— Ух ты, как интересно! — Бонд впитывал новую информацию, словно губка.
— Поэтому, если бы ты был пророком и увидел нападение змеи на мистера Уизли, то следующим утром ты принёс бы профессору МакГонагалл что-нибудь эдакое:
В год слона и в час Звезды
Папа спит и видит сны.
Тварь ползёт по коридору,
Жуя папу Гриффиндора.
Жить ему осталось чуть…
Ну и снится же мне муть!
Джеймс захохотал:
— Год слона в северном Тайланде — это год свиньи в китайском зодиаке, то есть 1995-й. Час Звезды — очевидно, приближающееся Рождество. А почему папа Гриффиндора?
— Все студенты факультета «Гриффиндор» — словно инкарнации, продолжения Годрика Гриффиндора. В таком случае отец этих студентов становится метафорически отцом самого Гриффиндора, — пояснила Тонкс.
— А, допустим, вместо нападения на Уизли речь шла бы о победе в квиддичном матче над Слизерином?
— Проще простого! Год остаётся прежним, час Звезды — разве ты не звезда квиддича? Увы, слава спортивных звёзд так мимолётна, что слово «час» вполне подходит… Тварь символизирует команду Слизерина, она пытается жевать Гриффиндора, и жить ему, в смысле — Слизерину, осталось чуть… Или «жить ему осталось чуть» могло бы относиться к коридору, эдакой аллегории на длительность игры, если бы матч был очень коротким. А если бы победила команда Слизерина, то «чуть» относилось бы к Гриффиндору.
— Понял! — прозрел Джеймс. — Ну, теперь я могу сделать себе имя в пророках!
— Не советую, — по-дружески пихнула его локтем Тонкс, — в этом бизнесе бешеная конкуренция. Каждый стихоплёт, освоивший пятистопный амфибрахий, начинает с издания альманаха катренов, потому что после этого у него будет гарантированный доход от продажи книг с объяснениями сделанных им пророчеств. И потом, ты ведь не предсказывал. То есть видел не будущее, а настоящее... Странно, правда?
Бонд не ответил, сосредоточившись на том, чтобы сойти с поезда с полным комплектом конечностей. В час пик в лондонской подземке это было нетривиально.
Спустя несколько минут группа, в которой преобладали рыжеволосые подростки, выбралась из пахнущего многотысячной толпой подземелья в рождественскую свежесть городской слякоти. Тонкс, в целях мимикрии щеголяющая медно-рыжей шевелюрой, повела всю толпу по уже знакомому Бонду пути, мимо зарешёченных окон и заколоченных дверных проёмов, к по-прежнему запертому универмагу «Чист и Лозоход Лимитед».
На тренированный взгляд суперагента, с посещения больницы св. Мунго почти полгода назад её ворота в магловский мир практически не изменились. Это по-прежнему был старый, запущенный универсальный магазин с пыльными, засиженными мухами витринами. Однако теперь манекен-вахтёр был одет в старинный купальный костюм, выцветший и прорванный. В руке у манекена по-прежнему был топорик для разделки мяса.
— Ближе, ближе к витрине, — руководил Грюм. — Действие маглорепеллентного заклинания заканчивается в пяти футах от витрины.
— Трём, — сказала Тонкс, почти уткнувшись носом в стекло, — мы к Артуру Уизли.
Манекен кивнул и кокетливо рассёк воздух топориком. Тонкс, схватив под руки Рона и Фреда, вошла в стекло. Джеймс, локоть которого был блокирован намертво вцепившейся в него Джинни, последовал за ней.
Стекло вновь оставило на коже ощущение плотного, холодного и какого-то сухого водяного тумана. Перед глазами суперагента снова раскинулся простор приёмного покоя. Волшебники и волшебницы, поражённые странными уродствами, изуродованные вышедшими из-под контроля заклинаниями и заклятые заклятыми недругами, сидели на шатких стульях и коротали время в ожидании, пока подойдёт их очередь.
Джеймс стрельнул глазами по сторонам и вскоре обнаружил портрет Дайлис, расположенный совсем рядом с проходом в отделение интенсивной терапии. Внимательный взгляд позволил выявить портреты ещё нескольких магов, изображённых также на картинах в кабинете директора «Хогвартса». Если директор мог по своему желанию давать команды изображениям и получать от них информацию, — а никаких причин предполагать обратное у Джеймса, видевшего, как Дамблдор заставил подчиниться себе даже явно антипатирующего к нему Финеаса Блэка, не было, — получается, что никто не может посетить больницу без ведома директора «Хогвартса». Приёмный покой просматривался с разных направлений, с разных уровней и с разных точек; два портрета украшали нижнюю площадку лестницы, контролируя единственный путь доступа на верхние этажи, а ещё один висел прямо за спиной регистраторши.
— Однако, — оценил ситуацию Джеймс, внезапно осознавая, насколько обширна может быть база источников информации у директора «Хогвартса». — Ведь такие же портреты висят и в Министерстве Магии, верно?
— Разумеется, — важно ответил Грюм. — Это ж самые известные маги и магички всех времён. Само собой, они должны быть на виду, чтобы проверяющие не подумали, будто в Министерстве плевать хотели на традиции.
— И они помогают Дам…
Лёгкий подзатыльник был бы почти незаметным, если бы Грюм сподобился выпустить из руки свой посох. Джеймсу пришлось напрячься, чтобы не позволить своим рефлексам перехватить руку престарелого аврора и не запихать ему этот посох в глотку.
— Не называй здесь этого имени, сынок, — прошипел Грюм уголком рта. — У стен есть уши, а у крыш — полозья. Больница подчиняется министерскому отделу здравоохранения, и местное начальство сильно не обрадуется, если мы начнём упоминать господина директора всуе.
— А зачем крышам полозья?! — не понял Рон.
— А как иначе они смогут съезжать?
— Логично.
Джеймс потёр затылок.
— Но все эти портреты… Они ведь поставляют информацию Тому-Кого-Тут-Нельзя-Называть?
— Это старое, старое заклинание, его ещё Кандида Когтевран составила, — пояснил Аластор. — Любой волшебник, удостоившийся чести быть повешенным…
Фред хрюкнул. Аврор исправился:
— Любой портрет, удостоившийся чести быть повешенным в кабинете директора «Хогвартса», должен будет помогать нынешнему директору «Хогвартса». Понимаешь, малец, в тёмные века, когда у нас не было ни науки, ни культуры, ни тёплых туалетов, «Хогвартс» представлял собой оазис цивилизации в мире мрака, лжи и подлости.
— Как христианские монастыри в средневековой Европе? — блеснул эрудицией Джеймс.
— Как что?! Неважно. Я о другом. Вот представь: вокруг сплошная тьма, мерзость и бескультурщина. Единственное, что даёт тебе хоть какую-то надежду на улучшение в будущем, это образование детей. Ты вкладываешься в это образование, рассчитывая, что эти дети займут ключевые посты в самоуправлении и сделают жизнь сообщества чуточку легче. Для того, чтобы они заняли ключевые посты, тебе просто необходимо быть в курсе того, что сейчас творится в обществе. Поэтому ты берёшь портреты известных личностей и ставишь их на службу общественным интересам. Ради общего блага.
Джеймс почесал затылок.
— Но кто определяет, какое действие будет на благо общества, а какое нет?
— Ну, это очень просто, малец. Любое действие, совершаемое ради детей, которые будут возглавлять общество, является действием на благо общества.
Суперагент прикинул последовательность:
— То есть действия, направленные на облегчение жизни детей, которые возглавят общество, считаются безусловно полезными. А дети возглавят общество именно благодаря этим действиям. Аластор, это только мне кажется, что у вас в аргументации самоподдерживающаяся циклическая зависимость образовалась?
Грюм посуровел:
— Мало вас порют, распустились, школоло… Умные больно!..
Продолжение тирады Джеймс пропустил мимо ушей, предпочтя уделить пристальное внимание подбежавшей к ним молоденькой целительнице в жёлтом халате:
— Имя и фамилия пострадавшего?
— Артур Уизли, — споро ответила Тонкс.
— Причина обращения?
— Укус ядовитой рептилии.
— Не пойдёт, у нас уже один такой есть, — с искренним сожалением ответила целительница, перелистнув несколько страниц в своём блокноте. — Поступил этой ночью. Вы опоздали!
— Не понял? — Грюм поднял бровь над волшебным глазом.
— Вот, смотрите сами, — целительница показала ему блокнот. — Артур Уизли, 45 лет, волосы рыжие, глаза голубые, множественные укусы, причина, предположительно, — ядовитая змея, интоксикация, кровопотеря, травмы… У вашего Уизли какие волосы?
— Рыжие, — ответила слегка ошарашенная Тонкс.
— Тем более, — фыркнула целительница. — Может, у вас есть Арчибальд? Или Эдгар? Эдгар даже лучше, мы тогда набрали бы целых семь очков и обставили бы сразу и отдел малефицистической[242] дерматологии, и клинику удаления лишних конечностей. Или, скажем, кто-нибудь черноволосый и зеленоглазый, но обязательно со шрамом от темномагического проклятия и одновременно с проникающим ранением брюшной полости. Это, конечно, только три очка, но всё же…
Глаза целительницы остановились на Джеймсе Бонде, и тот поспешно пригладил чёлку, прикрывающую то место, где у него когда-то был шрам.
— Но мы по поводу Артура Уизли… — терпеливо повторила Тонкс.
— Сожалею, — развела руками девушка, — ничем не могу помочь. У нас уже есть один Артур Уизли, ещё один такой же нам совершенно ничем не поможет. Просто так займёт место, не принесёт ни одного очка, и из-за него мы можем лишиться выигрыша, если звёзды всё-таки решат послать нам зеленоглазого брюнета Эдгара со шрамом и ранением.
— А Гарри вместо Эдгара не подойдёт? — мстительно спросила Джинни, всё ещё дующаяся на Бонда за то, что он предпочёл ей Гермиону прошлой ночью. — Шрам в наличии, а проникающее ранение я обеспечу, я сегодня на каблуках.
Целительница безошибочно нацелилась на Бонда:
— Это же Гарри Поттер, верно?! Шрам, шрам… Глаза зелёные, волосы чёрные… — Девушка достала из кармана жёлтого халата счёты и начала лихорадочно щёлкать костяшками. — Двадцать процентов надбавки за знаменитость… Минус три балла за несовершеннолетнего… Но с учётом надбавки за то, что Гарри — это почти Эдгар… Подходит. Договорились, мисс. Мистер Поттер, следуйте за мной.
— Эй! — обеспокоился Джеймс. — Я не хочу никаких проникающих ранений!
— Это понятно и вполне объяснимо, — щебетала целительница, вцепившись в Бонда мёртвой хваткой. — Не думаете же вы, что мистер Уизли был рад подвергнуться нападению ядовитой змеи?
— Кстати, о мистере Уизли, — вступила в беседу Тонкс. — Мы приехали не сдавать вам ещё одного, а навестить этого.
Целительница на секунду запнулась.
— Наве… А, всего лишь?! Что ж вы сразу не сказали! Он на втором этаже, вторая дверь справа, палата Дай Налапу Луэллин.
— Спасибо! — Грюм повернулся к целительнице спиной, проигнорировав прозрачный намёк и протянутую ладонью вверх руку.
— Я с ними! — уведомил целительницу Бонд.
— А как же наш договор? — опустила руку она. — Обманщики! Вы обещали мне! Вы подставляете весь наш отдел!
— Ваш отдел переживёт! — твёрдо ответил суперагент, направляясь к лестнице. — А насчёт меня я не уверен. Вдруг ваш морг захочет заработать на мне дополнительные баллы?
Они поднялись по лестнице, прошли через двойную дверь, затем двинулись по узкому коридору, увешанному портретами знаменитых целителей и освещённому хрустальными шарами, полными свеч и плававшими под потолком наподобие гигантских мыльных пузырей. Из дверей по сторонам выходили и входили в палаты волшебники и волшебницы в халатах вырвиглазных цветов. Из-под одной двери потёк жёлтый, дурно пахнущий газ; время от времени откуда-то доносилось приглушенное подвывание и стоны, заставившие Рона покраснеть, а Джинни бросить долгий оценивающий взгляд на Джеймса. Они вошли в отделение для раненых магическими существами. На второй двери справа была табличка: «Опасно. Палата Дай Луэллин, серьёзные укусы». Под ней карточка в латунном держателе, и на карточке от руки надпись: «Дежурный целитель Гиппократ Сметвик. Целитель-стажёр Август Сепсис».
— Говорящие имена, — перекосило Джеймса. — Целитель-стажёр «заражение». У вас в магическом мире принято так коверкать судьбы собственным детям?
— У нас в магическом мире родители часто дают детям имя, исходя из соображений благозвучия, — хохотнул Грюм. — Правда, Нимфадора?
— Не смей называть меня Нимфадорой!!! — зашипела девушка. — Молли, мы подождём снаружи. Тебе ведь ни к чему лишние свидетели, да? А я пока объясню мистеру Грюму кое-что о правилах вежливости. Целителей тут полно, так что, обещаю, он почти не пострадает.
Грозный Глаз воинственно буркнул и прислонился спиной к стене коридора, вращая волшебным глазом во все стороны. Джеймс тоже попятился, но миссис Уизли поймала его и втолкнула в дверь со словами:
— Не глупи, Гарри. Искусанный, сочащийся смертельно опасным нервно-паралитическим ядом Артур наверняка захочет тебя благодарно обнять.
Палата была маленькая и невзрачная, с одним узким окошком наверху в стене напротив двери. Больше света давала гроздь хрустальных шаров под потолком в центре. Стены в дубовых панелях, на одной — портрет довольно свирепого волшебника с подписью: «Уркхарт Ракплуг, изобретатель Кишечно-опорожнительного заклятия».
Тут было всего трое больных. Мистер Уизли занимал койку в дальнем конце, возле окошка. Бонд с облегчением увидел, что он полусидит, опершись на несколько подушек, и читает «Ежедневный пророк» под единственным лучом солнечного света, падавшим как раз на его кровать. Он оторвался от газеты и, увидев, кто к нему идёт, весело заулыбался.
— Привет! — сказал он, отбросив газету. — Молли, Билл только что ушёл, но обещал заглянуть к вам попозже.
— Ну, как ты, Артур? — Миссис Уизли наклонилась, взяла его лицо в ладони и поцеловала тыльные стороны своих ладошек. Со стороны могло показаться, будто она целует мужа в щеки. Сам Артур Уизли, пребывая под действием целого сонма транквилизаторов, ничего не заметил. — Вид у тебя ещё неважный.
— О, я отлично себя чувствую! — бодро ответил он и медленно повалился на бок. К счастью, он успел протянуть здоровую руку, чтобы обнять Джинни и удержаться от падения. — Если бы сняли повязки, я бы домой пошёл.
— А почему не снимают? — спросил Фред.
— Когда снимают, кровь идёт со страшной силой, — весело объяснил мистер Уизли. — Целые фонтаны, представляете? Так и брызжет, чертовка! — Артур хихикнул и протянул руку за волшебной палочкой, лежавшей на тумбочке. Он взмахнул ею, и появилось шесть стульев. — Видимо, в зубах у этой змеи был довольно необычный яд, — не даёт закрыться ранам. Но они уверены, что найдут противоядие, а пока что велят каждый час принимать крововосполняющее зелье.
