— Хорошо, Семён Маркович, я провожу гостя к Якову Ефимовичу, — ответил сопровождающий нас охранник, и обратившись ко мне, уважительно сказал: — Прошу, вас следовать за мной.
Через пару минут мы подошли к нужному кабинету и вошли в большую приёмную. За столом у окна сидела молодая женщина с короткими волосами и с красной косынкой на голове. Как я понял, она исполняла должность секретаря сразу у двух высокого ранга начальников. Слева и справа от меня и охранника, располагались две довольно большие дубовые двухстворчатые двери. На металлической табличке левой двери было написано: "Председатель губисполкома, Грансберг Христофор Давидович", а на табличке двери справа, была простая надпись: "Первый помощник Председателя губисполкома", без указания личности.
— Вы по какому вопросу, товарищи? — строго спросила молодая женщина.
— Товарищ пришёл к Якову Ефимовичу, по его личному приглашению, — ответил охранник.
— Одну минутку, — сказала секретарь, и зашла в правую дверь. Вскоре она появилась вновь, и с улыбкой на лице произнесла: — Проходите, пожалуйста, товарищ. Яков Ефимович вас ждёт.
Я зашёл в раскрытые передо мной двери, и оказался в довольно просторном помещении. Посредине кабинета стояли три массивных дубовых стола, покрытые тёмно-зелёным материалом, и состыкованные в виде буквы "Т". Вокруг столов располагалось много стульев из той же породы дерева. Вдоль правой стены стояли два шкафа с застеклёнными дверками, заполненные какими-то книгами и папками, а у левой стены, между широкими окнами, стояли небольшой столик и два мягких кресла, оббитых чёрной кожей. Яков Ефимович меня встретил у самой двери.
— Степанида, сообрази нам горячего чайку, и чего-нибудь к нему, — сказал первый помощник секретарю. Дождавшись когда дверь закроется, Яков Ефимович обратился ко мне: — Здравствуйте, Князь. Давно мы с вами не виделись. Даже не знаю, как к вам обращаться. Ведь ваши настоящие имя и фамилия мне до сих пор не известны. Давайте, расположимся вон в тех чёрных креслах у окна. Там нам будет удобней беседовать. А скоро нам чай подадут.
— И вам доброго здравия, Яков Ефимович, — поздоровался я, располагаясь в мягком и очень удобном кресле. — Мы действительно давно не виделись. Насколько я помню, последний раз мы с вами общались ещё во времена, до появления Сибирской республики. Имперские времена прошли, так что, позвольте мне наконец представиться как есть. Меня зовут Демид Ярославич Старобогатов. Как вы уже знаете, я артельный охотник из таёжного поселения Урманное.
— Вот так?! Вы тоже Старобогатов?! — удивился Яков Ефимович. — Скажите мне, пожалуйста, а этот мощный и деятельный семидесятилетний старик, ваш Глава поселения и артели, по-моему его зовут Ярослав Всеволодович, он вам кем приходится?
— Он мой отец, Яков Ефимович. Вот только ему не семьдесят лет, как вы подумали, а уже восемьдесят три. А то что он "мощный и деятельный", так у нас в Роду все такие. Мой дед до ста шестнадцати лет был Старейшиной поселения, постоянно находился в трудах и заботах о жителях, а потом передал все дела моему отцу...
— А от чего ваш дед умер? — перебил меня Яков Ефимович.
— Почему вы решили что мой дед умер?! — удивился я. — Он и две мои бабушки, официально пропали без вести. Я не удивлюсь, если мне завтра сообщат, что они и сейчас живут, и хорошо себя чувствуют.
— Не понял? Как это пропали без вести? Вы разве их не искали?
— Яков Ефимович, вы помните Первую перепись населения Российской империи?
— Конечно помню. Она была чуть больше четверти века назад. Только я не понял причём тут перепись населения?
— Когда у нас в поселении имперские чиновники проводили перепись населения, мои дед и бабушки отсутствовали. Чиновникам про то сообщили, а они сказали, что моим старшим родичам, когда они вернутся в поселение, надобно будет съездить в столицу, чтобы выправить себе новые документы. Вот они и покинули поселение, а назад уже не вернулись. Им всем тогда было больше ста лет. Отец отправлял запрос в столицу губернии, ему пришёл официальный ответ, что они все трое "пропали без вести". Их следов полиция так и не нашла.
— Ежели бы мне кто другой об этом рассказал, то я ни за что бы не поверил, что люди жили и трудились больше ста лет. Вам я верю, ибо вы никогда не говорили мне неправду. Честно говоря, я бы даже не подумал, что у вашего отца за плечами такой солидный возраст. Ведь выглядит он гораздо моложе своих лет. Погодите, Демид Ярославич, ежели вашему отцу восемьдесят три года, то вам тогда тоже уже больше тридцати пяти лет. Я прав?
— Правы. Мне уже давно больше сорока. У нас в Родах многие больше ста лет прожили. Так что мы к таким срокам жизни спокойно относимся. Не забывайте, Яков Ефимович, мы ведь живём в глухом урмане, среди первозданной природы. Чистый лесной воздух и родниковая вода всегда способствовали долгой жизни. Все продукты питания нам леса и речка дают, а также небольшие огороды. Мы только зерно и хлеб вымениваем на нашу копчёную продукцию, ибо у нас нет полей для посева, первозданные леса вокруг. Нехорошо уничтожать то, что тебя и твоих детей кормит.
— С этим трудно не согласиться. Скажите, Демид Ярославич, а что же вы у себя в тайге сидите и к нам в гости не заглядываете?
— Раньше не было смысла ездить в Барнаул. Так как мне Светозар сообщил, что вы на пару с Семёном Марковичем отбыли в столицу. Затем мы всем поселением несколько лет отбивались от различных бандитов, и просто не знали, кто находится у власти в городе, в губернии и стране.
— А после этого? Когда вам Светозар сообщил, что мы с Семёном вернулись в Барнаул? Ведь вы приехали в город лишь после того, как я передал вам приглашение через Иван Иваныча.
— Если бы не ваше приглашение, Яков Ефимович, то скорее всего, я бы в городе не появился, в ближайшие пять-десять лет. И на то, как вы сами понимаете, у меня тоже были веские причины.
— Я могу узнать, что это за веские причины, Демид Ярославич?
— Основная причина — моя семья и мои дети. Мне надо содержать свою семью, подымать и воспитывать детей. Есть и другая причина... мне не хочется, чтобы меня расстреляли просто так, только из-за того что я живу на белом свете.
— Демид Ярославич, я прошу пояснить ваши последние слова, — изменившись в лице сказал Яков Ефимович. — Вы что думаете, что Советская власть расстреливает людей просто так? Без суда и следствия? Просто за то что они живут на белом свете? Мы между прочим пришли к власти, чтобы уничтожить всякое беззаконие.
— Яков Ефимович, не волнуйтесь вы так. Я против Советской власти ничего не говорил. Но как прикажете понимать яростное желание представителя данной власти расстрелять меня без суда и следствия? Вам разве Зиновий Адамович ничего не рассказал?
— Нет. Зиновия я ещё не видел, хотя его отряд, как мне доложили, уже вернулся в город. Он должен был сегодня с утра прийти и доложить о состоянии дел, но пока ещё не появлялся.
— Яков Ефимович, если вас очень интересует состояние дел его отряда на дальнем урмане, то об ентом, и я могу вам подробно рассказать. Банду зелёных, что скрывались в пещере сопки, они полностью уничтожили. Там отсутствовали несколько бандитов, что ушли грабить ближайшую деревню, но их уничтожили местные жители.
— Демид Ярославич, вы меня снова, честно говоря, удивили. Вам-то откуда стало известно, про отряд Зиновия и его задачи?
— Так я же в то время охотился на дальнем урмане. Утром проснулся от грохота выстрелов и взрывов в районе сопок. Когда стрельба закончилась, пошёл посмотреть, чтобы узнать, кто там с кем воюет? Когда подошёл поближе к сопкам, то увидел Зиновия Адамовича и его отряд. Я с ними поздоровался, и Зиновий мне рассказал, что там они уничтожили банду зелёных, которые грабили деревни и убивали жителей. Когда мы беседовали, появился комиссар отряда красноармейцев, который настойчиво требовал от Зиновия Адамовича, меня надобно допросить и расстрелять, без всякого суда и следствия. Меня уже хотели расстрелять, но Зиновий обозвал комиссара идиётом, и сказал красноармейцам: "...вы все будете мне свидетелями, как комиссар отряда, единолично решил допросить и расстрелять человека, лично спасшего жизнь товарищу Дзержинскому. Ну а теперича, прежде чем вы таки приступите к расстрелу данного человека, по приказу вашего комиссара. Подумайте, какие оправдания вы будете говорить членам военного трибунала, перед тем, как вас поставят лицом к стенке, и расстреляют, как врагов народа и партии, вместе с этим идиётом комиссаром".
— Так ведь всё закончилось хорошо, Демид Ярославич. Зяма объяснил всем товарищам, что комиссар отряда не прав. Чего же вы до сих пор переживаете насчёт попытки вашего расстрела?
— Если бы всё закончилось хорошо, как вы говорите, то я бы нынче не переживал по данному поводу.
— А что не так?
— Яков Ефимович, вы можете мне объяснить, ради чего комиссар отряда красноармейцев остался возле обрушившейся пещеры на дальнем урмане? Весь отряд ушёл, а комиссар с одним сопровождающим остались. Из того что я увидел на дальнем урмане, сложилось мнение, что он остался, чтобы разыскать и расстрелять меня как ненужного свидетеля, без суда и следствия.
— Как это остался? Вы помните, как звали комиссара отряда, которым командовал Зиновий?
— Зиновий Адамович называл комиссара отряда Гордеем Исааковичем.
— Благодарю, Демид Ярославич, что вы запомнили, как звали этого паршивца. Вам придётся подождать, когда Зиновий явится ко мне для доклада. Тогда мы с вами уже точно будем знать, что Морда задумал.
— Яков Ефимович, а почему вы комиссара отряда "Мордой" назвали? У него вроде бы вполне нормальное лицо.
— Причём тут его лицо. Мордой, я его называю, потому что он от рождения Мордехаем был. Восемь лет назад, этот выкрест решил стать христианином, и поменял своё имя на Гордей. Я этого никогда не приму и не пойму. Как можно отказаться от имени, что дали тебе при рождении отец и мама...
Ответ Якова Ефимовича перебил стук в дверь, потом в приоткрытой двери появилась голова Степаниды.
— Яков Ефимович, чай и всё остальное готово. Нести?
— Неси, Степанида. И когда появится Зиновий, пусть сразу заходит ко мне.
— Так Зиновий Адамович уже ждёт в приёмной. Я ему сказала, что у вас посетитель, вот он и дожидается когда его позовут.
— Тогда пусть заходит, а ты и для него стакан чая сделай.
— Хорошо, Яков Ефимович, сейчас сделаю, — ответила секретарь, и её голова вновь исчезла в дверях. Потом из приёмной раздался голос Степаниды: — Зиновий Адамович, проходите, вас ждут.
Командир отряда красноармейцев частей особого назначения, никак не ожидал, что внутри кабинета первого помощника Председателя губисполкома, его ждала необычная встреча.
— Здравствуйте, Яков Ефимович, прошу извинить за небольшое опоздание, — начал говорить Зиновий, а потом вдруг резко замолчал, увидев меня в одном из чёрных кресел. Он некоторое время переводил свой взгляд с Якова Ефимовича на меня и обратно. Наконец он понял, что я ему не померещился, улыбнулся мне, и глубоко вздохнув, продолжил: — Здравствуйте, Князь. Рад вас видеть в добром здравии. Надеюсь у вас таки всё хорошо.
— И вам доброго здравия, Зиновий Адамович, — ответил я. — У меня пока действительно всё хорошо, ибо оставленный вами на дальнем урмане комиссар отряда, ещё не нашёл меня в лесной чаще и не расстрелял.
— Не понимаю, о чём вы говорите, Князь?! — удивился командир отряда. — Яков Ефимович, вы можете мне объяснить, о чём говорит Князь?
— Скоро всё узнаешь, Зяма. Бери любой стул и подсаживайся к нашей компании. Сейчас Степанида нас чайком и вкусностями побалует. Сразу скажу, сахара сейчас в городе нет, поэтому придётся пить чай с вареньем.
Словно услышав слова Якова Ефимовича, в его кабинете появилась секретарь с охранником, который сопровождал меня по зданию губисполкома. Они быстро поставили на маленький столик у окна, три пустых стакана в серебряных подстаканниках, вазочку с вишнёвым вареньем, большую плетённую из соломки тарелку наполненную различным печеньем и конфетами, а также два фарфоровых чайника, большой с кипятком, и чуть поменьше с заваркой. Закончив накрывать столик, охранник и Степанида молча удалились, плотно закрыв за собой дверь.
Зиновий взял ближайший стул и расположился у небольшого столика, в ожидании ответа на свой вопрос.
— Зяма, давай, наливай всем чай, а потом узнаешь, о чём говорил наш гость. Кстати, его зовут Демид Ярославич, ежели ты ещё не знаешь. Он оставил свои труднопроходимые леса, и прибыл в город по моему приглашению.
Некоторое время мы, в относительной тишине, пили чай с вишнёвым вареньем и хрустели вкусным печеньем. Когда наши стаканы опустели, первым нарушил молчание Зиновий.
— Я хотел бы услышать ответ на свой вопрос. Мне без разницы, кто из вас ответит, но я очень надеюсь, шо вы меня таки порадуете.
— Не торопись, Зиновий. Демид Ярославич уже поведал мне, что банду зелёных твой отряд полностью уничтожил. Потом расскажешь мне обо всём более подробно. Ты для начала ответь нам, пожалуйста, за каким чёртом ты оставил Мордехая на дальнем урмане?
— Шо значит "за каким чёртом"?! Этот шлимазл, то бишь комиссар, которого мне навязали в отряд, постоянно игнорировал и пытался оспорить все мои приказы. Даже во время боя с бандой зелёных, я этого поца нигде не видел. Он появился лишь тогда, когда мне в гости пожаловал Князь. И шо вы думаете, этот шлимазл таки захотел допросить и расстрелять Князя, только потому, шо он анархист. Я не дал произойти этому идиётскому безобразию, и пригрозил всем трибуналом и расстрелом. Все меня прекрасно поняли и не пошли на поводу у комиссара. Даже после ухода Князя, Гордей ещё долго косо смотрел в мою сторону. А когда отряд собрался уходить, этот поц заявил мне шо остаётся на месте боя. Я попытался выяснить причину, но он выплёвывая слова через губу заявил, шо остаётся там с одним сопровождающим, дабы выполнить ваше секретное поручение. Шо вы там поручили этому варшавскому поцу, мне таки неизвестно. А лезть в ваши секретные дела, дурных нема. Так шо, для чего комиссар остался на дальнем урмане, мне даже не интересно. Ну и кроме того, я сам видел, как вы разговаривали с ним на улице, у входа в здание.
— Зяма, можешь поверить мне на слово, но я ничего Мордехаю не поручал. Ты же знаешь, как я отношусь к тем, кто меняет одну веру своих родителей на другую, а сам при этом не верит ни во что, кроме золота. Я прекратил с ним общаться, как со своим знакомым, когда он крестился и сменил имя данное отцом и мамой на новое. При этом я спокойно отношусь к людям, которые отринули Бога и стали атеистами. Это их личное решение, и я принимаю позицию таких людей. Скажу больше, я даже не знал, что Мордехая в твой отряд распределили. Далее. Он действительно подходил ко мне на улице, но лишь для того, чтобы разузнать, когда начнётся распределение, всех прибывших из Москвы комиссаров, по отрядам частей особого назначения. И какие им всем нужно иметь при себе документы. Он напомнил мне, что мы уже раньше встречались, когда он привозил нам партийные газеты в начале империалистической войны. Больше мы с ним ни о чём не говорили.
