Невилл с любопытством обернулся к Рону, но тот по-прежнему вглядывался в чащу, а через несколько секунд прошептал:
— Почему он их больше не зовёт?
У большинства учеников на лицах было такое же недоуменное и настороженное выражение, как у Рона, и смотрели они куда угодно, только не на лошадь.
— А вот идёт ещё один! — с гордостью объявил Хагрид, и между деревьями появилась вторая чёрная лошадь, прижала к телу перепончатые крылья, наклонила голову и стала рвать мясо. — Ну-ка, поднимите руки, кто их видит!
Невилл немедленно поднял руку. Ещё один парень, тощий слизеринец, пытавшийся спрятаться за Гойла, тоже помахал рукой. Хагрид кивнул:
— Да, Невилл, я знал, что ты увидишь. И ты, как там тебя, глиста в зелёном галстуке, — ты тоже, да?
— Извините, — злобно сказал Малфой, — но что именно, по-вашему, мы должны увидеть?
Вместо ответа Хагрид показал на коровью тушу. Несколько секунд все смотрели на неё, потом кто-то ахнул, а Парвати завизжала. Куски кровавого, всё ещё дымящегося мяса отрывались от костей и растворялись в воздухе, — картина действительно необычная.
— Отчего это происходит? — Парвати в ужасе отступила за ближайшее дерево. — Кто его ест?
— Фестралы, — гордо сказал Хагрид, и Гермиона тихо охнула: ей это слово что-то говорило. — У «Хогвартса» здесь целый табун. Ну, кто знает?..
— Они же очень, очень несчастливые! — перебила его испуганная Парвати. — Приносят всякие ужасные несчастья тем, кто их увидел. Профессор Трелони сказала мне однажды…
Хагрид усмехнулся:
— Нет, нет, нет, это просто суеверие, правильно примета звучит так: «Оказаться одному в компании голодных фестралов — к несчастью». Но даже тогда несчастье кончается довольно быстро, — они страсть как не любят, когда жертва сопротивляется. Они невероятно умные, охотятся стаями, загоняют добычу, как волки, и умеют атаковать с воздуха. И полезные! Конечно, эта порода не очень-то рабочая, только школьные кареты возит туда-сюда. Да если Дамблдору надо куда-то подальше, а переноситься не хочет… Глядите, вот ещё пара…
Ещё две лошади тихо вышли из чащи, одна прошла совсем близко к Парвати. Та вздрогнула и прижалась к дереву со словами:
— Кажется, я что-то почувствовала, кажется, он рядом!
— Ты не бойся, он тебя не обидит, — терпеливо сказал Хагрид. — Зачем ему ты, если вот лежит тёлка не хуже, и уже мёртвая? А теперь кто мне скажет, почему одни их видят, а другие — нет?
Гермиона подняла руку.
— Ну, говори, — обрадовался Хагрид.
— Фестралов могут видеть только те, кто видел смерть.
— Правильно, молодец, — торжественно произнёс Хагрид. — Десять очков Гриффиндору. Значит так, чтобы вы все смогли увидеть фестралов, мы сейчас сделаем вот что. Малфой, иди-ка сюда…
— Кхе-кхе.
— А, здрасьте! — с улыбкой сказал Хагрид, обнаружив источник звука. — Как ваши дела, профессор Амбридж? Рад видеть, что вы не заблудились. В этом лесу очень опасно, особенно в это время года! — прорычал он, нависая над сжавшейся в ужасе инспекторшей и зыркая на неё чёрными глазами с окровавленного лица.
— Вы получили записку, которую я послала утром к вам на дом? — как и в прошлый раз, громко и раздельно произнесла Амбридж, словно обращалась к иностранцу, причём тупому. — С уведомлением, что буду инспектировать ваше занятие?
— Да-да, — бодро подтвердил Хагрид. — Я специально подготовил для вас развлекательную программу. Вы её до конца жизни не забудете, обещаю. Малфой, можешь вернуться к своим громилам, ты мне пока без надобности. Итак, сейчас профессор Амбридж немного поассистирует мне в уроке, а потом вы все сможете видеть фестралов…
— Простите? — громко сказала Амбридж, приставив к уху ладонь. — Что вы сказали?
Хагрид немного смутился.
— Ну… Фестралы! — гаркнул он. Чёрные лошади отвлеклись от наполовину обглоданной туши и подняли умные морды. — Это такие большие лошадки с крыльями!
Профессор Амбридж подняла брови и стала писать в блокноте, сопровождая это бормотанием:
— «Вынужден… Прибегать… К примитивным… Эпитетам и метафорам».
— Ну, так… Это… — Хагрид нахмурился, снова обратился к ученикам: — Хм… О чем я говорил?
— «По-видимому… Легко… Теряет… Нить… Изложения», — бубнила Амбридж, но достаточно громко, чтобы слышали все.
— Вот только клеветать на меня не надо! — нахмурился Хагрид, снова нависая над Долорес. — Вычеркните это ваше «по-видимому»!
Гермиона закатила глаза.
— Ага, ну да, итак… — Хагрид бросил ещё один гневный взгляд в сторону блокнота и продолжил: — Я хотел вам рассказать, как мы обзавелись этим табунком. Начали мы с одного самца и пяти самочек. Этот, значит, — он потрепал по холке лошадь, которая появилась первой, — зовётся Тенебрусом, он мой главный любимец, первый родился здесь, в лесу…
— Вам известно, — громко перебила его Амбридж, — что Министерство магии отнесло фестралов к разряду «опасных»?
Хагрид рассмеялся:
— Фестралы не опасные! Конечно, они могут укусить, если ты им не понравишься… Лягнуть там, голову отгрызть, но не более того.
— «Проявляет… Признаки… Одобрительного… Отношения… К насилию», — бормотала Амбридж, чиркая в блокноте.
— Да полно вам! — Теперь Хагрид не на шутку взволновался. — Ведь вас и собака укусит, если вы к ней не с той стороны подойдёте… А у фестралов плохая репутация из-за всяких разговоров про смерть, люди держали их за дурную примету. Просто не понимали, дураки. Верно я говорю?
Амбридж не ответила. Она кончила писать в блокноте, потом посмотрела снизу на Хагрида и опять очень громко и медленно проговорила:
— Пожалуйста, продолжайте занятие... Я похожу, — она изобразила ходьбу (Малфой и Пэнси Паркинсон задохнулись от беззвучного смеха), — среди учеников (она показала на некоторых пальцем), — и задам им несколько вопросов. — Она показала на свой рот, изображая разговор.
Хагрид уставился на неё, не в силах уразуметь, почему она ведёт себя так, как будто он не понимает нормальной речи. У Гермионы от ярости выступили слезы.
— Ведьма, старая злая ведьма! — прошептала она, когда Амбридж подошла к Пэнси Паркинсон. — Я понимаю, что ты задумала, гнусная, злобная, испорченная…
— Ну так вот… — Хагрид изо всех сил старался поймать потерянную мысль. — Ага, фестралы. Да. У них много хороших качеств… Для начала, они хищники. Вы никогда не останетесь без мяса, если будете следить за стаей фестралов и сумеете вовремя их отогнать от добычи. Но если вы будете делать это не слишком искусно, то без мяса не останутся они…
— Как вам кажется, — громко спросила Амбридж у Пэнси Паркинсон, — вы в состоянии понимать речь профессора Хагрида?
У Пэнси Паркинсон, как и у Гермионы, были слезы на глазах — только она давилась от смеха и поэтому едва смогла выговорить:
— Нет… Потому что… Он так страшно рычит!..
Амбридж быстро зачеркала в блокноте. Неповреждённая часть лица у Хагрида побагровела, но он старался вести себя так, как будто не слышал ответа Пэнси Паркинсон:
— Да… Хорошие качества фестралов. Когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься. Изумительно ориентируются — только скажи им, куда тебе надо… И они непременно туда свалят. Главное, — не оставаться поблизости, когда они вернутся, если окажется, что они летали зря…
Амбридж посмотрела на Хагрида снисходительно и повернулась к Невиллу:
— Вы видите фестралов, не так ли, Долгопупс?
Невилл кивнул.
— Кто при вас умирал? — равнодушно спросила Амбридж.
— Мой… Мой дедушка.
— Вот как? Расскажите, что вы чувствовали в тот момент, когда осознали, что сможете теперь видеть фестралов? — Она показала короткопалой рукой на лошадей, которые уже обглодали половину коровьей туши до костей.
— Ну… — нерешительно начал Невилл и оглянулся на Хагрида. — Ну… Они такие забавные… Чёрные лошадки с крыльями… Я думаю, это очень готично. Вообще, чёрный цвет для фестрала, верхового животного Смерти, — это тру. А розовый — это не тру, — добавил он в припадке безумной храбрости.
— «Ученики… Используют… Жаргонизмы… Которым научились… От учителя», — декламировала свою запись Амбридж.
— И это тоже вычеркните, — потребовал Хагрид. — Учить детишек всяким жаргонизмам — это не тру!
— Нет! — Невилл был явно расстроен. — Нет, я их не от учителя выучил! В смысле, не от этого учителя! В смысле, ну какой он, нафиг, учитель…
— Ничего, ничего, — сказала Амбридж, похлопав Невилла по плечу и изобразив понимающую улыбку, которая показалась Гермионе злобной гримасой. Инспектор повернулась к Хагриду и опять заговорила громко и раздельно: — Ну что ж. Я достаточно тут увидела. Вы получите, — Амбридж сделала жест, словно взяла что-то из воздуха, — результаты инспекции, — она показала на блокнот, — через десять дней.
Амбридж растопырила десять кургузых пальцев и с широкой, ещё более жабьей, чем прежде, улыбкой двинулась прочь, оставив позади себя хохочущих Малфоя и Пэнси Паркинсон, трясущуюся от ярости Гермиону и растерянного, огорчённого Невилла.
— Подлая, лживая, старая горгулья, — бушевала полчаса спустя Гермиона, когда они возвращались в замок. — Вы поняли, к чему она клонит? Это её помешательство на полукровках, — она хочет представить Хагрида каким-то безмозглым троллем, а всё потому, что у него мать была великанша, а это только потому, что отец не сумел вовремя убежать… Нечестно! Урок-то был совсем не плохой… По сравнению с другими… Помните соплохвостов? Ну вот. А фестралы славные, — в смысле, для урока то, что надо.
— Амбридж сказала, они опасны, — возразил Рон.
— Хагрид и сам сказал, что они умеют за себя постоять. Думаю, обычный преподаватель, вроде Граббли-Дерг не показал бы их нам раньше, чем к экзаменам на ЖАБА, а они ведь интересные, правда? Кто-то их видит, а кто-то — нет. Хотела бы я их увидеть.
— Неужели? — тихо сказал Невилл.
— Разумеется! — упрямо тряхнула волосами Гермиона. — Только представь себе, сколько пользы могло быть от одного урока, — и весь класс фестралов видит, и Малфой Рону больше не докучает…
— Я удивляюсь, сколько народу их видит, — сказал Рон.
— И мы удивляемся, Уизли, — раздался позади злорадный голос. Неслышно ступая по снегу, позади них шли Малфой, Крэбб и Гойл. — Если бы при тебе кто откинул копыта, может, ты и квоффл увидел бы?
Они с гоготом прошли вперёд и через несколько минут затянули: «Уизли — наш король». Уши у Рона стали алыми.
— Не обращай внимания, не обращай внимания, — приговаривала Гермиона и повысила голос: — Хорошая идея, Малфой. Попробуй завалить Гойла; может, тебе хотя бы такой радикальный метод поможет увидеть снитч!
Она вынула волшебную палочку и заклинанием включила горячий воздух, чтобы растопить в снежной целине тропинку к теплицам.
* * *
Огромные машины ревели и рычали, наводняя воздух ароматами разогретого машинного масла. Эм поморщилась и стряхнула со своей каски густую пыль:
— Здесь всегда так шумно?
— Что?
— Здесь всегда так шумно?
— ЧТО?
— Я спрашиваю, ЗДЕСЬ ВСЕГДА ТАК ШУМНО?
— Я не слышу, здесь очень шумно!
Эм закусила нижнюю губу, достала из элегантной сумочки блокнот и быстро написала несколько строк. Билл Таннер прочитал написанное, повернулся к Эм спиной и замахал руками:
— Стоп! Стоп! Стоп, машина! Алё, гараж, глуши мотор!
Воцарившаяся тишина была почти такой же болезненной для наполовину адаптировавшихся ушей, как и предшествовавший ей грохот.
— Спасибо, ребята! А теперь сделайте одолжение и сходите, попейте кофе в бытовке, пока я проведу даме быструю экскурсию.
Рабочие, добродушно ворча, потянулись к выходу из туннеля. В принципе, они не имели ничего против перерывов. Если бы им хотелось проводить время в шуме и грохоте, они стали бы рок-звёздами.
Билл Таннер, Эм, Ар и Изабелла Крулл выждали, пока потенциально любопытные уши отодвинутся на безопасную дистанцию.
— Отлично, Билл, я ценю ваш стимпанковский эпатаж, — решилась Эм, когда последние рабочие покинули площадку. — Не могли бы вы теперь объяснить мне, что мы здесь делаем? Что это вообще такое? Выглядит, как устройство из фантастического фильма[209].
— Это тоннелепроходческий комплекс, — пояснил Билл. — Вот эта штука с обратной стороны усеяна резцами. Они срезают грунт, размягчают его, собирают вот на эту ленту транспортёра, и по ней собранные куски земли вывозятся из забоя. А ещё тут есть устройство, — вот оно, — устанавливающее круговую крепь из бетонных арочных сегментов, чтобы туннель не обвалился.
— Гениально, — поджала губу Эм. — Я должна расчувствоваться и пустить слезу, благоговея перед человеческим гением, соорудившим это чудовищно шумное уродство?
— Мэм, тут основной вопрос не в том, что эта штука делает, и даже не в том, как она это делает, а в том, где она это делает, — заметила Изабелла Крулл.
— Я примерно так и предполагала, — кивнула Эм. — Если я не ошибаюсь, мы начали со станции метро «Воксхолл», сделали пересадку на «Грин-Парк», проехав прямо под Букингемским дворцом, и закончили в туннеле около «Найтсбридж». Таким образом, мы потратили почти сорок минут на путь, который пешком проделали бы минут за двадцать.
— Совершенно верно, мэм, — встрял Ар. — И не забывайте о деньгах на билеты!
— Сейчас мы находимся в боковом оборотном туннеле станции «Найтсбридж», — продолжил Билл, умело оттирая Ар плечом. — Точнее, в служебных туннелях, прилегающих к этой станции. Как вы знаете, руководство лондонского метрополитена собирается построить перегоны между станциями «Виктория» и «Найтсбридж», а также между «Слоун-сквер» и «Гайд Парк Корнер». С этой целью на все четыре станции были доставлены вот такие вот проходческие комплексы, — Билл похлопал по детали гигантского устройства. — Затем, после установки и настройки щитов, четыре бригады начали двигаться навстречу друг другу.
— Зачем? — нахмурилась Эм. — Я хочу сказать, с точки зрения «Лондон Андерграунд» это строительство бессмысленно. С любой из этих станций можно добраться до любой другой из этих станций за несколько минут с одной пересадкой. Строительство имело бы смысл, вздумай они построить ещё одну линию, от «Кеннингтона» под Вестминстерским аббатством куда-нибудь к «Кенсал Грин». Тогда отрезок «Виктория»—«Найтсбридж» мог бы стать частью этой линии. Но даже в этом случае вторая линия никогда не окупится, к северу от «Гайд Парк Корнер» станции подземки натыканы на каждом углу. На строительстве этих туннелей «Лондон Андерграунд» просто теряет деньги.