда не приходило в голову пытаться удержать его против сотен пехотинцев шонгейри, поддерживаемых танками и минометами.
Перестань пинать себя, — прорычал внутренний голос. — Никогда не было никакого смысла пытаться создать позицию, которую вы могли бы удержать против такого рода нападений. Ну и что, если бы вы задержали их на некоторое время? В любом случае, в конце концов, они нанесли бы еще один из своих проклятых кинетических ударов.
Он знал, что это правда, но правдой было и то, что единственные пути отступления были настолько крутыми, что становились почти непроходимыми. Предполагалось, что Бастонь выдержит любое вероятное нападение людей, и без ее запасов продовольствия шанс на то, что их гражданское население смогло бы пережить приближающуюся зиму, был бы в лучшем случае минимальным. Таким образом, он и Мирча поставили все на то, чтобы сделать позицию достаточно жесткой, чтобы противостоять чему-то меньшему, чем тотальная атака шонгейри... и теперь это была ловушка, из которой слишком многие из их людей не могли выбраться.
Он посмотрел на дымный, по-осеннему яркий лес, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает дым в цвет крови, и понял, что его людям некуда бежать. Теперь они были на последнем рубеже, и ему потребовалась каждая унция дисциплины, которой он научился в своей жизни, чтобы побороть отчаяние.
Прости, Мирча, — мрачно подумал он. — Я облажался. Теперь мы все облажались. Наверное, я так же рад, что ты, в конце концов, не вернулся вовремя.
Мышцы его челюсти напряглись, и он протянул руку и схватил Марию Авереску, одну из своих гонцов.
— Мне нужно, чтобы вы нашли ганни Мейерса, — сказал он на румынском, которым он наконец начал овладевать.
— Он мертв, шеф, — резко ответила девочка-подросток, и его живот сжался.
— Сержант Рамирес?
— Он тоже, я думаю. Знаю, что он получил попадание сюда. — Авереску похлопала себя по центру бюста, чуть ниже груди, у которой, в конце концов, никогда не будет времени полностью развиться.
