— Я хотел в отпуске отдохнуть от всей этой демагогии, а ты меня сразу с головой в нее же. Давай отвлечемся. Может, ты и привык видеть красоты родины каждый день, а мне это слишком редко удается. Пойду еще раз окунусь.
Колесников вновь погрузился в прохладные сентябрьские воды озера, на которое его любезно отвез Петровский. Однако разгоряченная голова охлаждаться никак не желала. Слишком убедительным оратором был Олег, слишком настойчивым. Колесников не хотел думать, что старый друг прав и у человечества все настолько плохо. Не у правительств, а именно у людей. Он всегда считал себя убежденным коммунистом и верил, что та политика, которую исповедует ЦК партии, была единственно верной. И доказательств тому он видел немало, сравнивая людей Альянса и советских. Разный уровень. Даже его назначение показывает, что «страной может управлять кухарка». Что переучиться не так уж сложно. Нет, конечно, он не станет таким, как чрезвычайный посол, который, скорее всего, смог бы даже с Удиной подружиться. Никогда. Этот предел недосягаем. Но разобраться в хитросплетениях политических интриг он смог. И еще не раз улучшит новые навыки. При этом он не мог представить ни одного знакомого офицера Альянса на политической службе. Даже спокойный и рассудительный Андерсон, с которым Колесников умудрился сблизиться, не годился.
Но если смотреть на ситуацию глазами Петровского, то становилось совсем тоскливо. То, что казалось Колесникову лишь досадными мелочами, для Олега было немалым минусом. Впрочем, тот всегда был идеалистом. А в его разговорах и мыслях виноват был уровень образования в СССР. Он научился рассуждать. В Альянсе этому не учили. Набираться опыта в своей стезе — да. Но не более. Масштабно мыслящих среди людей Альянса не было, или было очень мало. Специальная политика, исторически заложенная когда-то в США, действовала и поныне. Зато можно не бояться, что в такой среде родится новый Троцкий. Или хотя бы Махно. Зато у населения крепкий сон. Да и у правительства Альянса тоже.
Вернувшись на берег, Колесников присел рядом с Петровским. Тот задумчиво рассматривал гладь озера.
— А ведь мы можем все это потерять, пока наши правительства заигрывают друг перед другом.
— О чем ты? — поинтересовался Колесников.
— Есть в галактике сила, с которой не сравнится ни весь флот Совета, ни, тем более, общечеловеческий. И эта сила близко. А мы заняты ревизиями и измерениями детородных органов. Нет, так продолжаться не может. Я устал, Колесников, я хочу действовать, а не изображать занятость. Достучаться ни до кого невозможно. Нужно искать людей, готовых работать для человечества, а не жить за счет него. Вот тогда Совет сам попросит войти в его ряды. Пока же Альянс лишь пресмыкается, а что делает СССР в лице тебя, я и вовсе не понимаю.
— Поверь, работа у меня серьезная. Особенно сейчас. Если верить генсеку.
— А если не верить?
Колесников промолчал.
— А что за таинственная сила тобой упомянута? — вновь заговорил он.
— Раса. Самая совершенная из всех. И эта раса движется к нам на всех парах.
— Это плохо? То есть опасно? Откуда вообще у тебя сведения? Совет Обороны молчит, — не понял бесплотного беспокойства друга Колесников.
— Когда он об этом заговорит, в информации уже не будет смысла, — Петровский перевел взгляд на Колесникова. — Мы с тобой давно знакомы, поэтому, думаю, я имею право спросить, не боясь, что ты передашь мои слова компетентным людям. И ответ, разумеется, останется между нами. Смог бы ты оставить службу и уйти? Вот бросить все, хлопнуть дверью, придушить тоску и сбежать?
Колесников знал, что не смог бы. При мысли о том, что ему придется распрощаться со службой, пусть и не самой лучшей, становилось холодно и одиноко. И все, что он сам порицал, ругал, не понимал, становилось мелочью, недоразумением. Временным досадным казусом, который непременно разрешится сам собой. И плевать, что все не так уж хорошо. Колесникову проще было сказать, что все не так уж плохо. А если включить на постоянный режим чувство юмора, то все в мире становилось или прекрасным, или смешным. Но не плохим и страшным. Возможно, для Олега позиция Колесникова была жертвенной, бессильной. Сам посол так не думал. Он смело называл себя счастливым человеком и не лукавил. Да и с юности он всегда ненавидел бунтарей. Считал, что революции творят бездельники, ибо у него в конце рабочего дня хватало сил лишь на то, чтобы обнять жену. И не более. И уснуть с мыслями, что завтра он будет еще более уставшим. А послезавтра полумертвым от бессилия. Но зато он точно знал, что еще пару лет такого состояния, и он переедет в более масштабную квартиру. И платить за нее не нужно будет. И никакой Альянсовский банк ее не заберет только потому, что он не платит за нее пресловутый модный западный кредит. Все было стабильно. И было все. Действительно, все. Менять «стабильно хорошо» на «стабильно непонятно» ему не хотелось.
— Не смог бы, — честно признался Колесников. — Наверно, моя слишком стабильная жизнь и делает меня патриотом. Но я действительно верю, что все не так плохо.
— Хорошо, что наш посол в это верит. Это важно. Забудь о том, что я наговорил. Тебе это не подходит. Да и нужны миру идеалисты. Особенно в политике. Но я практик. Я тот, кто должен доказывать тебе «идеальность» твоей системы. А я не могу. Не верю. Принял решение, возможно, самое важное в жизни. Постараюсь покинуть службу раньше, чем меня пристрелят. Рад, что смогли увидеться. Грядет нехорошее время, может больше и не поговорим.
— Ты это брось, — испугался за товарища Колесников.
— Да поздно бросать. Давай отвезу тебя в город.
Колесников бессильно старался прогнать воспоминания о своем коротком отпуске на Земле. Даже доклад Шепарда не мог заставить посла сосредоточиться. Мысли крутились вокруг Петровского, который покинул службу и присоединился к малоизвестной и сомнительной организации. Это было так не похоже на принципиального Олега, который с пеной у рта всегда говорил об исключительной важности свой работы. А сейчас он бросил все и сбежал. Колесникову не нравилось так думать, но в голове крутилось только слово «предатель».
— А вы уверены, что этой Лиаре можно доверять? Родственные узы очень сильная вещь даже, казалось бы, у самых преданно-ненавидящих друг друга людей они живы. Сами знаете, что от родной крови можно спрятаться только на том свете, если он есть. Да и там наверное, не получится, — задумчиво посмотрел Колесников на голографический образ Шепарда.
— Не тот случай. Лиара не была близка со своей матерью. Здесь нет ненависти. Здесь нет вообще никаких чувств, — убежденно заверил капитан.
— Надеюсь, вы правы. Позвольте узнать, куда направитесь теперь? — рискнул спросить Колесников.
Шепард смерил посла задумчивым взглядом.
— Продолжу поиски Сарена, — неопределенно сказал он.
— То есть будете выполнять первостепенную задачу Совета? Я слышал, что Хакет предупредил вас об угрозе гетов в системе Гагарина. Возможно, у них есть базы и в соседних системах той Туманности. Почему вы не хотите отправиться туда? Исследовательские работы там прекращены из-за опасности. А это сказывается на экономике как Альянса, так и СССР. Хакет попросил не вмешивать советский флот, но промедления плохо отражаются на поиске ресурсов. А колонизация Альянса в других системах напрямую зависит от поставок именно с этой части галактики.
«Да и постройка нашей станции тоже. Но лучше не быть патриотом, разговаривая с Шепардом»
— Сарен представляет куда большую опасность, чем временный экономический застой. Разве вы не согласны? — Шепард, прищурившись, вглядывался в лицо посла.
— Не совсем. Если бы в этой системе верховодили пираты или работорговцы, то да. Можно и подождать. Но гетов привел именно Сарен, и что они затевают, сам черт не знает. Вывести нашу экономику из равновесия, не давая исследовательским кораблям спуститься? Или делают себе колонию? Кварианцы так и не смогли пока вернуть себе планету, выгнав осевших там гетов. А если они осядут еще и здесь? А там и до Земли пешком недалеко. Сарен же передвигается с мобильной, но наверняка небольшой свитой. Не лучше ли лишить его массовой поддержки, а потом скучно отстрелять телохранителей?
Колесников с удовольствием наблюдал за Шепардом, который начал согласно кивать.
— Возможно, вы правы. Спасибо за разъяснение.
— Всегда рад помочь.
Отключив связь, Колесников расслабленно присел в кресло. Настроение стало чуточку лучше, а это неплохо. Конечно, не слишком-то это интересно — подбирать слова для мальчика, который без командира должен понимать подобные вещи. Но тут уж вина Альянса, который не считает нужным делать своих людей мобильными, а не Шепарда. Однако попытаться завоевать доверие капитана именно таким мягким способом было не самым худшим планом. А там и предложить Заида в качестве огневой поддержки и укрепления боевого духа. И нервной системы заодно. Посол был уверен, что человек, у которого получится выносить долгое время Массани и не стать подстреленной жертвой его плохого настроения, способен на все.
Глава 4
Колесников мерил шагами доки, ожидая корабль китайского консула. О его прибытии разведчику сообщили буквально за несколько минут до того, как он, не жалея ног, бросился к стоянке аэрокаров. И вот теперь, пытаясь угадать причину для визита такой фигуры на Цитадель, Колесников нервировал своими «вышагиваниями» обслуживающего эту часть доков волуса. Он ничего не знал о человеке, которого должен был встретить. Ему сказали только имя и велели бежать быстрее. Колесников печально улыбнулся: если времена и менялись, то люди точно нет. Технический прогресс, охвативший и надежно удерживающий галактику, на разум не влиял никак. Да и то в лучшем случае. В худшем заставлял деградировать. Казалось бы, что нет ничего тяжелого в том, чтобы связаться с ним, Колесниковым, хоть на пару часов раньше. И рассказать подробнее о том, с чем ему придется столкнуться. И с кем. Нет, это слишком скучно. Он же тогда неспешно подошел бы к стоянке такси, раздумывая о будущем знакомом, полюбовался по дороге видами Цитадели. И встречал бы посла не взмокший от бега и волнения, а спокойный и солидный. Этого никак связные не могли себе позволить. А еще раздражало то, что после пробежки от стоянки до доков у него сбилось дыхание. Раньше этого не случалось. Видимо, пора было прекращать пользоваться лифтами и просить сотрудников СБЦ вывести его на стрельбище. Колесников не удивился, если бы вдруг выяснилось, что теперь стрелять он может только глазами. Да и то косо. Пора было прекращать подражать «табуреточному королю» Удине и постараться не растерять навыки.
Пока Колесников продумывал график, корабль китайского консула неспешно пришвартовался в доке. Поправив форму, разведчик наблюдал, как в окружении свиты» «появляется на свет» этот самый китайский консул.
— Добрый день, товарищ Колесников, — поздоровался подошедший консул. — Вей Дань, консул СССР в Британском штабе Альянса.
— Здравствуйте, товарищ Фай, — отозвался Колесников, протягивая руку.
Вей пожал протянутую руку.
— Нужно поговорить без людей, — почти шепотом обратился он к разведчику.
Колесников кивнул.
Советский посол только сейчас начинал понимать, почему выражение «развел китайские церемонии» носило, как правило, негативный характер. Вей Дань уже час развлекал его новостями с Земли и словом не обмолвился о цели прибытия. Китай, в отличии от той же России, сумел принять коммунизм, но и не растерять большую часть национальных привычек, как это случилось с другими республиками. Не то чтобы Колесникова раздражал неспешный монолог консула, просто не хотелось думать, что он рвал мышцы на ногах только ради этого одностороннего разговора.
— Так для чего вы здесь, консул? Да еще и с такой таинственностью? — не выдержал Колесников.
Вей задумчиво посмотрел на советского посла и, сделав несколько шагов к двери, закрыл ее.
— Президиум отказал мне в просьбе, сочтя ее непрофессиональной, даже личной. С Фероса поступают сигналы бедствия из колонии. Я рекомендовал отправить туда советский флот. Разумеется, мне отказали, ссылаясь на обычные общие причины. Предложили отправить исследовательский корабль, но что он может сделать с армией гетов?
— А почему вашу просьбу сочли личной? Судьба колонии очень важна. Конечно, у вас совсем другой род деятельности, никак не связанный с обустройством и охраной колоний, но…
— Фай Дань, лидер колонии, мой брат, — признался консул. — Так что мой интерес имеет личный характер, разумеется. Только вот оказать поддержку я ему не могу.
— Чего же вы хотите от меня? Совет обороны не советуется со мной по таким вопросам.
— Именно потому я больше не поднимаю вопрос в Совете обороны. Я покинул консульство, чтобы поговорить с вами. Признаться, мне уже плевать, кто спасет колонию. Альянс, СССР или флот Цитадели. Первые и вторые сказали, что это не приоритетная задача, и что сейчас планета относится к той части систем, на которых затрагивается миссия СПЕКТРа.
— Все верно, — Колесников сверился с планшетом. — Только неизвестно, когда Шепард надумает отправиться туда.
— Именно поэтому я здесь. Вы же посол СССР и можете подсказать Совету о приоритетности именно планеты Ферос, — Вей подошел к окну. — И я не стал бы унижаться и просить подобном, если бы в той колонии не было члена моей семьи. Это эгоистично, признаю.
— Нападение на колонию довольно веская причина, чтобы мобилизовать флот. Но обстоятельства таковы, что человечество, принимая поддержку Совета, вынуждено следовать новым законам. Любое действие, которое может привести к срыву миссии СПЕКТРа, будет жестко караться. Я понимаю и СССР, и Альянс в их решении. Не поддерживаю, но понимаю. Понимаю и вас, но помочь не могу. Даже попытка поднять ваш вопрос в Совете Цитадели ни к чему не приведет. Совета интересует только миссия.
— Хотите сказать, что я зря покинул консульство? Что ж, я предчувствовал подобное. Остается только спросить: зачем мы так усиленно обзаводимся новыми связями, от которых нет пользы? Чтобы надеть на себя новый ошейник?
— Я думаю примерно так же. И ЦК партии тоже. И если бы СПЕКТРом был не человек, то можно было бы, прикинувшись простофилями, отправить все имеющиеся корабли. Но реалии таковы, какими мы их видим.
— Из консульства Альянса мне не хуже видно состояние дел, чем из вашего кабинета. Я понимаю, что не имею права вам приказывать…
— Просьба всегда хуже приказа. За приказ я не нес бы никакой ответственности, — Колесников посмотрел на задумавшегося Вея. — Я попробую помочь вам, но если у нас получится договориться.
— Если есть деньги, можно и с богами договориться, — пословицей отозвался консул.
— Я не о кредитах, — нахмурился Колесников. — Меня интересует информация. Можете считать, что я живу своей прежней службой, не обижусь, так как это правда. Ваше консульство находится в стране, являющейся исторически главным врагом, как старой России, так и нынешней советской. Врагом — провокатором, стремящимся развязать войну, а самому остаться в сторонке, подбирая отлетающие куски. Мирные договоры вряд ли вырежут из сознания то, что заложено у этой части Альянса на уровне корневой системы. А видите ситуацию из окна консульства вы лучше, чем я из своего в данном вопросе.
