— Что вы хотите от нас по этому вопросу? — помассировала виски президент.
— Помощи. Если наши разведчики вместе будут разыскивать базы «Цербера», то их нахождение пройдет быстрее. Можете лично попросить Призрака реорганизовать синдикат, только вряд ли он согласится. В преддверии войны, я не хочу ждать от сомнительной организации ножа в спину. Здесь, я думаю, вы меня поддержите.
— Полностью, — заговорил Андерсон. — И данные разведки, и личные Шепарда говорят о том, что пора покончить с «Цербером».
— Здесь я согласна. Думаю, это коллегиально, — президент окинула взглядом кивающих подчиненных. — Наша Конституция дает право появляться и развиваться таким организациям. Это, своего рода, создание выбора для наших граждан. Не все хотят посвящать себя службе государству, и мы это понимаем.
— Просто налоги от этих организаций кормят Альянс, — вновь шепнул Михайлович. — Какой телок лишнюю сиську не попытается высосать?
— И то, что Призрак давно вышел из положенных рамок, развязывает нам руки и дает право указать нам на его место, — продолжила президент.
— Прекрасно. Тогда последнее, что мне хотелось бы узнать. Я отвечу на все вопросы, просто мое любопытство заставляет меня плевать на манеры. Уж простите, — генсек внимательно посмотрел на президента. — Как обстоят дела у Шепарда?
— Простите, но он гражданин нашей страны. Никаких комментариев, — покачала головой президент.
— После взрыва батарианской системы он не только гражданин Альянса, но и террорист в глазах галактического сообщества и СССР. Достоверных доказательств того, что он предотвратил приход Жнецов, нам не предоставили. Или же их нет. У СССР имеется требование. Один из наших людей должен переговорить с ним и узнать все до мельчайших подробностей. Если вы нам отказываете и продолжаете укрывать преступника, а в наших глазах он именно преступник, все наши договоренности аннулируются. СССР вновь становится полностью закрытым государством для Альянса. И долг. Он никуда не исчезает.
— Это больше похоже на шантаж, чем на переговоры, — возмутился Удина. — СССР не вправе требовать.
— Да как хотите это называйте. Но вы не правы, Удина. СССР не только вправе требовать, но даже, в случае необходимости, имеет право прийти и забрать принадлежащее нам. Нам лишнего не надо, не беспокойтесь. Я могу предоставить доступ к оригиналам всех документов, если у вас имеются сомнения. А в отношении Шепарда… Если вы не осудите его и не донесете до батарианцев это, то СССР объявит капитана вне закона, как террориста. Советские люди не будут страдать только потому, что представитель человечества, не имеющий ни малейшего отношения к СССР, повел себя не как подобает солдату и офицеру, а как обыкновенный бандит. Товарищ Колесников, которого вы прекрасно знаете, отправится туда, где сейчас находится Шепард, и получит нужные нам сведения.
— Колесников — посол на Цитадели, а не дознаватель, — нахмурился Удина.
— Тем лучше. К тому же, если я правильно осведомлен, Колесников и Шепард находятся в приятельских отношениях. Вряд ли наш посол допустит, чтобы осудили невинное лицо. Не так ли, товарищ Колесников?
Это хуже, чем за трибуной. Все лица разом повернулись в его сторону и стали мерить недоверчивыми взглядами. И что он должен ответить? Правду и окончательно убедить генсека в своей близости к сомнительному элементу? Или солгать и испортить жизнь Шепарду. Любой, кто поедет допрашивать капитана, будет искать причины обвинить, а не оправдать. Заслужил ли это Шепард? Наверняка можно будет сказать только после беседы с ним.
— Разумеется, — кивнул разведчик.
— Вопрос об отправлении Колесникова к месту пребывания Шепарда решайте с ним лично. Чем быстрее, тем лучше, — генсек встал. — Если к СССР и лично ко мне не имеется вопросов, то позвольте откланяться.
Парламентеры молчали. К такой встрече они явно были не готовы, поэтому не могли сообразить, как остановить советского руководителя. Это было самое короткое заседание в жизни Колесникова. Некоторые планерки перед непосредственной работой были более продолжительными, но ему это даже понравилось. И покурить он не успел захотеть.
Генеральный секретарь придвинул стул к столу, подошел к президенту и поцеловал ей руку. Улыбнувшись, он направился к выходу. Пропустив руководителя вперед, вся делегация направилась следом.
— Знаешь, я так спешил на заседание, что даже позавтракать не успел. Хочешь составить компанию? — обратился к Колесникову Михайлович. — Генсек говорил, что ни минуты не задержится на «Арктуре», а значит, он уже направляется на корабль. Пойдем и мы. Если что, вернемся.
— Идем, — согласился Колесников. — И как тебе то, что здесь случилось?
— Я со всем согласен, — отозвался Михайлович. — Ничего заоблачного он не требовал, обвинений не кидал. А Альянс чего хотел? Чтобы адмирал Михайлович переоделся в гейшу и на столе им веера подбрасывал? Смешно, право слово.
— Как бы хуже не стало. Слишком резко все это, — задумчиво произнес Колесников.
— Резко не значит грубо. Радуйся, что генсек не я. Хотя… Я не знаю. Я не начинал бы с ковыряния в бумажках, а вот он покопался и выдал пируэт. Даже у меня бы так не вышло. Если бы он не был КГБшником, пожалуй, мы бы подружились.
Колесников промолчал. Разумеется, история потом разъяснит всем, насколько был прав, или как сильно генеральный секретарь ошибался. Но как действовать правильно именно сейчас, разведчик не знал. И лишний раз поблагодарил в уме Тали, которая аккуратно отвела его от мысли, что он должен взять бразды правления в свои руки. Коротковаты ручонки в сравнении с длинными цепкими щупальцами довольно молодого генерал-лейтенанта КГБ, а ныне — генерального секретаря. И ум тоже не столь дальновиден.
— Кстати, фигура у нее ничего. Худовата, правда, но это не страшно. Откормишь, — услышал Колесников голос Михайловича.
— Ты о Тали? Человеческая еда не очень-то подходит кварианцам, так что откормить ее не получится, — Колесников осмотрел каюту Михайловича. — Вот совершенно не скажешь, что здесь живет советский человек. Ничего тебя не выдает. И пепельница, прости партия, буржуйская.
— Пепельница — подарок. Сам адмирал Альянса мне ее преподнес, — похвалился Михайлович. — А советское… Топай сюда.
Колесников последовал за адмиралом. Михайлович открыл секретер и достал оттуда небольшой бюст Ленина.
— Это с Фероса подарок. От одного из поселенцев, которых мы эвакуировали после того, как твой любимый Шепард обосрался, нажрался дерьма и меня угостил. Я ему тот крейсер никогда не прощу. Пусть еще тысячу раз меня спасет от Жнецов. Когда я сдохну, приду к нему, протяну свои прекрасные ледяные руки к его шее и прошепчу: помнишь, гад, разведывательный крейсер?
— Давно уж это было, — отмахнулся Колесников.
— Значит ты направишься к Шепарду… Жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты устремился на Цитадель и связался с кварианкой как можно быстрее. Время не ждет. К тому же я получил разрешение на негласные переговоры с флотами других рас. Сам генсек одобрил инициативу, правда, ограничил в средствах. Так что подкуп не предлагай, не потянем, даже если вместе с Хакетом скинемся.
— Я не собирался пытаться ее купить. Она же не вещь, — Колесников посмотрел на терминал Михайловича, на котором застыла схема расстановки кораблей.
— Я недавно фильм видел, и он меня потряс. КГБшник допрашивал предполагаемого врага народа. Женщину. Знаешь, как он добивался того, чтобы она стала послушной? Его агенты ее жахали, а он время от времени смотрел за плечо и спрашивал: она готова?
— Явно не советский фильм, — улыбнулся Колесников.
— Хакет показал. Наш же генсек выходец из КГБ, поэтому я и хотел больше узнать о вашем комитете. Вдруг, меня будут так же допрашивать. На всякий случай я учусь спать с открытыми глазами.
— Это скорее со мной случится, — не согласился Колесников. — Да и не допрашивают сейчас так. Старый пережиток. Давно это было. По крайней мере, я так не делал.
— Ты не делал, а генсек делал. Он из какого Управления? Из «пятки». Курировал культурную жизнь в Ленинграде. И гастролерш—балерин наверняка перед поездкой натягивал по самое не забалуйся, чтоб на чужбине им не хотелось. Так вот, мой тебе совет, с кварианкой так не надо.
— Без сопливых щи посолим. Не лезь, Борис. Я согласился помочь, но отчитываться по методам я не собираюсь. Как тебе в голову могло придти, что я буду именно так действовать?
— А ты прав. Только если соберешься ее крыть, не урони честь советского мужика. Не позорь отечество, — Михайлович подошел к терминалу. — Меня в диспетчерскую вызывают. Сиди тут и никуда не ходи. Если дотронешься до моей коллекции значков — откушу пальцы.
Колесников хмыкнул. У всех советских людей были слабости, и все что-то коллекционировали. Петровский собирал книги, Михайлович значки, бывший генсек очень любил шашки и сабли. Уровень разный, а смысл один. Все хотят что-то иметь в большем объеме, чем, скажем, у соседа. И хвалиться этому самому соседу при каждом удобном случае. Сам он ничего не коллекционировал. Бывшая жена, увлеченная кулинарией, собирала рецепты. Правда особо не готовила по ним, но все-таки собирала. Похоже, тут важен именно процесс, а не результат.
Подойдя к секретеру, Колесников все таки достал коробку Михайловича. Вот если бы он промолчал, разведчик сейчас сел бы в кресло и предался раздумьям. А так — любопытно стало.
Отвлек от созерцания его сигнал инструметрона.
— Полковник Колесников, — услышал он едва знакомый голос. — По прибытию в Москву, посетите кабинет Председателя КГБ. Генеральный секретарь приказал мне лично контролировать вашу деятельность.
— Так точно, — отозвался Колесников.
* * *
Наконец-то можно было надеть форму, по которой Колесников откровенно заскучал. Китель без погон совсем не то, костюм совершенно не то, хотя и привычно. Собственная значимость наиболее ощутима именно в форме, надетой по всем правилам. И полковничьи погоны грели плечи, хотя и давили временами своей ответственностью.
Колесников не удержался и зашел в свой кабинет, запертый на время его назначения. Все, как раньше. Родное, привычное. И стол по старинке деревянный, массивный. И портрет Дзержинского на стене, прямо над его креслом. Он и сам не знал, зачем повесил именно Феликса, так как в истории были и более мягкие примеры для подражания. Но хотелось именно его. Необоснованное, не укрепленное пламенной любовью к персоне Железного Феликса, желание. Была лишь потребность равняться на стойкость и непробиваемый характер прародителя современных особистов.
Поторчав в кабинете, Колесников направился к новому председателю, который должен был вооружить его необходимыми сведениями, прежде чем он отправится на встречу к Шепарду. По взаимному согласию, разведчик должен был вести переговоры на нейтральной полосе, куда Шепарда привезут. СССР был не против допросить на своих территориях, но Альянс категорически отказал. К себе они тоже пускать никого не хотели, вероятно, в отместку за закрытие им въезда в Советские республики. Договорились провести полуофицальный допрос-разговор на пограничной территории Польши. Дальше капиталистическая альянсовская Германия. Колесников живо себе представил их с Шепардом прогулку под бдительным присмотром вокруг пограничного столба. Хотя, всяко лучше, чем в душном кабинете.
Доложившись помощнику председателя, Колесников терпеливо стал ждать разрешения войти. Услышав сигнал открываемой двери, Колесников зашел в кабинет, когда-то принадлежавший Петровскому. Новый председатель аккуратистом, как Олег, не был, или еще в себя не пришел после назначения. Бардак и хаос — вот что из себя представлял кабинет. И на мусорном троне восседал председатель, раскидавший планшеты, бумаги и географические карты. Старый глобус, стоящий в углу, и который всегда нравился Колесникову, был накрыт пиджаком. В шкафу-то вещи трудно держать да и скучно.
— Здравствуйте, полковник. Простите за этот беспорядок. Я несколько дней, как перевелся в этот кабинет и еще не успел все обмозговать. Раскидать успел только. Присаживайтесь, — председатель указал на стул. — Полковник Лисин. Ныне возглавляю Комитет государственной безопасности, как вы уже догадались. Генеральный секретарь приказал мне работать с вами лично, без связных посредников. Итак, Шепард… Как вы собираетесь строить диалог с ним?
— Попрошу подробно рассказать о том, что произошло до уничтожения системы. Причины, поводы, какие-то материальные доказательства, если они имеются, — рассудил Колесников.
— Все верно. А потом убедите его сдаться правосудию и объявить себя единственным виновником происшедшего. Желательно, публично, — добавил Лисин.
— Он и так единственно виновный и ответственность с себя не снимал публично, — помотал головой Колесников.
— Так и не признавал же, — справедливо парировал Лисин. — Разведчики с «Гельперина» уже засекали батарианские корабли не так далеко от станции. Вы понимаете, чем может обернуться этот проступок Шепарда? Дабы обезопасить советских людей, нам нужно публичное выступление Шепарда, извинение перед батарианцами, если нужно и его арест. Поверьте, так будет лучше.
— Челнок прибудет в течение часа. Я могу идти? — спросил Колесников.
— Конечно. Свяжитесь со мной сразу после встречи. А через несколько дней будьте готовы к допросу «Церберовских» агентов. Генеральный секретарь приказал предоставить вам полную свободу действий в проведении дознания, начиная с пыток и заканчивая освобождением. Разумеется, последнее должно быть очень обосновано.
— Я все понял, — кивнул Колесников.
* * *
В Польше разведчик не был никогда, но осмотреться ему не дали. С полигона его сразу доставили к пограничному столбу, как он и думал. Передвижение, правда, не ограничили, но в лес уходить запретили.
Наблюдая за аэрокаром, из которого в сопровождении солдат вышел Шепард, Колесников принялся мучительно соображать, как именно высказать капитану пожелания СССР.
— Когда я узнал, что допрашивать меня будете именно вы, у меня отлегло от сердца. Я живо себе представил пытки в застенках КГБ и струхнул. Здравствуйте, посол, — Шепард протянул руку Колесникову.
— Здравствуйте, капитан. Ну что ж, давайте начнем адский допрос с пытками.
Колесников посмотрел на замерших в сторонке солдат Альянса и недоверчиво косящихся на них советских. Да, воевать в условиях, которые генеральный секретарь установил, совсем не весело. Вот так всегда: правительства договориться не могут, а расхлебывает сам народ-бедолаги.
Отойдя к опушке, Шепард опустился на траву и закрыл глаза.
— Простите за поведение, просто давно не представлялось случая поваляться в траве. Все беготня и перестрелки. А жизнь проходит мимо, и мы пропускаем вот такие мелочи. Незначительные, вроде, но весьма ощутимые в случае их отсутствия, — объяснился он.
— Верно, — согласился Колесников. — Но давайте поговорим о Батарианской системе. Альянс не рассказывал нам подробности.
