— Непременно скажите ей об этом. Но я уверен, что ее новость не обрадует, — Шепард поднялся на мостик и стал прокладывать курс. — А что вам так нужно на Иллиуме?
— Кто нужен, — поправил Колесников. — Один наркобарон волус. Тот самый засранец, из-за которого вы нашли меня и Бейли в неловком и неудобном положении.
— Когда вы спали друг на друге, — улыбнулся Шепард.
— Это было неудобное положение. А неловкое, что мы вообще туда попали, — Колесников оперся на перила и осмотрелся. — А «Нормандия» сейчас выглядит гораздо лучше, чем прежняя. Эх, не хватает ревизорских визитов Михайловича «Церберу». Тот разнес бы ваш уют в пух и прах. И все бы спали на соломе, так как ставить койки вам при такой дорогой обшивке — это непозволительная роскошь.
— Где разместить советского посла, Шепард? — прозвучал голос.
— О. Искусственный интеллект. Как только вы заведете «Нормандию» в доки Альянса, пришлю вам Михайловича. Даже меня раздражает, как широко живет «Цербер» — усмехнулся Колесников.
— Адмирал Михайлович отбыл на Землю для участия в Пленуме, — вновь заговорил женский голос. — Дату проведения и время требуется озвучить?
— Нет. Это внутренние дела СССР и к нашей миссии отношения не имеют. Где разместитесь, полковник? — спросил Шепард, спускаясь.
— Где потише и людей поменьше, — попросил Колесников. — Если можно, я устремлюсь к Заиду. Он наверняка расположился в подобном месте.
— Инженерная палуба. Верно. Выйдите из лифта и направо. Налево не советую, там кроган с необузданным стремлением убивать. Никак до Тучанки его не довезу, — Шепард кивнул в сторону лифта. — Мне нужно поговорить с профессором. Давайте позже побеседуем?
Колесников согласно кивнул и вошел в лифт. Да, теперь подъемник можно назвать этим словом. Раньше он больше напоминал старинное устройство, с помощью которого поднимали рабочих для каких-либо фасадных работ. И кнопок стало больше и воздух на корабле не такой спертый. Видимо, искусственный интеллект додумывался включать фильтры быстрее, чем обыкновенный человеческий разум.
Выходя из лифта, Колесников залюбовался «Кадьяком», который увидел в иллюминаторе. Куда более удобное изобретение, чем «Мако» для транспортировки, правда, не такое надежное. Если бы это было творением советских конструкторов, то ему непременно бы внедрили какое-нибудь орудие для подстраховки. Куда-нибудь. А то может обидно получиться: приземлился в окружении лесов, соскочил с транспорта, а кругом партизны-аборигены, настроенные недружелюбно. И пока впрыгиваешь обратно и разворачиваешь установленный пулемет в нужную сторону, тебя решетят выстрелы этих самых партизан. И где здесь удобство?
— Посол Колесников. Я не знала, что вы на корабле, — услышал голос кварианки разведчик.
— Здравствуйте, милая. Да, я несколько дней побуду членом экипажа. Рад снова вас видеть, — Колесников повернулся, и посмотрел на почти вжавшуюся в стену Тали. Скромная девушка. Разведчик даже не знал, как с ней разговаривать, чтобы не обидеть ненароком.
— И я рада. Я ведь так и не поблагодарила вас за Ферос. За то, что не бросили меня одну, — Тали подошла чуть ближе и тоже стала смотреть на «Кадьяк».
— Не стоит благодарности. Вы ведь тоже меня не бросили, хотя могли бы проскользнуть по лагерю незаметно. Однако ждали меня, пока я: то влезу в окно к лидеру колонии, то засмотрюсь видами. Все было взаимно, — отозвался Колесников.
— Я об этом и не думала. Признаться, я вообще не могла думать в тот момент. Знаете, мне тогда показалось… — Тали повернула голову. — Впрочем, неважно.
— Что вам показалось? — поинтересовался Колесников.
— Что я так и останусь ребенком. Умру, так и не закончив паломничество. Ребенком, понимаете? Бесцельно прожившим и не принесшим пользы Флоту. И опозорю отца. Не самая героическая смерть, согласитесь, умереть от рук обезумевших колонистов?
— Могу поспорить, — Колесников улыбнулся воспоминаниям. — Во время первого задания у меня выпала карта КГБ из кармана. Я, гордый сопливец, не выложил ее перед миссией. И выпала она именно перед человеком, за которым я должен был следить. У меня в глазах потемнело, когда он ее поднял и начал рассматривать. Слава партии, что он ничего не понял. Повертел в руках, оглядел со все сторон и посоветовал не приобретать лотерейные билеты, ибо это трата денег. Меня спасло, что он не видел никогда формат удостоверения и не знал русский. Вот это было проколом, из-за которого очень стыдно умирать.
— Вы разведчик? — буднично поинтересовалась Тали.
Колесникову стало обидно. Он же не просто разведчик, целью которого было что-нибудь подслушать и, в приятное для Управления дополнение, что-нибудь спиз… взять без спроса на территории задания. Он ведь полковник КГБ, лицо уважаемое, навевающее страх и вызывающее рези в животе у окружающих. Видимо, для Тали разведка была такой, какой она могла видеть в голофильмах, а именно: замаскированный под куст шпион короткими перебежками движется в сторону лагеря противника, который непременно дрыхнет всем составом. Потом героический разведчик тащит все, что может унести, закладывает бомбу, убегает, ложится за какой-нибудь камень, прикидывается ветошью и наблюдает за красивым взрывом. А дальше почет, лавры, коронация и выигранная одним человеком война.
— Был когда-то, — решил не вдаваться в подробности Колесников. — Сейчас я посол, как вам известно.
— У вас интересная жизнь, — вздохнула девушка.
«Желаю всем врагам такую же».
Колесников ничего не ответил. Что он мог рассказать девице? Про молодость на чужбине? Про споры с Удиной? Про нового генсека, который может и нескоро, но вспомнит о нем?
— Я хотела поговорить с Шепардом. Флот… Флот обвиняет меня в предательстве, — девушка уперлась на панель, где была расположена кнопка связи с местным ИИ. — Не знаю, зачем я это вам говорю. Просто не понимаю: почему и за что так?
— С чего бы им вас обвинять? Предательство это очень серьезное предъявление. Нужно иметь достаточно оснований.
«Кого ты обманываешь. Сам скоро по этой статье пойдешь. И оснований для этого нет. Есть только повод».
— У Коллегии есть повод. Но я не знаю подробностей. Мне бы очень хотелось побыстрее попасть в место сосредоточения Флота, поэтому хотела бы попросить Шепарда сначала отправиться туда, а потом на Иллиум.
Колесников посмотрел на девушку. Вероятно, она расстроена. А может, даже плачет. Чертов скафандр бережет ее лицо от внимательного изучения. Интересно, когда его объявят предателем, он тоже будет спешить судьбе на встречу? Или рассчитает курс на другую планету, которая далеко от Земли и Цитадели? Он не знал. Но храбрость девицы впечатляла.
— А что бывает за предательство? — спросил Колесников.
— Изгнание, — тоскливо отозвалась Тали.
— То есть не расстрел и пытки, а всего лишь отправление восвояси? — удивился Колесников. — Но ведь вы итак сейчас путешествуете с Шепардом. Что изменится, если вас изгонят?
— У меня есть отец. Эта новость убьет его. Да и не так все просто. Кварианцы скитальцы, но мы стараемся держаться вместе, чтобы не потеряться совсем. У нас нет родины, поэтому остается только держаться друг друга, чтобы с ума не сойти от тоски по тому, что никогда не видел. Да и не увидишь.
— Я понимаю. Простите за мою резкость. Это меняет дело, — Колесников ободряюще сжал плечо. Нет, часть скафандра, укрывающего плечо. — Не грустите раньше времени. Может это ошибка какая-нибудь. Или попытка побыстрее заманить вас на Флот. Давайте расстраиваться только после посещения заседания, или как там у вас это называется… Если хотите, расстроимся в последствии вместе и где-нибудь в баре. А уж там начнем погружать друг друга в личные степени расстройства.
— Спасибо. Вы правы.
— Поспешите. Шепард уже проложил курс на Иллиум, — посоветовал Колесников.
Проводив взглядом кварианку, разведчик двинулся к дверям, за которыми должны были располагаться покои Массани.
— Советский посол — чертов бабник, — вместо приветствия сказал Заид.
— Ты подслушивал? — деланно нахмурился Колесников.
— Ты считаешь, что мне заняться больше нечем, как только подслушивать разговоры? Плохо меня знаешь. Я подглядывал, — Массани кивнул в сторону монитора, на котором застыла картинка, отображающая пустой коридор возле лифта.
— Это меняет дело. Как тебе на этот раз служится у Шепарда? — спросил разведчик, присаживаясь на стул.
— Да также. Мне много не надо, сам знаешь. Кредиты на счет да еды побольше — и вот я куплен. Правда, просьбу мою он не выполнил. Точнее выполнил, но со своим вечным геройством. Знаешь, я всегда считал, что в человеке каждого качества должно быть понемногу. Вот Шепард — сраный стопроцентный герой, а если бы он был хоть чуть-чуть паразитом, обладающим пониманием, то Видо был бы мертв. Подробности тебе не нужны, но я упустил цель своей жизни, потому что кинулся спасать рабочих. И что я имею, кроме ничего? Только кредиты и никакого личного удовлетворения.
— А если бы ты с Шепардом не спасал рабочих, то этого Видо вы поймали бы, верно? — спросил Колесников. — А люди — хрен с ними? Главное, чтобы малыш-Заид был спокоен. Это эгоизм.
— Это цель, а не эгоизм. Я нашел плюс в ситуации, а именно то, что у меня все еще есть эта сраная цель. Надеюсь, сукин сын не сдохнет до того, как я до него доберусь. А то обидно получится. Ладно, не буду тебя грузить. В каюте Касуми есть бар — потопали туда. Конечно, напитки там детские, но большего все равно нет.
— Идем, — согласился Колесников.
Кают-компания тоже впечатляла размахом.
— Смотри это — синяя хрень, — указал Заид на незнакомую Колесникову бутылку. — Вон желтая и где-то еще красная. Какую будешь?
— А подробнее, что есть что не хочешь объяснить? Ибо у меня возникло непонимание.
— Да не знаю. По вкусу все — одна и та же лажа. Без понятия. На бутылке почитай.
Взяв бутылку с таинственным синим содержимым, разведчик пробежал глазами по этикетке. Написано было не на общегалактическом, и не на одном из человеческих языков. Но слов было много, а значит состав непростой. Это навевало тоску и неприятные предчувствия.
— А патологоанатом потом поймет, от чего я помер? — спросил Колесников, отставляя бутылку. — Знаешь, не хочется рисковать. Чая нет на корабле?
— Есть помои, — сообщил Заид, бесстрашно наливающий зеленую субстанцию. — Готовятся лично поваром из своих же плохих анализов. Иди к нему, попроси помочиться тебе в стакан.
— Невесело тут, — приуныл Колесников.
— Зато готовит он хорошо, — приободряя, заговорила девушка, сидящая на диване.
Колесников обернулся на звук. Таинственная незнакомка прятала глаза за капюшоном.
— Это что, можно где-то купить? — спросил разведчик.
— Я вас умоляю, — произнесла девушка. — Если бы музеи мира продавали подобное, то моя работа была бы бессмысленна.
— А что-нибудь полезное ты не пыталась склептоманить, милая? — спросил Заид. — Ну, дабы расширить список скудного запаса дерьма, которое приходится пить за неимением лучшего. Вон, избалованный советский посол отказывается от этой гадости, и я его вполне понимаю.
— Есть у меня одна бутылка. Кейдзи подарил. Сказал, что в общем обороте напитков есть только в СССР. Название смешное, — девушка извлекла бутылку из ящика стола.
— «Зубровка»? Правда? — удивился Колесников. — У нас она не в особой цене, но приятно видеть на несоветском корабле. Навевает мягкую тоску по родине.
— Могу обменять на что-нибудь интересное, — предложила Касуми.
Колесников порылся в карманах. Привычка «на тот самый всякий случай напихать побольше» снова заработала, когда его назначили послом. Вот только все, на что он натыкался, было или жалко отдавать, или предмет ценности не представлял. Но в нем взыграл азарт, и поэтому жутко хотелось непременно бутылку получить. Что предложить девице? Рекламный листок, который он сунул в карман и забыл о нем? Или советские рубли, которые были в ходу лишь на территории СССР?
— Что это? — спросила Касуми.
Колесников извлек из кармана значок, подивившись остротой зрения девушки. Он уже несколько секунд теребил его, раздумывая, чтобы ей отдать, а о нем не вспомнил. Это был один из издевательских сувениров, которые ему дарил Михайлович, обожавший значки. Самым обидным от него был «Ветеран больницы имени Кащенко» с запиской от руки «поздравляю с выпиской». И где он его только взял? Тот значок, что был в кармане, Михайлович прислал ему после разговора о должности генсека. «Голубой патруль» не так сильно задевал, так как Колесников знал его значение, но если вспомнить о личностной мерзости адмирала, и представить, с каким не радужным намеком он его подарил, то становилось не так весело.
— Красивый, — прокомментировала Касуми, ловко переворачивая значок длинными пальцами. — Металл не драгоценный. И слова непонятные. СССР, а дальше что?
— Название рыбы, — соврал Колесников, радуясь, что девица не понимает русские слова.
— Меняю, — согласилась она. — Такой вещицы у меня никогда не было.
Колесников забрал бутылку, мысленно благодаря Михайловича и свою склонность к карманному накопительству.
Заверив Тали, что на заседание коллегии они явятся вовремя, Шепард не стал менять курс. Оказалось, что ему нужно не только найти какую-то таинственную азари, но и помочь Миранде. Так как последнее не терпело отлагательств, капитан вместе с девицей и незнакомым темнокожим парнем сразу после посадки покинули корабль. Колесников послонялся без дела и тоже решил прогуляться по незнакомой планете. Говорили, что она — оплот культуры. Ну как можно упустить шанс и не порадовать глаза буржуазным пустым шиком? Колесников решил пофотографироваться и послать фотографии Михайловичу, который не переносил излишний пафос. Пустячковая месть, но другая в голову не шла. Вспомнив о расстроенной Тали, Колесников и ее позвал, хоть как-то расшевелить.
— Красиво здесь. Счастливые они, а сами не понимают, — сказала Тали.
— Планета торгашей. Естественно, здесь должно быть красиво. Товар же надо втюхивать красиво упакованным, а не в портянку завернутым. И создавать все условия, чтобы не особо умный потребленец купил совершенно ненужную ему хрень, — не скрывал мнения Колесников. — Надеюсь, на этой планете есть чай. На корабле — чистый яд с непонятным привкусом.
Хотя, может напиток и был неплох, но он некрепкий и с примесью фруктов. Вот этого Колесников совсем не понимал. Он рассуждал просто: хочешь фрукт съесть — ешь, хочешь сок — дави или покупай готовым, а хочешь чай — так пусть это будут только листочки, а не помесь всего, что было под рукой у дауна-фасовщика.
— Разве вам здесь не нравится? — поинтересовалась Тали.
— Нравится. Как в музее. Красиво, но кто согласится там жить? Холодная красота, бездушная. Видите фонтан? В него совсем не тянет нырнуть. Хочется только любоваться, а разве это правильная реакция на водоем в жару?
