— У меня есть к вам деловое предложение, Демид Ярославич.
— Слушаю вас внимательно.
— Как вы посмотрите на то, чтобы помочь друг другу?
— О какой помощи пойдёт речь? Ежели о поставках нашего продовольствия в вашу школу, то тут я ничем помочь не смогу. Согласно заключённого договора с губернскими властями, вся наша копчёная продукция идёт им в обмен на зерно и муку для поселения.
— Я не про помощь с продуктами хотел с вами договориться. Как вы отнесётесь к тому, что учителя нашей школы приедут в ваше таёжное поселение и проверят уровень знаний у всех ваших детей и подростков? Даже уровень знаний взрослых заодно можно будет проверить.
— Мне пока ещё не понятен смысл, Василий Иванович, в чём же будет заключаться помощь друг другу?
— Да что тут непонятного, Демид Ярославич? После полной проверки знаний, мы выдадим вашим детям и подросткам свидетельства об окончании нашей средней школы. С документами нашей школы они могут пойти учиться хоть в училище, хоть в техникум, а при желании смогут и в институт поступить. Даже если кто из молодёжи по возрасту не дотягивает до десятого класса, но всеми нужными знаниями владеет, тем можно будет оформить сдачу экзаменов экстерном. Такое законом не запрещено. Зато за нашей средней школой будет числиться больше выпускников со средним образованием. Кроме того, взрослым тоже можно будет выдать документы, что они все прослушали курсы по программе ликвидации безграмотности, которые прочитали учителя нашей средней школы. Таким образом мы поможем друг другу. У вас будут документы об образовании, а у нас будет повышенная отчётность по выпускникам и проведённому ликбезу для народного комиссариата просвещения. Как вам такое предложение?
— Предложение хорошее, но меня смущает лишь одно... что если ваши учителя признают уровень знаний недостаточным для получения вашего свидетельства о среднем образовании? Ведь знания которые мы даём нашим детям, и те, что преподают в вашей школе, согласно точки зрения нынешнего народного комиссариата просвещения, могут очень сильно отличаться.
— Это отличие можно спокойно убрать. Пока мы с женой находимся на лечении в больнице вашего поселения, мы можем проводить занятия для детей и взрослых. Главное, чтобы имелось помещение, где могли бы разместиться все желающие.
— С помещением никакой проблемы нет. Занятия можно у нас в Управе проводить. В зимнее время там всегда много народу помещалось.
— Значит с завтрашнего дня, мы с женой приступаем к проведению уроков. Вы не против?
— Нет.
— Значит мы с вами договорились, — сказал Василий Иванович, и мы пожали друг другу руки скрепляя наш договор.
Со следующего дня, в нашей поселянской Управе, после предварительного собеседования, начались уроки для жителей Урманного. Директор школы преподавал свою любимую историю, естествознание, географию, русский язык и литературу, а его супруга вела занятия по арифметике, алгебре и геометрии, а также она объясняла подрастающему поколению основы химии и физики.
В конце зимы лечение закончилось. Яринка выдала, довольному Василию Ивановичу и его супруге, медицинские документы о том, что они находились на излечении в Урманной больнице. Всё как положено, с подписью и печатью. Потом, Иван Иваныч отвёз супружескую пару в город. Через две недели они вновь вернулись, но уже в сопровождении обещанных учителей. Мы всех смогли разместить в пустующих домах, благо наши дети, все две недели, после отъезда Василия Ивановича и его жены, топили в них печи. Так что наша Управа снова превратилась в поселянскую школу. За последующие полторы недели молодёжь смогла сдать все необходимые экзамены и получить на руки свидетельства об окончании средней школы. Довольными остались все, кроме моего Ивана. Так как его всего лишь записали учеником закончившим четвёртый класс. Говоря иными словами, он получил начальное сельское образование. Для получения семилетнего или среднего образования, ему предстояло сдавать экзамены в школе за каждый класс экстерном.
Сделав небольшие подарки учителям и директору школы, в виде продуктовых наборов из различных копчёностей, мы всем поселением проводили их в обратную дорогу. А на следующий день, наше поселение зажило своей привычной повседневной жизнью.
* * *
Когда окончательно растаял последний пожухлый снег, мы дружно отметили все весенние праздники и терпеливо дождались появления первой зелёной травки. А вскоре Ярило-Солнышко окончательно прогрело землю и весна окончательно взяла верх над зимой.
В день рождения Яринки, все оставшиеся в поселении жители, расставляли столы у нас во дворе, и начали накрывать их различными вкусностями. Не успели мы сесть за столы, как кто-то из моих детей крикнул "наш обоз возвернулся". Я сразу отправился за ворота и увидел хмурое лицо Иван Иваныча. Он стоял в одиночестве, рядом с пустыми подводами, лишь на одной сиротливо лежали шесть мешков с зерном.
— Здравствуй, Иван Иваныч. Что случилось? Где все остальные?
— И тебе, здравия, Глава. Охотники и обозники по домам разошлись, а об остальном, я даже не знаю как тебе сказать...
— Говори как есть, старшой, а там уже думы думать будем.
— Обманули нас власти, ежели коротко. Узнав что наш обоз в город прибыл, они сразу в наше представительство примчались и начали настаивать на срочной передаче продуктов, у них видите ли они давно закончились. А после того, как наши копчёности забрали, про нас словно забыли. На мои звонки по телефону, два дня вообще никто не отвечал. Пришлось сходить в райисполком к председателю, чтобы выяснить, почему договор нарушается. Председателя и его помощников на месте не оказалось, и секретарь меня отправила к какому-то начпроду со странной фамилией. Я когда его увидел, то сразу же вспомнил. Он в царские времена был на побегушках у раввина, в местной иудейской общине. Тот, похоже меня тоже узнал, ибо нагло глядя мне в глаза, заявил, что "в связи с тяжёлой продобстановкой в Западно-Сибирском крае, он принял решение все продукты питания реквизировать, а ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть". После чего, ехидно ухмыляясь, добавил: "Власть поменялась. Теперь всё высшее руководство находится в Новосибирске. Так что у вас теперь нет никаких высоких покровителей. И если вы начнёте возмущаться, и что-то требовать от Советской власти, то для вас всегда найдутся свободные камеры в местных подвалах ОГПУ".
— Я понял тебя, Иван Иваныч. Скажи, а енти шесть мешков с зерном откуда взялись?
— Так у меня изначально нехорошее предчувствие было, а когда мы к городу приближаться стали, это чувство ещё больше усилилось. Мне тогда почему-то подумалось, что что-то неладное в Барнауле происходит. Да к тому же власти усиленный наряд красноармейцев на почтовом тракте поставили. Поэтому, перед самым въездом в город, я шепнул Яросвету, чтобы мужики копчёности с одной подводы по-тихому прибрали и припрятали в подвалах нашего представительства. Наши артельные охотники, по приезду, быстро одну подводу разгрузили, и на неё все свои пожитки сложили. Так что видимость была, что мы ещё ничего не разгружали. Как только все вернулись к подводам, тут же появились представители власти и стали требовать немедленно передать им продукты. Я пошёл с ними в контору, чтобы позвонить по телефону. На той стороне провода мне чётко приказали, выдать без промедления продукты представителям власти, а назавтра с утра ожидать подвоза хлеба. Как я уже говорил, хлеб нам так никто и не привёз. После общения с начпродом в райисполкоме, я связался со знакомыми деловыми людьми и назначил им встречу. Когда мы повстречались, я первым же делом спросил: "Есть ли у них хлеб?". Мне ответили, что в наличии только шесть мешков с зерном, больше нету. Дальше мы договорились, что я отдаю им всю нашу копчёную продукцию, а они со мною рассчитываются имевшимся зерном и наличными деньгами. Деньги мне деловые выдали сразу, ещё до получения копчёностей, так что мне вполне хватило средств выплатить зарплату всем работникам. Заодно я сообщил, что представительство временно закрывается, а когда вновь откроется пока неизвестно. Ну и заодно рассказал людям, как нынешняя власть нас ограбила. Помимо зарплаты, я распорядился каждому работнику выдать копчёностей, чтобы их семьи сильно не голодали. Как стемнело, прибыли люди от деловых. Они привезли шесть мешков с зерном и забрали нашу копчёную продукцию. Немного поудивлялись, что получили немного больше чем мы изначально договаривались, но я сказал, что остаток денег они мне в следующий раз отдадут. На том мы и расстались. А уже как рассвело, наш обоз сразу выехал домой. По два мешка с зерном мы расположили на подводах, а сверху на них свои вещи побросали, так чтобы со стороны всем казалось, что обоз пустым едет. Нас на почтовом тракте наряд красноармейцев даже не остановил. Видать им уже власти сообщили, что у нас всё реквизировали.
— Ещё какие-нибудь новости привёз?
— Новостей у меня нет. Тут тебе письмо пришло из Москвы. Оно отправлено на адрес нашего артельного представительства в Барнауле. Я его вскрывать не стал, так как на нём указаны твои фамилия, имя и отчество. От кого оно, на письме не указано, там только штамп стоит "Профсоюза работников кооперации и госторговли". Видать очень серьёзная организация, раз местные власти не решились это письмо вскрыть. Вот, держи, — сказал Иван Иваныч, и протянул мне запечатанный конверт.
Быстро распечатав письмо и прочитав его, я улыбнулся.
— От кого письмо-то? — спросил Иван Иваныч.
— От Семёна Марковича. Он благополучно добрался до столицы, встретился там с нужными людьми и рассказал им о том произволе местных властей, что они на Алтае устроили. Московские товарищи направили Семёна на работу в профсоюз. Он кстати, только в средине зимы появился. Как пишет Семён Маркович: "Решением пятого пленума ВЦСПС, Всесоюзный профсоюз советских и торговых служащих был разукрупнён на три профсоюза: работников кооперации и госторговли, работников государственных учреждений и финансово-банковских работников". Теперь всё стало понятно. Семён воспользовался служебным конвертом, потому что не хотел, чтобы письмо от него местные власти вскрыли.
— Чего он ещё пишет?
— Всё о чем мы с ним обговорили перед самым его отъездом, Семён Маркович всё-таки смог сделать. Как у него получилось обо всём договориться, он не пишет. Лишь сообщает, что большая пятикомнатная квартира уже приготовлена, а в учебных заведениях ждут своих новых студентов. Письма от Яринки ответственным людям тоже пригодились.
— Демид Ярославич, половину из того, что ты сейчас сказал, я так и не понял. Ты можешь мне простым языком объяснить, о чём ты сейчас говорил?
— О том, что представители власти могут нас ограбить и разорвать договор с артелью, Семён мне сообщил ещё когда находился в нашей больничке. И даже предположил, что представители нынешней власти могут взять моих детей в заложники, чтобы наша артель продолжала поставлять копчёную продукцию к их столу. Вот тогда-то Семён Маркович и предложил мне отправить детей в Москву, где мои старшие поступят учиться в различные институты, а младшие сначала пойдут учиться в училища, а потом в институты. Я уже разговаривал со своими детьми. Девчата решили учиться в медицинских учреждениях, благо Яринка написала для них рекомендательные письма, а все сыновья, кроме Всеволода, решили учиться на инженеров.
— А Всеволод твой где захотел учиться?
— Он хочет поступить в институт, где сможет продолжить изучать иностранные языки. Раньше я не мог отправить детей учиться, так как у нас не было жилья в Москве, да и документов об окончании средней школы у моих детей тоже не имелось. А вот сейчас обе проблемы решены. Семён нашёл и приготовил большую пятикомнатную квартиру, а у всех моих сыновей и дочерей, кроме Ивана, появились настоящие свидетельства об образовании.
— Что будем делать дальше?
— А дальше мы все вместе будем праздновать день рождения Ярины Родасветишны. Ты пока сходи до нашей баньки, умойся с дороги, и присаживайся за праздничный стол, накрыто уже всё, а я тем временем скажу Всеволоду и Доброславу, чтобы перегнали все подводы на двор Управы, и убрали на склад мешки с зерном. Все остальные наши дела, Иван Иваныч, мы обсудим после дня рождения моей супруги...
С самого утра, все поселянские дети, не прекращая помогать взрослым в домашних делах на огородах, бурно обсуждали прошедший день рождения тётушки Ярины. Обсуждение детей, в первую очередь, касалось большого и вкусного торта, который испекла моя супруга. Она этому в Москве научилась. Вот так, идя по улице до Управы, я то тут, то там, слышал детские голоса и даже споры, в которых дети выясняли, кому вкуснее кусочек торта достался.
В Управе меня уже дожидался Иван Иваныч. Поздоровавшись, мы прошли в мой кабинет.
— Демид Ярославич, я хотел бы знать, к чему нам готовиться? — задал вопрос Иван Иваныч, размещаясь в плетёном кресле из лозы. Несколько таких удобных кресел сделали мои старшие сыновья для моего кабинета в Управе.
— Для начала скажи, сколько продовольственных обозов в месяц, мы отправляли в город?
— Раньше мы отправляли по два обоза в месяц, а со средины осени всего по одному. Ты же сам знаешь, что Светозара нет больше с нами. А ведь один из обозов в месяц он сопровождал.
— Значит власти в Барнауле, за прошедшие полгода, уже привыкли, что продовольственный обоз от нашей промысловой артели всего раз в месяц приходит. Я прав, Иван Иваныч?
— Прав. Вот только пока мне не понятно, как увязать сказанное тобою, с тем что я спросил?
— К чему нам готовиться, я тебе чуть позже скажу. Ты сейчас внимательно выслушай, до чего я сегодня ночью додумался. Так вот что у меня получилось. До следующего месяца, когда должен прийти следующий обоз с продовольствием, местные власти о нас думать не будут, ибо всё что у тебя они забрали, они ещё съесть не успели.
— С этим трудно не согласиться, — горестно усмехнулся Иван Иваныч.
— А когда копчёности у них закончатся, а сообщения от красноармейцев с тракта, о прибытии очередного продовольственного обоза не будет, вот тогда они забегают, выясняя причину. Думаю что первым делом они заявятся в наше артельное представительство. Что могут представители власти узнать у наших работников?
— То, что наше представительство временно закрыто, а когда вновь откроется неизвестно, ибо начпрод из райисполкома расторг договор с артелью на поставку продуктов в город. Больше ничего наши работники не знают. Зарплату мы всем работникам полностью выплатили, так что с этой стороны, власти на нас надавить никак не смогут.
— Совершенно верно, Иван Иваныч. И остаётся у местной власти только одна-единственная возможность получить копчёные продукты. Заявиться в наше поселение и силой забрать всё, что у нас есть.
— А почему ты говоришь, что у властей всего "одна-единственная возможность"?
— Да потому что, дорогой мой друг, Иван Иваныч, не умеют местные троцкисты с кем-либо договариваться. Они уже много лет привыкли всё силой забирать.
