Колесников снова улыбнулся. Таким как Михайлович сама природа помогает выжить, как и всем паразитам. А раз он сейчас на борту у человека, которому всегда и во всем феерически везет, значит он в безопасности. И значит, нужно волноваться в большей степени за Шепарда, с которым он не мог связаться, дабы не привлекать внимания к «безопасному» кораблю контр-адмирала.
* * *
Колесников проснулся от того, что крейсер очень ощутимо тряхнуло. Разведчик задремал в кают-компании. Видимо, сморенный насыщенностью дня мозг, пожелал именно такой разгрузки. Андерсон, положивший голову на стол и мирно посапывающий, тоже очнулся.
— Что, геты уже здесь? — схватил за руку пробегающего лейтенанта Колесников.
— Два земных часа как. Контр-адмирал приказал вас не будить. Сказал… — юноша замялся и испуганным взглядом пробежался взглядом по военной форме Колесникова. Не удивительно, что он напрягся — погоны разведчик не носил.
— Что сказал? — спросил он.
— Сказал, что лучше отправить вас потом на расстрел свеженькими, как месяц май.
— Вот сука, — Колесников направился к капитанскому мостику. Андерсон зашагал следом.
Правда, разведчик моментально забыл об обиде, как только взглянул в иллюминатор. Словно и не было той безмятежности, на которую он любовался несколько часов назад. От той гармонии осталась только тишина. Снующие корабли мелькали так быстро, что не было возможности рассмотреть, какой расе они принадлежат. Михайлович, обычно неторопливый и невозмутимый, постоянно сбегал с мостика и несся к приборам пилотов, сверяя показания. И при этом умудрялся вести переговоры.
— Так, «Киров» сосредотачивает огонь на десантной капсуле, движущийся к Цитадели.
— Есть, — последовал короткий быстрый ответ.
— Бомбардировочная эскадрилья — снимаем с зада «Шанхая» гетские истребители и возвращаемся к альянсовскому дредноуту.
— Есть, — тут же отозвались ему.
Михайлович подбежал к столу и сделал на карте пометки. Сверившись с планшетом, последовал забег к иллюминатору.
— Ты посмотри, они опять в нашу сторону пропустили крейсер. Мы им тут что? Тяжелый флот? Ну, тупые, ей богу, — не сдержался он.
— Михайлович, когда ругаете Альянс, хотя бы связь выключайте, — посоветовал контр-адмиралу Хакет.
— Поняли? Подслушивает за мной, вместо того, чтобы крейсер на себя взять, — не успокаивался Михайлович.
— Взяли. «Белфаст» — сосредоточить огонь на сигнальной антенне крейсера, — приказал Хакет.
У Колесникова закружилась голова от яркости картинки в иллюминаторе и переговоров со всех сторон. Хотелось расспросить о ситуации, так как в таких сражениях он мало что понимал. Зато Андерсон, взглянув на сканеры и схватив планшет Михайловича, который зачем-то опять понесся к пилотам, похоже понимал, что к чему.
— Прикрываем «Путь предназначения», — объяснил он Колесникову.
— Передайте своему герою-Шепарду, что пусть лучше сдохнет на Цитадели. Из-за его благородства теряем флот. Он лично будет писать некрологи каждому военнослужащему моей флотилии. Лично мне Совет в хер не впился, чтобы из-за него терять своих людей, — сказал Михайлович.
— Контр-адмирал, выполняйте приказ, — вновь заговорил Хакет.
Михайлович опять схватился за карандаш. Видимо, ему действительно было удобней работать вручную, чем стоять на одном месте и сверять данные с планшета.
— По флоту! Цель номер один! Уничтожить! — прозвучал незнакомый голос.
— Вот черти. И что останется от человеческого флота? — как-то растерянно произнес Михайлович.
Крейсер снова тряхнуло. Пилоты, пытающиеся маневрировать и уходить от обстрела, теперь взяли курс на жнеца, который стремительно приближался к Цитадели, не забывая «поливать» лазером встреченные им на пути корабли. А судя по тому, что огоньки взрывов участились, приказ был очень сомнительным. Снова толчок, из-за которого крейсер Михайловича чуть наклонился, а сам разведчик и персонал, работающий с ним на одной стороне, стали стремительно скатываться к противоположной стене.
— Выравниваемся, — объявил один из пилотов.
Поднимаясь, Колесников встретился взглядом с Михайловичем.
— Что ты там говорил про Создателя? — устало спросил он. — Знаешь, я думаю, что если по ту сторону жизни действительно что-то есть, то я и в аду найду себе работу.
— Не спеши, — отозвался Колесников, который никогда не видел Михайловича столь задумчивым.
— Приближаемся к цели. Орудия готовы. Огонь по команде, — услышал Колесников из рубки.
— Стреляйте, стараясь не перегревать орудия, — устало приказал Михайлович.
— Есть, — отозвался неровный хор голосов.
Колесников вновь вернулся к иллюминатору. Андерсон предпочел следить за картиной боя во всей ее полноте и потому не отрывался от мониторов. Михайлович встал рядом с ним, показывая обломки.
— Вот и весь бравый советский флот, — сказал он. — Разве это того стоило? Жизни членов Совета, к которому мы не имеем отношения, дороже жизней соотечественников? Да и альянсовских солдат?
Крейсер снова ощутимо тряхнуло. В этот раз Колесникову не повезло, и он отлетел к поручням капитанского мостика и крепко приложился по ним головой.
— Вероятно, это мне за Удину, — мелькнула в утихающем сознании мысль.
* * *
— Если он сдохнет, от вашей больницы останется котлован. Лично заложу бомбу и разнесу тут все к чертям! — услышал Колесников голос Михайловича.
— Смотрите-ка, очнулся, — восхитился контр-адмирал.
— Что это? Сотрясение? Почему у меня болит голова, а у тебя такой противный голос? — Колесников попытался приподняться на подушках.
— Легкое сотрясение. Радуйся, что мозгов у тебя нет, а только кость. Могло бы хуже быть. Тыклушку свою не поднимай. Хочешь чего-нибудь? Харчей больничных, книжку, утку? Я сегодня добрый. Что тебе подать?
До Колесникова дошел запах спиртного, вероятно, принятого Михайловичем сразу перед входом в его палату.
— Что я пропустил? — спросил разведчик, укладывая голову обратно. — Только не шуми — раздражает.
— Все пропустил. И мою победу над Жнецом и гетами. И возвращение на Землю. И восхваление опять-таки меня…
— Твою победу? А мне казалось, что кроме твоей флотилии, были и другие, — разговаривать не хотелось, слушать было больно, а любопытство распирало. Приходилось идти у него на поводу и, морщась, терпеть боль.
— Ну, Хакет чуть помог. Шепард на Цитадели подсуетился, а так в основном мой вклад, конечно, — Михайлович подставил стул и присел возле койки. — А если говорить о будущем, то оно не так уж радостно. Потери мы понесли огромные, а это был всего навсего один Жнец. Не зря ты отпустил Шепарда. Если бы не он, сейчас бы здесь повсюду хозяйничали эти «Властелины». Что он там узнал и отключил — не знаю, но похоже всех нас спас. Представляешь, я обязан жизнью капитану Альянса, которого самолично и с удовольствием расстрелял бы еще вчера.
— Погоди, мы на Земле? Сколько я уже так? — Колесников сделал неопределенный жест рукой.
— Сутки. Умудрился сделать трещину на казенном имуществе своей бестолковкой прямо перед победой над Жнецом. Пол мне заляпал и персонал перепугал. Что у тебя с моторикой? Кукла тряпичная. Пришлось тобой еще заниматься. Вот, лежишь сейчас в московской больничке и разговариваешь с адмиралом.
— Поздравляю, — устало протянул Колесников.
— Держи, Шепард велел тебе отдать, — Михайлович протянул небольшой ящичек. — Хотя нет, не держи. Нельзя тебе. Сам открою.
— А вдруг там личное что-то? — забеспокоился разведчик.
— Тогда мне еще интересней, — новоявленный адмирал открыл ящик и достал оттуда инструметрон. — Технику подарил. А где апельсины? Ты больной или как?
— Отойди от меня, пьяный адмирал. Голова кружится, — Колесников закрыл глаза, мучительно обдумывая смысл подарка.
— Не обижайся. Просто я пьяный и счастливый. И рад, что ты, говнюк, жив остался. Пойду от тебя, — Михайлович покачиваясь встал. — Протрезвею — свяжемся. Не сдохни тут без меня… Сестричка, дай тазик…
Колесников хотел бы подольше понаблюдать за пьяным Михайловичем, которого он таковым не видел никогда, но проклятая усталость и боль настраивали на сон.
* * *
Вернувшись на Цитадель, Колесников с удовольствием обнаружил Андерсона в кабинете Удины и с неудовольствием бывшего посла Альянса в своем собственном.
— Как себя чувствуешь? — спросил Удина, вставая с кресла.
— Нормально. А как твой нос? — поинтересовался Колесников.
— Пострадал, к нашему общему счастью. Был не прав, Колесников, признаю. Можешь доломать его, если тебе станет легче, — довольно робкая улыбка наглого дипломата, который обычно орал и топал ногами, навевала нехорошие предчувствия.
— Что это с тобой? Между прочим, я испорченный марксизмом элемент, требующий удара по голове демократическим молотом. Или это не ты меня так называл? Что ты тут вообще забыл?
— Я теперь помощник советника Андерсона. Решил, что пока тебя нет, я могу спокойно здесь поработать, — объяснил Удина, собирая со стола планшеты. — Не переживай, Михайлович сказал, что если я притронусь к твоим вещам, то он отгрызет мне пальцы. Считай, что я боялся и потому пользовался только твоим столом и креслом.
— Да не жалко. Пользуйся дальше. А что это вдруг ты так раздобрел? Лично я ждал повестки в суд за твой нос, — Колесников подошел к окну. — И знаешь, если бы я заседал в твоем кабинете, то пепельницу бы за тобой вынес, — разведчик кивнул в переполненную окурками тару.
— Не курю. Внимания не обратил. Времена изменились, и биться лбами мы теперь не обязаны. Я так понимаю, ты остался послом? Почему ЦК не захотел баллотировать тебя в советники?
— У СССР дел своих много. Флот восстанавливать, стройки опять же… Сказали, что не пришло время взваливать на себя ответственность и за другие расы. Но я этому рад, признаюсь, — Колесников повернулся к Удине. — Шепард теперь авторитет для Альянса, да? Выдвинул кандидатуру Андерсона и ваши главы так легко ее одобрили? Кстати, чем он сейчас занимается? Я совсем не интересовался его делами, пока был в Москве. Вообще новости не смотрел.
— Колесников, рад встрече. И сразу к себе в кабинет, а не поздороваться ко мне, — улыбнулся Андерсон.
— Товарищ Колесников интересуется делами Шепарда, Дэвид, — как-то тихо сказал Удина.
— Вот как, — Андерсон тоже подошел к окну. — Нет у него больше дел.
— Ушел в отставку? — не понял Колесников.
— Просто ушел, — услышал он.
Несколько секунд потребовалось, чтобы осознать этот факт. Еще минута на то, чтобы осмыслить его и принять. Шепард… Капитан, который любезно подарил послу инструметрон, настроенный на терминал СПЕКТРов, дабы обезопасить общение советского посла с советским предателем. Тот самый капитан, который прислал ему жучок, который Колесников закрепил под его столом когда-то и поиронизировал, но не упрекнул за это.
— Как это случилось? — спросил Колесников.
— Нападение неизвестного корабля. Экипаж почти в полном составе выжил, он же спасал пилота, который не покидал рубку, — Андерсон почиркал зажигалкой, но, подумав, отбросил сигареты.
У Колесникова моментально возникло воспоминание о пилоте, которого ругал Михайлович за то, что тот не удосужился поднять задницу. Мало, видимо, ругал.
— А что еще за «неизвестный корабль»? Такой же неизвестный, как «Властелин»?
— Нет, это точно был не жнец. Шепард прочесывал системы, на предмет поиска гетов. И так получилось, — Андерсон склонил голову.
— А флот на что? — не удержался разведчик.
Андерсон и Удина молчали. Правда, Колесников и не ждал от них ответа. Очевидная глупость: отправлять один корабль в неизвестные системы. Он один думает, что это чистейший идиотизм? Похоже, что так. Зато теперь понятно, почему Михайлович вечно ссылался на занятость, когда Колесников хотел с ним поговорить. И понятно, почему генсек перед тем, как отпускать его, очень осторожно подбирал слова. Чувствовал, что он может отказаться, послать всех в нежелательном направлении и уйти, как Петровский. Видимо, думали, что он еще нужен, раз не только не сняли с должности, а еще и не расстреляли. Даже поощрили грамотой, которая была выброшена в урну у порога Кремля.
«Дурак ты, Шепард. Мог бы со мной связаться, я бы тебе посоветовал прищемить пятую точку и ждать флот, а не гонять в одиночку по сомнительным местам».
Положив на стол привезенные вещи, он развернулся и вышел из кабинета.
Примечание к части
Решила поделить фанфик на три части, дабы более последовательно описывать события игры и не перескакивать. Плюс жутко хочется начать писать о "Цербере" и конкретно Призраке, а так же побольше о стройках, об армии и флоте. Если есть замечания по моему виденью сражений или неверных, с Вашей точки зрения, описаний конкретно флота, то очень прошу это аргументированно до меня донести, так как я в этом деле далеко не специалист и только учусь писать по конкретно этой тематике.
>
Пролог (Часть вторая)
— Это больше похоже на похищение, чем на комфортабельную доставку, — пожаловался Колесников, потрогав повязку, предусмотрительно завязанную Петровским.
— Между прочим, я мог бы огреть тебя чем-нибудь и доставить на станцию в бессознательном состоянии, — отозвался бывший генерал. — Но решил быть не столь суровым к старому другу.
— А почему ты не мог связать меня с Призраком через инструметрон? По крайней мере, мне не нужно было бы тащиться невесть куда, а потом придумывать причину отсутствия для Президиума.
— Ты еще скажешь мне спасибо. Надоело смотреть, как ты маешься и переживаешь. Поверь, то, что я покажу, тебя и обрадует, и впечатлит, — сказал Петровский. — А Призрак — это не главная цель твоего визита. Скорее, дополнение.
— Очень странное решение. Два года ты практически никогда о нем не говорил, а сейчас вдруг решил лично доставить меня к своему «крестному отцу»… Сколько еще лететь? — спросил Колесников.
— Почти на месте, — последовал краткий ответ.
И действительно, в скором времени Колесников ощутил, как корабль замедляется. Очень хотелось сдвинуть повязку и все рассмотреть, но Петровский, любящий старинную элегантность, тогда все-таки нацепит ему непроглядную маску, и он будет смотреться еще более комично. Хотя наверняка и сейчас со стороны он выглядел, как в старых фильмах о мафии. Не хватало только прижженных утюгом пальцев и пары-тройки выбитых зубов.
А воспоминание о том, как его эффектно вытаскивают из такси и грубовато вталкивают в аэрокар, все-таки заставляло думать о том, что «Цербер» — это совсем не институт благородных девиц. Можно было просто попросить подойти в нужный док и указать время встречи. И он, отличающийся излишним любопытством, наверняка бы поперся туда, попутно обдумывая, кому он нужен, кроме партии. Петровский же решил побыть загадочным и организовал ему свидание с самим же собой, доведя друга до состояния, когда выпрашиваешь у Создателя быстрой смерти и местечко в раю по-живописней.
