— Сегодня никто никуда не пойдёт, Лукьян Анисимович. Тревожно что-то у меня на душе. Ты сегодня парней отправь на помощь в коптильни. Дождёмся нашу почтальоншу и послушаем, что нынче в мире происходит. Вот тогда и будем думать что дальше делать.
— Ну ежели и вас тревожная чуйка гложет, то действительно, никому идти в лес не надобно.
Лукьян Анисимович повел всех парней помогать девчатам в коптильнях, а я направился в свой рабочий кабинет, готовить полугодовой отчёт о деятельности нашей промысловой артели. Подсчёты меня на время отвлекли от разных тяжких мыслей, но они вновь вернулись вечером, когда стало ясно, что почтальонша в этот день уже не приедет.
Она приехала на машине в обед следующего дня. По расстроенному и заплаканному лицу было видно, что у неё что-то случилось. Прежде чем раздать письма поселянам, и передать мне газеты, она попросила всех жителей не расходиться. Когда все поселяне внимательно посмотрели на почтальоншу, то она громко сообщила, что вчера по радио прозвучало обращение товарища Молотова, который сообщил всему советскому народу "О вероломном нападении Германии на Советский Союз". Она также сказала, что в крайдрамтеатре был отменен объявленный спектакль "Испанцы", а в помещении летнего театра состоялся народный митинг. На всех предприятиях и в учебных заведениях Барнаула, власти проводят большие митинги. На призыв коммунистической партии большевиков: "Ответим врагу жестоким ударом!", в городской военкомат выстроилась очередь добровольцев. Вот так все поселяне узнали, что началась война. Многие наши женщины плакали, так как понимали, что могут не дождаться своих любимых мужчин домой.
Затем почтальонша передала мне свежие газеты, а женщинам раздала пришедшие письма. Пока люди тихонько обсуждали услышанное о начале войны с Германией, а также молча читали полученные письма от любимых и родных людей, почтальонша незаметно уехала из поселения.
Через три дня, когда мы с Иваном пили чай в моём кабинете, незадолго до начала обеда, в поселение приехала легковая машина, а следом за ней, на улице появилась грузовая полуторка, переделанная под перевозку людей. Оба автомобиля остановились возле крыльца поселянской Управы. Из чёрной легковушки вышли двое военных, один из них был мне хорошо знаком. Он нам привозил патроны, когда местные власти в первый раз разорвали договор с нашей артелью. Оба военных проследовали в мой кабинет.
— Здравствуйте, товарищи военные. Что привело вас в наше таёжное поселение?
— Здравствуйте, Демид Ярославич. Мы здесь по долгу службы, — ответил мой знакомый. — За вашими сержантами запаса прибыли. Вот повестки о призыве в армию, — он показал мне пачку листков. — Нам также сообщили, что у вас, в таёжном поселении, находятся ещё четверо молодых людей, приписанных к горвоенкомату. Их повестки о призыве также у нас.
— Всё верно. Четверо молодых людей из Барнаула находятся у нас в поселении, и трудятся в промыслово-охотничьей артели "Урманное".
— Вы не могли бы за ними послать вашего помощника? — второй военный кивнул головой в сторону моего Ванечки.
— Сынок, сбегай, оповести всех парней, что за ними прибыли военные из крайвоенкомата, а нашим женщинам скажи, чтобы им побольше еды в походные мешки собрали.
— Хорошо, отец, — сказал Иван и вышел из кабинета.
— Моего сына тоже сегодня в армию заберёте, товарищ военный? — спросил я знакомого.
— Нет. Младший лейтенант запаса Старобогатов Иван Демидович, по спецсписку проходит. На него, как на переводчика, разнарядка из Москвы поступила. Думаю, за ним дней через десять, совершенно другие товарищи приедут. Сами понимаете, знающих два иностранных языка днём с огнём не найти среди призывников, а ваш Иван Демидович, на пяти иностранных языках может свободно общаться, а также читать и писать.
— Вообще-то на шести, но древнегреческий нынче мало кому нужен, разве что профессорам изучающим древние свитки и рукописи.
— А зачем же он его тогда изучал?! — удивлённо спросил второй военный.
— Так я его древнегреческому языку обучил. В царские времена, когда я сам учился, латынь и древнегреческий язык были обязательными предметами во всех учебных учреждениях. Может чаю попьёте, пока ваших призывников собирают?
— Ничего не имеем против чая, Демид Ярославич, — ответил за двоих мой знакомый.
Я пригласил их за стол, и налил два стакана чаю для гостей.
— Вы можете что-нибудь сказать о том, что происходит на германском фронте? — спросил я своего знакомого военного.
— Обстановка тяжёлая, Демид Ярославич, бои идут на протяжении всей западной границы. Немецкие самолёты бомбят наши города. Кроме того, против наших войск сражаются армии не только Германии, но и Румынии. Румынские войска вместе с немецкими полчищами вторглись на территорию нашей Украины. А сегодня нам сообщили, что Финляндия объявила войну Советскому Союзу. Финские войска начали наступление в Восточной Карелии, в направлении Ленинграда и Выборга. Так что мы воюем не только с Германией, а с несколькими европейскими государствами.
— Понятно. Значит опять будет долгая война.
— Почему вы так решили?! — удивлённо спросил второй военный. — Враг будет вскоре разбит, и под руководством нашей партии, мы уничтожим его малыми силами на чужой территории.
— Не нужно мне цитировать лозунги, товарищ военный, я их всё равно не воспринимаю. Мне достаточно вспомнить, что прошлая война с Германией длилась целых четыре года. Значит и ента война продлится примерно столько же. Одного желания победить врага мало, ещё надобно уметь оружие в руках держать и метко стрелять. Вот вы нынче молодых в Красную армию набираете, а они винтовку на военных сборах в первый раз увидели, и по три раза из неё выстрелили, притом некоторые даже в мишени не попали. Много такие вот бойцы вам навоюют?
— Вы что не верите в победу Красной армии? — стал злиться второй военный.
— Успокойтесь, товарищ военный. Наша армия обязательно победит. Вот как только научится воевать, так сразу и победит. А пока бойцы не обстрелянные, трудновато нашей армии придётся. И запомните на будущее. Одними лозунгами войны никогда не выигрывались. Считать всех врагов дураками и идиотами последнее дело. За енту несусветную глупость, всегда приходится отдавать самое дорогое на свете, жизни наших сыновей. И вы, как красный командир, обязаны понимать енто в первую очередь.
Дальше мы молча продолжили пить великолепный цейлонский чай. Вполне возможно, что военные обдумывали мои слова. Было бы неплохо, если командиры начнут думать не только о победах, но и о своих бойцах.
Вскоре в моём кабинете появились не только все парни, но и Лукьян Анисимович. Военные допили чай и вручили всем, кроме моего сына и наставника парней, повестки о призыве в ряды Красной армии. После чего, всем призывникам дали час на сборы.
Когда все призывники были собраны, я предложил военным пообедать, а заодно и проводы в армию всем парням устроить. Моё предложение военным понравилось, и вскоре прямо перед Управой были установлены и накрыты столы...
Через полтора часа обе машины уехали из поселения, увозя с собой призывников.
— Отец, а ты случайно не знаешь, почему меня, вместе с остальными парнями, в армию не забрали? — спросил Иван, глядя как девушки и женщины убирают всё со столов.
— За тобой примерно через девять или десять дней приедут. Как сообщили мне военные: "Младший лейтенант запаса Старобогатов Иван Демидович, по спецсписку проходит. На него, как на переводчика, разнарядка из Москвы поступила". Так что, за тобой, Ванечка, совершенно другие товарищи приедут. Можешь считать, что нынче и твои проводы в Красную армию состоялись.
— Значит мне пришла пора потихоньку собирать свой походный мешок? Я правильно понял?
— Правильно, Ванечка.
— Как ты думаешь, отец, мне стоит с собой на войну свой "Кольт" взять?
— Лучше "Наган" свой возьми, сынок. Для него ты патроны всегда найдёшь, хотя тебе их по штату выдать должны, а вот патронов для "Кольта" тебе негде взять будет.
— А ежели я свой "Кольт", и патроны для него приберу, в карман моей особой одежды.
— В таком случае, можешь взять с собой три ящика патронов для "Кольта". Вот только сами деревянные ящики не бери, а помести в карманы только пачки с патронами.
— Я понял, отец. Пойду собираться, да и с рысями надо будет попрощаться. Заодно попрошу их, чтобы они за моей Лизаветой присмотрели, чтобы её никто в лесу не обижал.
Когда Иван ушёл в сторону дому, Лукьян Анисимович меня спросил:
— Что теперь делать будем, Демид Ярославич?
— Для начала перегородим дорогу с двух сторон поселения, чтобы чужие машины и подводы к нам не смогли проехать. Сам наверное помнишь, что когда наступают военные времена, то изо всех щелей разные бандиты, грабители и душегубы вылезают. Теперь таёжное поселение, можно сказать, переводится на военное положение. На территорию Урманного теперь могут только наши подводы въезжать. Все остальные пусть ожидают за околицей.
— А ежели страдальцев в больничку привезут?
— Посмотрим, ежели там действительно неходячие больные будут, то такую подводу мы с тобой пропустим. А если кто сам ножками идти может, то пусть пешком до больнички идёт. И вот ещё что, Лукьян Анисимович. Пойдёмте-ка в Управу, я вам там "Наган" и кавалерийский карабин Мосина выделю, с патронами. С ентого дня, без оружия даже в нужник не ходить. Поняли меня?
— Понял, Демид Ярославич. Нам это дело знакомо, батя с детства к оружию любовь привил. Так что я вас не подведу. А насчёт перегородки улицы за околицей, у меня одна мысль появилась. Давайте я два шлагбаума сделаю, с верёвочкой?
— Я не против, действуйте. Рядом со шлагбаумами можно будет по столбу вкопать и повесить на них по рынде. Их ещё во времена гражданской войны наши артельщики у зелёноармейцев на Торговом подворье нашли. Возле каждой рынды дети могут подежурить, а когда чужие появятся они нас звоном предупредят.
— Неплохая задумка. Так и сделаем.
На следующий день, довольный Лукьян Анисимович пришёл в Управу, и доложил, что они с моим Иваном оба шлагбаума уже установили за околицей поселения, и два столба с рындами вкопали. Дети заступили на дежурство и очень довольны, что им поручили такое ответственное дело. Я лишь удивился, что всё так быстро сделали.
Следующие восемь дней пролетели незаметно. Мы с сыном четыре раза сходили на охоту. Он пообщался с рысями, и передал им свою просьбу начёт Лизаветы. Я ещё раз напомнил сыну про защитную одежду подаренную ему дедом, и напутствовал, чтобы она постоянно на нём была, а заодно сказал, чтобы он при любой возможности писал письма домой.
Когда я из Управы пошёл домой обедать, то увидел, как из калитки нашего дома выскочила довольная Вереслава. Она что-то нежно прижимала к своей детской груди. Увидев меня, девочка первой поздоровалась.
— Здравия, дядя Демид.
— И тебе здравия, Вереславушка, — ответил я девочке, и поудобней перевесил "Винчестер" на плече. — Ты небось опять с Ванечкой в лес ходила без матушкиного разрешения?
— Нет, дядя Демид, Ванюша ходил в лес без меня. Когда я до вас пришла, он уже с ушастыми в мешке из урмана возвернулся.
— А чего ты у себя на груди прячешь?
— То Ванюша мне подарок сделал, — и девочка раскрыв свои ладошки, показала мне фигурку рыси аккуратно вырезанную из дерева. — Он сам енту рыську для меня выстругал, — гордо добавила Вереслава.
— Значит Ванечка хотел, чтобы у тебя о нём память осталась. Его же скоро в армию заберут.
— Я знаю, дядя Демид. Ванюша так и сказал, что енто подарок на долгую память. Я всегда его буду помнить, и ждать когда он назад с войны возвернётся.
— В таком случае, Вереславушка, когда ты подрастёшь, я тебя сосватаю за моего Ивана.
— Правда сосватаете? — обрадовано спросила девочка.
— Конечно, правда. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
— Не было такого, дядя Демид.
— И никогда не будет, Вереславушка. Нам с тобой теперь нужно набраться терпения и ждать, когда война закончится и все наши по домам возвернутся. Поняла меня, малышка?
— Поняла.
— Вот и хорошо. А теперь беги домой и своей сестрёнке покажи Ванечкин подарок.
Девочка вновь нежно прижала к своей детской груди деревянную фигурку рыси и побежала домой, а я прошёл в нашу летнюю трапезную, где меня ждали к обеду супруга и сын.
Едва мы закончили обеденную трапезу, как над Урманным разнёсся звон рынды с околицы. Мы с Иваном сразу похватали с лавок свои "Винчестеры", а Яринка поправила поясной ремень, на котором находилась кобура с "Кольтом". Когда мы вышли на улицу, то увидели в какой стороне находились наши девушки и женщины с "Арисаками" в руках. Мы не останавливаясь направились к ним. Подойдя поближе я увидел два чёрных легковых автомобиля, которые остановились перед нашим закрытым шлагбаумом. Возле машин Лукьян Анисимович о чём-то разговаривал с тремя военными. Заметив меня, военные направились в мою сторону.
— Здравствуйте, товарищ Председатель, — первым поздоровался пожилой военный. — Что у вас тут происходит?
— Здравствуйте, товарищи военные. Вот только я не "Председатель", а Глава промысловой артели и таёжного поселения Демид Ярославич Старобогатов. Как вы сами видите, у нас введено военное положение, а с оружием присутствует отряд самообороны из местных жителей. Что вас к нам привело?
— Но зачем вы ввели у себя военное положение?! — удивился пожилой военный.
— Вы похоже не местный, товарищ военный, а потому не знаете о том, что в военное время по лесам нашего края начинают бродить бандиты, грабители и душегубы. Наш отряд самообороны как раз и создан для того, чтобы дать им достойный отпор. Я пока так и не услышал ответ на свой вопрос "Что вас к нам привело?".
— Мы приехали из самой Москвы, за младшим лейтенантом запаса Старобогатовым Иваном Демидовичем. Как я понимаю, это ваш сын.
— Совершенно верно. На документы ваши я могу посмотреть?
Пожилой военный даже не споря, показал мне не только свои документы, но и призывную повестку выписанную на моего Ивана.
— Благодарю вас, товарищ военный. Значит вы те самые люди, о которых предупреждал наш военком из крайвоенкомата. Младший лейтенант запаса Старобогатов Иван Демидович, что у вас по спецсписку проходит, перед вами, — и я указал рукой на стоящего рядом сына.
— В таком случае, Иван Демидович, — обратился военный к моему сыну, — у вас есть полчаса, чтобы собрать свои документы, необходимые в дороге вещи и попрощаться с родными.
Прощание жителей поселения с моим Ванечкой произошло за околицей, возле закрытого шлагбаума. Последними попрощались мы с Яринкой и малышка Вереслава, которую Иван поднял на руки и поцеловал.
Когда улеглась пыль от уехавших автомобилей, и наши поселяне разошлись заниматься повседневными делами, Лукьян Анисимович меня спросил.
— Ну что, Демид Ярославич, отпустила вас тревожная чуйка или ещё гложет?
— Пока гложет, Лукьян Анисимович. Значит, не все ещё неприятности добрались до нашего таёжного поселения...
Предчувствие меня не обмануло. На следующий день, в полдень, звон рынды с околицы вновь заставил взять жителей поселения в свои руки оружие. К нашему поселению приближалась колонна машин, в ней были и легковые и грузовые автомобили. От такой необычной встречи, все машины остановились перед закрытым шлагбаумом. Общаться с приехавшими людьми сызнова пришлось Лукьяну Анисимовичу. Вскоре он поднял шлагбаум, и все машины смогли подъехать к Управе. Я всё это время стоял вместе с Яринкой на широком крыльце.
