Направляясь к блоку с камерами, Михайлович распорядился выключить камеры и звукозаписывающие устройства. Дежурный, привыкший к тому, что обычно адмирал приказывал даже в гальюнах камеры активировать, переспросил два раза. Но камеры выключил.
Михайлович, приказавший держать «врагов трудового народа и советских послов по одиночкам» заглянул в окошко. Сквозь нарисованные полосы Колесников действительно выглядел арестантом. Чуть похудевший, побледневший. И взгляд усталый настолько, что советский адмирал почувствовал жалость. Скажи бывшему разведчику сейчас, что его ведут на расстрел — ведь не испугается даже. А может и обрадуется. Видимо, осточертело ему уже все настолько, что собственная жизнь кажется банальной ношей, а не благом свыше или природой данным.
— Колесников, у меня молоко на крейсере скисло. Чего несчастный такой? Может, тебя выстрелом в коленку взбодрить? — оптимистично с порога начал Михайлович.
— Давай. Может, именно этого мне не хватает до вхождения в нирвану, — отозвался бывший посол, вставая с лежанки.
— Ты мне это брось. Упаднические настроения прибереги для Жнецов. Может, заразятся да без боя повымирают, — Михайлович оглядел отсек и всмотрелся на нетронутую посуду с обедом. — А чего не жрешь-то? После капиталистических деликатесов на нашу пайку слюна не выделяется? Или голодовку объявил?
— Не хочу просто. Аппетита нет, — признался Колесников. — А забастовки ты сам запретил устраивать. Не могу же я нарушить приказ советского адмирала.
— Правильно рассуждаешь, подлец. Но есть нужно. Давай, как в детстве? Ложечку за папу, ложечку за маму, за партию, за Михайловича…
— Если только за партию… — Колесников потянулся к миске и снова вернулся в прежнее положение.
— Наша дружба раньше была крепче спирта? — прищурившись, поинтересовался Михайлович.
— Слаще чая, определенно, — отозвался Колесников.
— Тогда открой другу правду. А то простимулирую твою честность выбитым глазом. Скажи мне, любезный предатель… А предатель ли ты, бывший посол? — скрестил руки на груди адмирал.
— В газетах же написано, — скривился Колесников. — А они не врут.
— У меня сейчас ни к кому доверия нет. Генсек паук, друзья Иуды, а служба сухопутным адмиралом у меня уже вот тут, — Михайлович провел пальцем по шее. — Все жду, когда мне еще какие-нибудь войска предложат возглавить. Конно-водолазные, к примеру. Уж там без советского адмирала, вокруг которого такой срам твориться, точно никуда. Но это философия. Я повторяю вопрос, но не озвучиваю.
Колесников понял, что несознательно кусает губы и прячет руки. От внимательного Михайловича это не укрылось.
— Брехать не вздумай. Я не Лисин-молокосос. Меня не проведешь. Я тут прикинул шляпу к носу, сопоставил факты, провел глубокий анализ ситуации и все понял без тебя. Говнюка. Скажи только, почему ты мне не сказал? Что, думал, я истерику не изображу? Что артистично не буду хватать за кафтан твоего председателя? Вот плохо ты меня знаешь, шпиончик, хоть и знаешь хорошо.
— Ну раз ты все понял, зачем спрашивать? — пожал плечами Колесников.
— Хочу знать, имею право. Может, ты герой, а может, крыса подкупная. Я должен быть уверен, что не на расстрел тебя везу.
— А если на расстрел?
— Тогда я лучше сам тебя отпущу. Вот прям сейчас и в открытый космос. Понимаешь, Колесников, не люблю в людях ошибаться. И в тебе не ошибаюсь. Камеры отключены. Скажи же, что ты чертов герой, и я завистливо и одобрительно одновременно похлопаю тебя по плечу.
— Никогда героем не был и на старости лет им быть не буду. На лаврах ты почивай. Допрос окончен? У меня слабость после длительного пребывания в непригодных для жизни условиях.
— Я пришлю тебе санитара. То есть, врача, — Михайлович неодобрительно покачал головой. — Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка. Мне все ясно. Но кое-что непонятно, все же. Кто для тебя этот мальчишка? Преемник нашего бравого Шепарда или навязанное «Цербером» бремя? Или батьковские чувства к пацаненку взыграли?
— Пожалуй, все сразу, — не стал кривить душой Колесников. — Скажи, а что с ним будет по прибытию на Цитадель?
— Собственная жизнь висит на нитке, а думает… о клоне. Колесников, ты точно придурок. Но придурок честный. Не предатель, в чем я убедился еще раз. Подумаем, что с твои пасынком делать. По прилету конвой вам заказывать не буду. Пересидите у меня, пока вас не хватятся. А там что-нибудь придумаем. Схарчить тебя так запросто я не дам. Не переживай.
Увидев слабую улыбку на лице Колесникова, Михайлович скривился.
— А по морде после того, как победим, все равно получишь. Ибо есть за что и чем, — погрозил кулаком адмирал, выходя из отсека.
* * *
Истребителем гет управлял довольно уверено. Аленко даже завидовал синтетику: лично его до сих пор била дрожь, и, хоть он и побыл несколько месяцев в рубке с Джокером, в своих силах был категорически не уверен. Пикард уже подавно забыл, что это такое: сесть за штурвал. А на советских товарищей смотреть было бы не менее страшно, чем за приближением вражеского танка в тот момент, когда в стену вжимаешься. Нет, может, навыки они и имели, но, в отличии от более знаменательных соседей по креслам, доверия не вызывали. И что делать дальше, не говорили.
— Какие будут дальнейшие приказы? — озвучил мысли СПЕКТРа Пикард.
— Появилась связь с командованием, да только вот не отвечает никто. Догадайтесь, мол, сами, — вздохнул «просто гений», не отрывая взгляда от инструметрона. — Вот отчет от Михайловича прошел… Взял таки базу… Больше ничего интересного.
— Как адмирал Михайлович? Не был ранен? — внезапно для Аленко взволнованно спросил дикий офицер.
Кайден вгляделся в грубоватые черты рыжего, совершенно бандитского облика, командира. Ему казалось, что он из тех людей, которых даже собственная жизнь не заботит. Подумаешь, ранение. Подумаешь, очередной выговор. Подумаешь, убит при выполнении безумного и нелогичного задания, которое и никто не давал. Все нормально. Бывает и хуже, хотя это и представить сложно. А что сейчас такое? Волнение? За Михайловича? За офицера, от которого воет и командный, и рядовой состав флота Альянса?
— Что ему будет-то? По отчету восемь человек ранеными. И все. А, вот строчка хорошая. «Отмечу особо выдающуюся храбрость капитана Трусикова», — технарь прыснул и перевел взгляд на Кайдена. — Видите, СПЕКТР, золотое время сейчас. Все Трусиковы стали храбрыми, а вы, полные скафандры, навалили только от того, что командование не отвечает. Стыдно, товарищи. Учитесь у Трусикова.
Аленко с недоумением посмотрел на заржавшего «дикого офицера». Пикард пожал плечами и с показным любопытством принялся разглядывать приборную панель.
— Баба-то есть у тебя? — хлопнул по коленке адмирала отсмеявшийся чеченец.
— Разведен, детей двое, — отозвался Пикард.
— У вас за развод много платят? — снова вопрошал советник Михайловича.
— Не платят ничего. С какой стати? — округлил глаза уже удивленный адмирал.
— Слышал, брат? А они еще нас пылью исторической считают. И по службе проблем никаких не бывает из-за этого?
— А какая связь между службой и личной жизнью? Зачем это мешать? — искренне поинтересовался Пикард.
— Ну… для порядка, — смятение чеченца продлилось недолго. — А то что это такое… Дома порядок навести не можете, а суетесь в такие ответственные должности.
— Твой Михайлович два раза развелся, — внезапно пришел на помощь Пикарду «просто гений».
— Так то Михайлович. А он-то не Михайлович, — указал пальцем на Пикарда чеченец.
— Заткнитесь, похотливые гамадрилы, попробую еще раз с командованием связаться. Если не получится, двигаемся к ретранслятору. И держась подальше от кварианских фрегатов. Не хотелось бы от рук союзничков сдохнуть. Пусть даже таких нелепых.
Аленко был не согласен. Лучше было бы держаться подальше от флота гетов. И советского, по возможности. А еще он дико скучал по Шепарду, способному принимать решения и без одобрения свыше. И, как правило, в расчетах не ошибающегося. Два великоумных советских офицера ничего придумывать не желали. Сказано покинуть дредноут, на котором геты еще в себя не пришли — сделано. Сказано ждать приказа — выполнено. Вот только трястись в тесном, явно не рассчитанном на обилие и округлость человеческих задниц истребителе, было некомфортно. Как слепые.
— Цыц, товарищи. Есть сигнальчик. Сигналушка… Слушаю, товарищ Сяо.
Голограмма была не в силах передать тот градус встревоженности, который все же исходил от контр-адмирала. Можно было представить, как накален воздух в помещении, из которого китаец связался с делегацией неудачников, изображающих из себя послов.
— Переговоры снова перешли в стадию ожидания. Ох уж этот мне Хан'Геррель и его идеалистическая глупость… Геты вступят в бой независимо от нашей договоренности. Я пообещал ему еще раз подумать над его предложением лишь бы время потянуть, да все глупо складывается.
— Мы ждем приказа, — просто ответил техник.
— Приказа… Да лучше самому идти в атаку, чем отдавать такие приказы. Преисполненные глупостью. Значит так. Высаживайтесь на планете и притащите мне адмирала гражданской флотилии кварианцев. Если он проголосует против атаки, то тогда вопрос будет отложен на несколько суток до следующего голосования. Это правила такие. Важно, чтобы он был против, понимаете? Спасите его и что хотите с ним делайте. Сулите печенье, целуйтесь, — Сяо Хань замолчал, понимая, что уже давно вышел за границы дозволенного в регламенте. — Координаты передаю. И без хороших вестей не возвращайтесь. Спасем флоты от столкновения, предложим поднять вопрос о переизбрании председательствующего кварианского адмирала, заручимся поддержкой и отправимся домой.
— У нас тут по гету интересные данные. Есть информация, что после уничтожения Жнеца, серверы гетов очистятся от всякой жнецовской скверны и можно будет трехсторонние переговоры провести, — отозвался «просто гений».
— На планете Жнец? Печально и даже опасно. Однако с гетами лучше разобраться после того, как спасете адмирала. Если более двух выразят протест действующему, то вопрос о передаче полномочий будет рассмотрен немедленно. А с этим… разговаривать бесполезно. Так что первоочередно разбирайтесь с потерянным адмиралом. А потом… Да если у вас получится хотя бы это, считайте, что небеса вам благоволят.
Техник молчал. «Дикий офицер», ритмично отстукивал пальцами по подлокотникам. Пикард пялился на гета, который не лез в разговоры.
— Самоубийство. Полная планета гетов, Жнец на поверхности, отсутствие поддержки с воздуха и… И хуже ситуации я просто не припоминаю, — высказался Аленко.
— На планете есть база с серверами, которые управляют программами Колосов и Праймов. Мы считаем, что после перезаписи они окажут вам помощь в нахождении и более целостной доставке адмирала, — заговорил гет. — И в предстоящей битве со Жнецом, если до этого дойдет.
— Предлагаешь нарушить приказ? — нахмурился чеченец.
— Ищем максимально безопасный и обоюдно выгодный вариант для всех нас. Вероятность вашего выживания при незамедлительном выполнении приказа приблизительно четыре к двум миллионам семисот восьмидесяти девяти. А именно столько платформ сейчас находится на планете, — ответил гет.
Кайден вновь перевел взгляд на техника, который, ситуативно, вдруг стал командиром, принимающим решения. Странно было чувствовать себя зависимым от того, кому не было поручено брать на себя больше ответственности, чем положено уставами, но и сама ситуация была до безобразия абсурдной, а новое задание безжалостно глупым.
— Ты нам поможешь? Вашу матушку, я спрашиваю с гета честное слово, — техник печально улыбнулся. — Нет, товарищи, а время действительно удивительное сейчас. Эпоха отважных Трусиковых и тесной дружбы с набором винтиков… Не знаю как вы, а мне бы хотелось рассказать правнукам о том, как бывает интересно во время войны. Не только же о говне и крови вещать, верно? Вези нас к своим серверам. Если все получится, каждому подарю по пачке сигарет. Гету две.
* * *
— Для человека некурящего, вы курите слишком много, — заметил Явик, отмахиваясь от сигаретного дыма, наполнившего каюту генсека.
— Помогает не уснуть, — ответил генсек, тут же надевший очки. — К стимуляторам организм привык уже. Валюсь с ног, а увеличивать дозу дальше некуда. Я тебя не вызывал, Явик. Что-то срочное?
— У меня есть некоторые мысли относительно вашего решения о миссии на Раннох, — Явик, не спрашивая разрешения, сел напротив генсека. — Человечество примитивно. Только представителю вашей расы, заметно отстающей в военном отношении от остальных, могло прийти в голову отправить верхушку воинских единиц на задания, в которых не должны участвовать офицеры их уровня. С Михайловичем мне все понятно. Но Шепард? Пикард? Аленко? С ними что? Не боитесь, что будет как перед вашей великой войной?
— Так, так, так, — генсек улыбнулся и откинулся на спинку кресла. — Нашу историю уже изучают и пытаются нас же извлеченными уроками учить. Вредное дело это, Явик. А сравнение плохое.
— Я думаю иначе. Мне нравится императивная форма взаимоотношений, но я не терплю глупостей. Последние ваши приказы — глупость, — смело ответил протеанин. — Слабейший флот, разрозненный по принципам фракционности, отвратительно отработанное взаимодействие, недостаток веры… Вы проиграете, как ни жаль.
— Смелый разговор от представителя вымершей расы. И неожиданный. Ты же всегда поддерживал все мои решения. Что поменялось? Поумнел или стал сентиментальным? — продолжил улыбаться генсек.
— Вы игнорируете мои вопросы, — упрямо протянул Явик.
— Мне казалось, ты единственный, кому разжевывать не нужно. Увы, давно я не ошибался столь сильно. Печально, Явик, что ты не видишь за моими решениями своей тени.
— Прошу объясниться. Если достойных разъяснений нет, прошу включить меня в состав любой обороняющейся армии, — потребовал протеанин.
Генсек замолчал. Задумался, закурил очередную, до тошноты раздражающую сигарету и, облокотившись на стол, резко избавился от очков. Все же, зря он придумал их носить. Хоть они и были красивым атрибутом, навевающим романтические воспоминания о прошлом, но больше роли никакой не играли. Старше выглядеть хотел да солидней. Хорошее стремление, только несвоевременное. Залегшие под глазами тени придавали больше солидности образу. Не сильно разбирающиеся в особенностях облика инопланетяне и те подметили, что подурнел руководитель всея человечества. А раз подурнел, то и плюсуется смело годков пять, не меньше. А там и до элегантного возраста недалеко.
Однако обычно аккуратного генсека внешний облик уже перестал волновать. С каждым днем приходилось ощущать, что ноша из тяжелой превращается в неподъемную. Что его логику не успевают улавливать. Успевают критиковать. Граждане Альянса уже пытались какого-то кандидата на место Удины баллотировать. Оно и понятно: свой хоть дурак, да ближе и понятней. И есть другой — холодный, чужой, непонятный лидер, таскающийся с протеанином и трупом старого вождя. Свита, как не крути, не самая обаятельная. Но другой не было. И вот уже один советник разволновался и выражает недоверие. Оставалось надеяться, что хоть молчаливый, мирно почующий в капсуле Ильич не прервет сон, не подскочит и не начнет требовать от нерадивого политического потомка объяснений.
