Неизведанные гати судьбы

— Смирно! За проявленное умение командовать в бою, приказываю, присвоить старшему сержанту Тарусову Яру Яросветичу звание младший лейтенант!

— Служу трудовому народу, — только и смог я ответить.

— Вот и служите также дальше, товарищ младший лейтенант, — сказал член Военного Совета армии, а потом пожал мне руку.

Следом за ним, мне пожали руку все остальные старшие и младшие командиры в палатке. Ротный писарь Курочкин тут же забрал мои документы на замену.

В общем повоевать мне в звании младшего лейтенанта, и на должности командира взвода разведки, удалось несколько месяцев, пока во время артобстрела мне шальной осколок в ногу не прилетел. Пока ждали машину, у меня рана гноиться начала. А когда меня в полевой госпиталь доставили, который разместился в здании сельской школы, то хирурги хотели мне ногу по колено отрезать.

Как я уже говорил, меня и мою ногу спасла ваша дочь, которая была главврачом госпиталя.

Когда я вернулся в разведвзвод к своим ребятам, то они очень обрадовались. Ведь за время моего командования, мы никого не потеряли убитыми. Если у нас кто и выбывал на короткое время из строя, то енто было лишь по ранению.

Вот только на ентот раз мне удалось повоевать всего лишь один месяц. Во время бомбёжки наших новых позиций, осколком от взорвавшейся авиабомбы, мне начисто срезало кисть левой руки. Мои бойцы ремнём перетянули мне культю, чтобы я кровью не истёк, а потом отправили в расположенный неподалёку госпиталь. Ко мне приезжал командир роты, он привёз документы, в которых было сказано, что меня повысили в звании до лейтенанта. Капитан мне также по секрету сообщил, что написал на меня представление на орден. Но я так и не дождался награждения. Кое-как подлечив, медицинская комиссия списала меня подчистую из рядов Красной армии. Получив документы и продуктовые карточки, я поехал домой. Вот и весь мой рассказ."

— Сейчас, что собираешься делать, Ярик?

— Пойду домой. Милянка наверное уже все глаза выплакала, меня ожидаючи.

— Твоей Миляны нет в поселении, Яр. Все жители таёжного поселения, нынче живут в нашем артельном представительстве в Барнауле. В Урманном остались только я, да Арина с детьми. Если хочешь, то можешь пожить пока в Управе или в своём доме, а как появится транспорт до города, то тогда сможешь и до своей Миляны доехать.

— Хорошо, Демид Ярославич. Я поступлю, как вы сказали. Поживу в Управе. Отчий дом долго протапливать придётся.

— Тогда иди отдыхай, Воин, диван из твоего кабинета никто не убирал.

Мой помощник ушёл отдыхать, а я остался в кабинете, обдумывая услышанный рассказ Яра.

Глава 73

Утром я проснулся в расстроенных чувствах. У меня опять не получилось ночью связаться с Яринкой. Словно кто-то на время закрыл неизвестное пространство, и не хотел пропускать ничьи мыслеречи. Вполне возможно, любимая в это время не спала, а стояла за операционным столом и пыталась спасти жизни раненым бойцам, когда я пытался в очередной раз связаться с ней.

Приведя себя в порядок, я покормил Лизку уже поджидающую меня на кухне, и решил до завтрака сходить в ближний урман, чтобы проверить расставленные ловушки и петли на ушастых. Лес, даже в зимнюю пору, всегда успокаивающе действовал на меня. Взяв пустые мешки и свой "Винчестер", я вышел за ворота.

Как ни странно, но на улице меня поджидал Яр. Он был одет не в военную форму, а в свою поселянскую одежду, поверх которой на ремне я увидел кобуру с "Наганом". Когда мы сердечно поздоровались, помощник сказал мне, что хотел бы сходить со мной в лес. Я был не против его сопровождения. Вместе оно как-то легче.

Вернулись мы в поселение ближе к полудню. Выскочившая на улицу в одной душегрейке Арина, увидев у нас три полных мешка с шевелящейся добычей, неожиданно командным тоном заявила, чтобы мы немедленно бросили свои мешки и шли кушать, пока ничего ещё не остыло. Она всю горячую еду, уже в Управу отнесла. Мы не стали с ней спорить, ибо кушать действительно хотелось.

После обеда, я занялся очередным просмотром газет, что привезла нам почтальонша, а Яр с Ариной, решили запалить коптильню, чтобы переработать принесённую добычу. Когда я спросил у Арины Родаславны о том, "Кто же будет присматривать за больными?", она ответила просто, что "за больными лесхозовцами присматривает Вереслава".

Отвлекло меня от чтения газетных статей, появление Яра. Он, как было раньше, зашёл в мой кабинет, по-хозяйски сделал два стакана горячего чаю, и один поставил передо мною.

— Демид Ярославич, скажите, а что вы ищете в ентих газетах?

— Понимаешь, Яр, — сказал я, и отпил из стакана глоток чаю, — просматривая свежие и старые газеты, я хочу понять, почему Германия без объявления войны напала на нашу страну? Ведь, как я понял из газет, между Советским Союзом и Германией был подписан "договор о мире и дружбе", два с половиной года назад.

— В советских газетах вы не найдёте ответа на свой вопрос, Демид Ярославич, — сказал Ярик, и сделав несколько глотков чая, присел за стол. — Об истинных причинах начала войны, никогда не напишут в наших газетах. Вы же сами недавно говорили Арине Родаславне, что "Власть никогда не признает свою вину и допущенные ошибки. Так было во все времена".

— Арина рассказала?

— Ну-да. Надо было время чем-то занять, пока мы заячьи тушки к копчению готовили, вот она и поведала мне о вашем недавнем разговоре. Я Арине Родаславне сразу сказал, что вы полностью правы в своих выводах и рассуждениях.

— Похоже, Яр, тебе удалось случайно узнать нечто такое, о чём не пишут в газетах. Я прав?

— Правы, Демид Ярославич. Вот только енто произошло не случайно. Человек, который мне всё рассказал, умер в том же госпитале, где мне раненую ногу Младослава Демидовна лечила. Мы с ним в одной палате лежали, у него два ранения было, одно в левое плечо, а второе в правую ногу. Вот только умер, мой сосед по палате, в одну из ночей. Не от полученных ран, а как сказали военврачи, от сердечного приступа. Хотя за те три дня, что мы общались, Николай Савельевич мне ни разу не жаловался на сердце. Потому-то у меня сложилось мнение, что его кто-то специально отравил, и я даже догадываюсь, кто енто был. В один из дней, после врачебного обхода, когда мы с вашей дочерью остались одни в палате, я поделился с ней своими мыслями. Она внимательно выслушала и сказала мне, чтобы я помалкивал о своих подозрениях, иначе у меня также может случиться неожиданный сердечный приступ.

— Хорошо, что ты про мою дочку вспомнил, Яр. Тебе не показалось странным, что она такая молодая, а уже военным госпиталем, хирургами и другими врачами командует?

— Ничего странного я в ентом не увидел. Младослава Демидовна в госпитале самая старшая по званию была. Она военврач второго ранга, а все остальные военврачи были третьего ранга, но как мне показалось, в госпитале командовала вовсе не она, а два лейтенанта из госбезопасности.

— Вот как. Давай-ка, Яр, ты мне сейчас всё подробно расскажешь о том, что в госпитале моей дочери происходило. Вчера, ты почему-то забыл об ентом рассказать.

— Ничего я не забыл, Демид Ярославич. Просто не хотел, чтобы Вереслава всё услышала. Она же ещё маленькая, и не понимает, что можно говорить другим людям, а что нет.

— Тут я с тобою полностью согласен, Яр. Малышка могла случайно рассказать обо всём, что вчера услышала в Управе, тем, кто в нашей больничке на лечении находится. Лесхозовцам ведь тоже хочется услышать, что в действительности на фронтах происходит. Они же узнают об ентом только из газет, да из сообщений по радио. А какие выводы они себе делают, из услышанного или прочитанного, никто не знает, ибо все люди разные. К каждому человеку в голову не залезешь, да и умеют енто делать, только наши целительницы.

А дальше, я пил вкусный чай и слушал рассказ моего помощника...

"Привезли меня в госпиталь, и сразу из машины перенесли в большую комнату, где врачами проводился осмотр раненых бойцов и командиров. Пожилой санитар хотел разрезать ножом мои добротные яловые сапоги, но я ему сразу сказал, что "пристрелю, ежели он испортит мои сапоги. Ранение у меня чуть выше голенища, так что ничто не мешает ему их просто снять".

Я вытерпел всю боль, пока санитар стаскивал с меня сапоги. Потом ко мне подошла для осмотра, военврач третьего ранга. Санитар её назвал Риной Яковлевной. Он пожаловался ей, что я ему "угрожал расстрелом за порчу сапог". Врач удивлённо посмотрела на меня, затем быстро сняла повязку с ноги, которую мне намотали бойцы. Врачиха оторвав бинт от раны, начала больно ощупывать ногу, из раны сразу потёк гной с кровью. Закончив своё варварство, она лишь сказала санитару: "Готовьте лейтенанта к операции. Придётся ногу по колено ампутировать, пока гангрена не началась". На все мои возмущения, врачиха даже не обратила никакого внимания, а спокойно пошла осматривать других доставленных раненых.

Пожилой санитар быстро снял с меня галифе и кальсоны, после чего затянул ремень выше колена на моей раненой ноге, чтобы я кровью не истёк.

От его действий, я чуть не потерял сознание.

— Выпейте, товарищ лейтенант, — санитар протянул мне свою фляжку. — Это снимет немного вашу боль, когда ногу отрезать будут.

— Что у вас во фляжке, санитар?

— Спирт. Чистый. Медицинский, — начал объяснять пожилой санитар. — Все обезболивающие средства ещё вчерась закончились, а новые нам не подвезли. Вот мы и даём всем раненым спирт, чтобы они от болевого шока не померли.

— Да вы что... рехнулись тут совсем?! Уберите свою гадость немедленно. Я спиртное на дух не переношу, — сказал я санитару, и прикрыл глаза.

— И кто тут у нас шумит? — послышался недалеко от меня знакомый женский голос.

— Да вот, Младослава Демидовна, лейтенанта к нам раненого привезли. Рина Яковлевна его уже осмотрела и велела подготовить его к операции. Она сказала, что "Придётся ногу по колено ампутировать, пока гангрена не началась". Да вот только проблема образовалась, лейтенант наш, непьющий оказался, и спирт пить наотрез отказывается.

— А разве ещё где-то остались непьющие лейтенанты, Лука Фомич? Мне даже захотелось посмотреть на него, — я услышал, как ко мне и санитару приближаются женские шаги, а потом в комнате раздался удивлённый и радостный возглас: — Яр?!

Я открыл глаза и увидел родную сестру своего друга Ивана.

— Здравия, Младослава Демидовна. Выручай. Сделай что можешь, но главное, не дай ентим коновалам мне ногу отрезать. И, пожалуйста, не допускай до меня енту бездушную врачиху, иначе я могу не сдержаться и прибью её.

— Не волнуйся, Яр. Я сама проведу операцию и твою рану на ноге прочищу. И дальше только я буду заниматься твоим лечением, а теперь спи, — Младослава глянула в мои глаза, и я потерял сознание.

Когда моё сознание вернулось от чьего-то прикосновения, я понял, что лежу в кровати, под одеялом, облачённый в какую-то одежду пахнущую больницей. Вот только свои ноги я совсем не чувствовал. Открыв глаза, я увидел, что рядом с моей кроватью, на обычном стуле, сидит усталая Младослава.

— С пробуждением, Ярик. Как ты себя чувствуешь?

— Здравия, Младослава. Я свои ноги совсем не чувствую. А в остальном вроде всё в порядке.

— Так и должно быть. Операция прошла успешно. Твою ногу я спасла. Рану от гноя очистила, осколок и все мелкие металлические частицы удалила. Когда тебя в палату перенесли, я на всякий случай отключила чувствительность твоих ног, чтобы боли не мешали заживлению раны и твоему выздоровлению. Видать тебе крепко пришлось повоевать. Не так часто сержанты лейтенантами становятся, для ентого надобно хорошо себя проявить в боях. Через полчаса придёт санитарка и тебя покормит обедом, а вечером я сама сделаю перевязку. Яр, ты случайно не знаешь, как там у нас дома?

— Не знаю. Нас перекидывали с места на место на фронте, так что у меня редко получалось письма написать Миляне. А вот ответных писем от неё, я так и не получил. Возможно, они где-то странствуют в поисках меня. Когда нас призвали в армию, дома все были живы и здоровы. Лишь твой отец, немного грустил, что вы не смогли приехать на его день рождения. Уж очень он сильно по вам скучает и хотел всех вас повидать.

— Я знаю об ентом, Ярик. Знаешь, я позавчера получила письмо от Златы. Сестра пишет мне, что у наших братьев и мужей сестёр сняли "бронь". Так что, все нашенские сейчас где-то воюют, и в госпиталях раненых спасают.

— А все ваши детки с кем теперь?

— Они у наших московских родственников остались. Старшее поколение за своими внуками и внучками присмотрит, пока мы на фронте. Ты выздоравливай, Ярик, а мне надо к другим раненым идти.

Когда Младослава вышла из палаты, я осторожно, при помощи одних рук, уселся на своей больничной кровати, чтобы не побеспокоить раненую ногу. Неожиданно ко мне обратился сосед, сидевший на своей больничной койке.

— Ты где успел повоевать, лейтенант?

— Куда командование посылало, там и приходилось воевать, но большую часть времени, нас использовали для проведения разведки. Вот только последнее возвращение оказалось для меня неудачным. Едва мы вернулись из разведки в свою роту, как немцы артобстрел наших позиций устроили. Вот мне шальной осколок в ногу и прилетел. Мои бойцы меня перевязали и в госпиталь отправили. А тут, одна бездушная врачиха Рина Яковлевна, захотела мне во время операции, ногу по колено оттяпать, — услышав смешок с соседней койки, я сразу поинтересовался: — А что я такого смешного сказал?

— Да, Рина Яковлевна, или как ты выразился "бездушная врачиха", меня лечит. Вот только я не замечал за ней "бездушия". Очень внимательная и обходительная военврач третьего ранга.

— Значит вы в больших чинах, или у вас очень высокое звание.

— Почему ты так решил, лейтенант?

— Такие личности, как Рина Яковлевна, только очень высокое начальство уважают, и только лишь ему угодить стараются, а простые люди, навроде меня, для них как пыль под ногами.

— Ты в Москве такое наблюдение сделал? — почему-то настороженно спросил сосед.

— Я в Москве никогда не был. Всю жизнь в таёжном поселении прожил, артельный охотник я. Свои наблюдения я сделал, после того, как с Барнаульскими чиновниками пообщался. Скажите, а почему вы решили, что я из Москвы?

— Из твоего разговора с главврачом госпиталя. Младослава Демидовна спросила тебя "как там у нас дома?", а потом сказала, что её дети у "московских родственников остались".

— Теперь всё понятно. Мы с Младославой Демидовной жили в одном таёжном поселении, а потом она уехала учиться в Москву, со своими братьями и сёстрами. В столице она вышла замуж, и её оставили там трудиться, то ли в военном госпитале, то ли в городской больнице. Её младший брат, мой самый близкий друг. Сейчас наверное тоже где-то в разведке воюет.

— Почему ты решил, что он в разведке?

— Так нас ещё до службы в армии, к разведке приписали. Почему не спрашивайте, не отвечу.

— Да мне и не нужен твой ответ, лейтенант. Я и так знаю, кого отбирают в разведку. Давай, познакомимся что ли. Меня можешь называть Николаем Савельевичем, а как тебя зовут, я так и не сообразил. Не получилось у меня догадаться, от какого имени произошли сокращения "Яр" или "Ярик". Может подскажешь мне, как твоё полное имя и отчество будут правильно звучать?