Неизведанные гати судьбы

— Вы про войну с Японией говорите, которую англичане с оловянных островов затеяли?

— Вы снова удивили меня, Демид Ярославич. Скажите мне, пожалуйста, откуда у охотника из таёжного поселения такие познания в происходящей мировой политике?

— Так я хоть и в таёжном поселении живу, но о событиях происходящих в мире, наслышан. Не удивляйтесь, Иван Лютич. Имперские власти обязали жителей нашего поселения заготавливать продовольственные обозы для воюющей на востоке армии. Как вы сами понимаете, добывать всю дичь приходилось мне и другим охотникам из поселения, а уже потом, при передаче обозов представителям уездных властей, я про все мировые события и наслушался. Память у меня всегда была хорошая, вот я всё в подробностях и запомнил.

— Прошу извинить меня, за нескромный вопрос, Демид Ярославич. У вас с собой не найдётся хоть немного какой-нибудь еды? Мои скромные запасы закончились ещё два дня назад, а есть ли в этих таёжных краях хутора или деревни, где можно купить продукты, мне пока неизвестно.

Мне в этот момент стало стыдно. Передо мной сидел человек, который спас мне жизнь, а я даже не подумал о том, что он может быть голоден. Отложив в сторону своё ружьё, я стал быстро выкладывать из заплечного мешка, на расстеленный на землю рушник: половинку каравая хлеба, туесок с солью, различные домашние копчёности, а также несколько головок лука и чеснока.

— Угощайтесь, Иван Лютич, для своего спасителя мне ничего не жалко. Я сам был должен догадаться по вашему усталому виду, что вы голодны, и к совместной трапезе вас пригласить. Вы пока кушайте, а я по-быстрому небольшой костерок запалю, да водички для взвара согрею. Благо родник рядом имеется, — сказав это, я взял котелок и пошёл набирать воду. Мне очень не хотелось чтобы человек спасший меня, увидел моё покрасневшее от стыда лицо.

— Я не настолько сильно оголодал, Демид Ярославич, чтобы в одиночку набрасываться на ваши ароматно пахнущие запасы. Занимайтесь костром, а я подожду. Затем мы вместе отведаем ваших аппетитных разносолов...

Когда наша трапеза закончилась, я вымыл котелок и сложил свои вещи в мешок. После еды образовалась приятная тяжесть в животе, из-за чего, сразу же идти в поселение мне не хотелось, поэтому я решил продолжить нашу беседу.

— Иван Лютич, если не в тягость, расскажите, что-нибудь о себе?

— Зачем вам это, Демид Ярославич?

— Так должен же я что-то сыну своему рассказать о человеке, в честь которого его нарекли. У нас в поселении новорожденных детей другими именами нарекают. При переписи населения, многие имперские чиновники очень удивлялись, когда слышали наши имена, и порой пытались их на христианский лад переиначить. Вот только жители на такое не шли, и требовали от имперских писарей правильной записи имён.

— И что?! Имперские писари шли жителям вашего поселения на уступки, и записывали имена как положено?!

— Конечно, а куда им деваться. Ведь Глава нашего поселения из древнего княжеского рода, да и остальные жители не безродные холопы какие-то, а потомки древних шляхтичей.

— Так у вас что... всё поселение из поляков состоит?

— Почему из поляков?

— Погодите, Демид Ярославич, вы же сами только что, назвали жителей вашего поселения потомками древних шляхтичей.

— Всё верно, назвал. Только вы похоже не ведаете, Иван Лютич, что в древнейшие времена шляхтичами были не только поляки. В том же Великом Княжестве Литовском существовала своя боярская шляхта. Вы ещё больше можете удивиться когда узнаете, что ещё задолго до создания Польского Королевства, да и Великого Княжества Литовского, шляхтичами называли только лишь представителей древнейших родов Русинов, ибо они хранили истину о появлении жизни на земле и о дальнейшем пути развития. Все их называли людьми истинного пути или просто шляхтичами, ибо на старом русинском наречии слово "шлях" означает путь.

— Честно говоря, Демид Ярославич, я раньше никогда не задумывался откуда у дворянского сословия вообще появилось название "шляхта".

— А причём тут дворяне, Иван Лютич? Дворянами изначально называли только слуг князя, а также княжескую дружину, ибо они все вместе проживали на княжеском дворе. У шляхтичей были свои дворы и свои дружины. В случае войны, княжеские и шляхетские дружины объединялись в войско чтобы дать отпор врагам, но каждую дружину вёл свой воевода. В более поздние времена, когда объединились Королевства Польское и Великое Княжество Литовское в Речь Посполитую, многие обедневшие шляхтичи нанимались на службу к королю. Но такая служба не превращала шляхтичей в королевских слуг. Каждый шляхтич воспринимал короля как равного себе. Дворяне, как сословие, не могли себе позволить такой вольности, и выполняли любой приказ короля, ибо они как были, так и оставались всего лишь слугами, хоть и назывались королевскими дворянами.

— Очень интересно вы рассказываете, но позвольте поинтересоваться... Откуда у простого охотника из таёжного поселения такие богатейшие познания о прошлом государств находившихся далёко на западе? Как вы сами понимаете, Демид Ярославич, ссылаться на якобы услышанные уездные слухи в таком моменте неуместно. Я сам из древнего рода литовских шляхтичей, но даже мне, многое из того что вы рассказали было неизвестно. Похоже на то, что вы не простой охотник из таёжного поселения, а как минимум потомок тех самых древних шляхтичей. Разве я не прав?

— Вы правы, но о моём происхождении и о предках моего рода мы с вами можем поговорить у нас в поселении. Куда я вас приглашаю. Но для начала всё же хотелось бы услышать ваш рассказ, Иван Лютич. То что вы из древнего рода литовских шляхтичей, мне уже известно, — улыбнувшись сказал я, — и то что вы расспрашиваете обо мне, но совершенно ничего не говорите о себе, тоже очень хорошо заметно.

Мой собеседник ненадолго задумался, а потом стал рассказывать.

— Родился я, пятьдесят пять лет назад, в небольшом родовом имении недалеко от Вильны. Мой отец был отставным полковником, покинувшим службу из-за ранения. Сначала я получил хорошее домашнее образование, а после продолжил свою учёбу в Ягеллонском университете в Кракове, на факультете права. Там я познакомился с множеством интересных людей. У всех были идеи как сделать нашу жизнь лучше. Эти идеи обсуждались после занятий в университете. Больше всего меня заинтересовали идеи анархизма, а книги учителя и основателя Михаила Бакунина мною были не просто прочитаны... некоторые места я даже заучил наизусть, ибо в нескольких строчках он умудрился передать самую суть происходящего в нашем мире. После окончания Ягеллонского университета, мне предложили работать помощником судьи, но я отказался, ибо не желал связывать свою жизнь с угнетателями народов. Когда мне исполнилось двадцать три года, мой учитель умер, и вот тогда я окончательно решил посвятить свою жизнь борьбе за свободу. Чем и занимался все последующие годы моей жизни. Вот вкратце и вся моя история.

— Иван Лютич, если вам не в тягость, вы можете сейчас что-нибудь вспомнить из того, что заучивали?

— С превеликим удовольствием. У меня так же как у вас хорошая память и я многое помню до сих пор. Вот послушайте внимательно: "В настоящее серьёзное время, сильное государство может иметь только одно прочное основание — военную и бюрократическую централизацию. Между монархиею и самою демократическою республикою существенное различие: в первой чиновный мир притесняет и грабит народ для вящей пользы привилегированных имущих классов, а также и своих собственных карманов, во имя монарха; в республике же он будет точно также теснить и грабить народ для тех же карманов и классов, только уже во имя народной воли. В республике мнимый народ, народ легальный, будто бы представляемый государством, душит и будет душить народ живой и действительный. Но народу отнюдь не будет легче, если палка, которою его будут бить, будет называться палкою народной." Как вам такое высказывание, Демид Ярославич?

— Интересно, очень чётко всё подметил ваш учитель.

— Тогда оцените продолжение его мысли: "Социальный вопрос, страсть социальной революции овладела ныне французским пролетариатом. Её нужно или удовлетворить, или обуздать и усмирить; но удовлетвориться она может только тогда, когда рушится государственное насилие, этот последний оплот буржуазных интересов. Значит, никакое государство, как бы демократичны ни были его формы, хотя бы самая красная политическая республика, народная только в смысле лжи, известной под именем народного представительства, не в силах дать народу того, что ему надо, т.е. вольной организации своих собственных интересов снизу вверх, без всякого вмешательства, опеки, насилия сверху, потому что всякое государство, даже самое республиканское и самое демократическое, даже мнимо-народное государство, задуманное господином Марксом, в сущности своей не представляет ничего, иного как управление массами сверху вниз, посредством интеллигентного и поэтому самого привилегированного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ". Вы поняли суть о чём говорил мой учитель?

— Если честно, то не совсем. Так как прозвучало слишком много новых и не очень понятных для меня слов, смысла которых я так и не понял.

— Вам нужно учиться, Демид Ярославич, и тогда непонятные для вас слова и термины станут понятными.

— Не стану спорить с вами. Сам считаю, что учиться нужно всю свою жизнь.

— Полностью с вами согласен, учиться никогда не рано и никогда не поздно.

— В таком случае, Иван Лютич, предлагаю отправиться к нам в поселение, и уже там, после хорошей баньки, продолжить нашу интересную беседу. Как вам такое предложение?

— Принимается. Тем более что после купания в болоте, хорошая банька лишней не будет.

— Вот и договорились, а теперь прошу следовать за мной. Землетрясение могло повредить старую гать, так что нам надобно быть очень внимательными и осторожными...

Глава 24

Отмытый до скрипа кожи и распаренный до самых косточек, я не спеша вышел из хорошо протопленной баньки, и прошёл в нашу летнюю трапезную, где мой гость и спаситель Иван Лютич уже пил чай, и мило беседовал, с моим отцом. Когда я подходил к летней кухне, их разговор уже был в самом разгаре. Так что... молча налив себе в кружку горячего взвару, приготовленного Яринкой, я присел на лавку и стал слушать о чём старшие ведут речь...

— ...только одного я никак понять не могу, Ярослав Всеволодович, — взволнованно сказал мой спаситель, — как же у вас получилось сплотить абсолютно всех жителей поселения одной всеобщей идеей? Ведь у каждого человека свои собственные взгляды на жизнь, и на существующие законы в государстве. На моей памяти, даже у самых признанных ораторов и пропагандистов, из любых мне известных, социальных партий или движений, такого никогда не происходило.

— Так в том-то и дело, Иван Лютич, что мы не предлагали людям никаких придуманных идей "о всеобщей свободе, равенстве и братстве". Для нас енто всё пустые и ничего не значащие слова. Свободным можно быть только от кого-то или от чего-то, и то не всегда. Например, раб или холоп мечтает освободиться от своего жестокого и нерадивого хозяина, а вот к доброму и рачительному хозяину, многие люди сами в работники или в холопы просятся, ибо знают, что в таком случае, у них всегда будет защита от несправедливости и возможность трудиться на благо своих семей, но самое главное, что их семьи больше не будут голодать в тяжкие времена. Равны ли между собою хозяева, работники или холопы? Нет и ещё раз нет. Так о каком же равенстве между ними может идти речь? Вот вы говорите мне, что все люди живущие на земле — братья? А как же тогда быть с женщинами? Ведь они наши матери, жёны, сёстры, дочери, я уже не говорю о внучках и правнучках. Как вы всех женщин собрались в братьев превратить? И кроме всего прочего, разве правильно называть братьями тех, кто пришёл захватить и поработить нашу землю, уничтожить нашу родину? Понимаю, что вам сейчас трудно ответить на все мои вопросы. Но вы лишь подумайте о моих словах и заметите, что ответ на заданный вами вопрос лежит на поверхности... Мы просто никогда не поучали других людей, как надобно, с нашей точки зрения, правильно жить на белом свете. Ведь все обычные люди на земле, испокон веков, всегда только своим умом и своим собственным трудом жили. Задумайтесь на минутку, что вы хотите предложить людям? Уничтожить все существующие государства и империи на земле, и жить общинным трудом? Так все люди проживающие в различных деревнях, хуторах и поселениях, и так трудятся все вместе, то есть общинно, а многие из них, порой даже не представляют в каком государстве они родились и живут. Как вы им будете разъяснять высказанные вашим учителем мысли "о всеобщей свободе, равенстве и братстве"? Ведь обычные люди вас просто не поймут.

— Но ведь вы же, как Глава поселения, знаете, что все государственные власти и чиновники забирают большую часть того, что люди получили благодаря своему тяжёлому и повседневному труду. Обкладывают их разными податями и налогами. Разве по-вашему это не грабёж средь бела дня? Что вы на это скажете?

— Несколько лет назад, у нас на общем сходе в поселении, прибывшие важные чиновники от имперской власти собравшимся людям сразу же объявили, что все собираемые в нашем уезде и в губернии подати пойдут на содержание Российской имперской армии, которая защищает всех подданных от опасных внешних врагов. Из-за войны они и обязали жителей нашего поселения заготавливать продовольственные обозы для армии воюющей с Японией. Мой сын Демид, пока шла война на востоке, вместе с другими охотниками и рыбаками, занимался исполнением данной обязанности. А как только закончилась та война, то никто из имперских чиновников с нашего поселения больше никаких продовольственных обозов не потребовал. И мы продолжили жить также, как и до войны жили, своим трудом и согласно наших древних устоев.

— Подождите, Ярослав Всеволодович, но ведь это же местные власти назначили вас Главой данного поселения, значит вы и ваша должность внесены в соответствующие реестры Российской империи. Это даёт вам право распоряжаться не только всеми людьми в поселении, но и получать за свою службу на данной должности, положенное жалование из государственной или местной казны, в соответствии с табелем о рангах. Именно поэтому, вы просто таки обязаны, занимая должность Главы поселения, во всём подчиняться законам Российского государства, а также всем представителям государственной власти. Разве не так?

— Всё не так, Иван Лютич, всё не так. Вы можете мне не поверить, но меня избрали Главой, все жители нашего поселения, на общем сходе. И выбрали меня не из-за того, что так постановили прибывшие к нам важные представители имперской власти, а потому что моему отцу, который на тот момент был Старейшиной нашего таёжного поселения, уже было больше ста пятнадцати лет. Мне же, в то время, не исполнилось ещё и шестидесяти. Кроме того, никакого жалования я ни из казны государства, ни от представителей местных властей, не получал и не получаю. Потому что я был выбран единогласно всеми жителями на сходе, а не назначен Главой Урманного поселения важными чиновниками из столицы или губернии. Ведь наши местные уездные, да и губернские представители власти как рассуждают, кто меня на должность Главы в поселении избрал, тот меня и содержать должен... Поймите, мне быть Главой не в тягость, ведь люди мне доверили заботу о них. Да и наличие у нас в поселении собственной Управы, снимает с местных уездных чиновников и представителей жандармского отдела, обязанность постоянно ездить к нам, и проверять что у нас здесь происходит.