Когда на Земле стало тесно

* * *

Весна 1707 года выдалась для кокни (кокни — пренебрежительно-насмешливое прозвище уроженцев Лондона) трудно и голодно, впрочем как и все годы после высадки злобных frogs (frogs — 'лягушки', обидное прозвище французов за то, что они лягушачьи лапки едят.) Но весной по крайней мере не замерзала вода в кружке в подвале небольшого двухэтажного здания на улице Карнаби-стрит да и с пропитанием как-то полегче. Давным-давно, еще до войны в доме жило преуспевающее семейство мясников. Потом они то ли погибли, то ли сбежали, но после того как родители Мэйсона и обе старшие сестры погибли от рук frogs, он занял этот дом. Ну как дом, скорее его остатки, верхний этаж наполовину сгорел, зато на первом этаже и в подвале нашлось много ценного, что помогло ему выжить в первый год, самый трудный. К тому же подвал был оснащен отнорком. И дым от разведенного в подвале рассеивает и, дополнительный путь, чтобы сбежать если не дай бог патруль проклятых frogs захочет покопаться в развалинах. С тех пор не было никого кто мог пригреть и приласкать его, но Мэйсон жил и не тужил. Он был ловок и никогда не унывал, наверное это и помогло ему остаться в живых.

Бледный и болезненный мальчик, одетый в черт его знает где подобранные длинные мужские штаны и женскую кофту, осторожно прошел по скрипучим, покрытым остатками стекла, листьями, птичьими и крысиными экскрементами и еще черт знает каким мусором полу и выглянул из дверного проема. Горизонт алел, но свет солнца едва проникал через плотный лондонский туман, милосердно скрывая от глаз то, во что превратился могущественный город, один из самых больших на Земле. Лондон угрюмо скалился черными, закопченными развалинами зданий, словно гнилыми зубами; ветер и непогода занесли мусором и так не слишком чистые улицы столицы Британии — скелеты животных, листья и разнообразный мусор; ветер донес едва слышный запах гари и сладковатый — разлагающихся трупов. Их давно уже никто не убирал. Мальчик вышел на улицу и на миг оглянулся на свое давнее пристанище. Вздохнув, словно прощаясь, закинул за плечо кожаную сумку с немудреными пожитками и решительным шагом двинулся к центру города, где в немногих уцелевших зданиях квартировались королевские жандармы. Как бы не повернулась дальнейшая судьба, сюда, к останкам дома, помогшему ему выжить, он больше не вернеться, по крайней мере в ближайшее время.

На окраине развалины представляли жалкое и трагическое зрелище: закопченные остовы каменных домов всматривались мрачными провалами окон, выломанные ворота лежали рядом, разрушенные мастерские и торговые лавки, на грязной булыжной мостовой — брошенная и уже сгнившая домашняя утварь. Здесь похозяйничали французы и мародеры, забирали самое ценное, а остальное ломали или сжигали. Мальчик равнодушно шел дальше, он давно уже привык к новому облику Лондона и вид разрушенного города не трогал его душу. Основные сражения 1706 года за город прошли на окраинах и, по мере приближения к центру города, непострадавших зданий становилось все больше а улицы все чище. Появились первые признаки человеческого присутствия. На башне Биг-Бена, чудом уцелевшей в ожесточенных боях за Лондон, пробило шесть часов, над некоторыми уцелевшими крышами вился плотный угольный дым.

— Стоять малец! — прорычали на плохом английском, ты куда? — из переулка вышли пятеро французских солдат. Несмотря на то, что Лондон уже давно был в руках захватчиков, до сих пор случалось что одиночные бойцы пропадали безвестно и французы не рисковали передвигаться по город по одиночке.

Мэйсон остановился и поправил рукой сумку, вооруженные солдаты обступили подростка.

— Сэр, я работаю на кухне роты господина Лонгвили, — мальчишка поморгал тускло-синими глазами, — Пропустите меня пожалуйста, если я опоздаю, меня накажут.

— Это которого господина Лонгвили? — спросил один из французов, судя по почтению, с которым относились к нему другие солдаты, старший, и впился взглядом в лицо паренька, — королевских мушкетеров?

Мальчишка протестующе махнул рукой:

— Вы ошиблись сэр! Рота господина Лонгвили это не королевские мушкетеры а жандармы!

Главный среди французов отрывисто похохотал, потом круто оборвал смех и почесал грубой ладонью с траурной каемкой под ногтями кончик внушительного носа, корабельным форштевнем возвышающегося над щегольскими усиками.

— А в сумке что? Показывай! Может у тебя там нож! — француз многозначительно посмотрел на товарищей, — В роте господина Аркура солдат снял британскую шлюху и только его и видели, нашли через три дня с распоротым брюхом!

Сердце в груди Мэйсона заколотилось в два раза чаще, но даже жилка не дрогнула на лице мальчика. Жизнь успела преподать ему жестокие уроки и научить выдержке. Один из солдат, с длинным 'лошадиным' лицом с красным носом, выдававшем большого любителя пропустить стаканчик вина, беззвучно затрясся в хохоте.

— Мсье Габен, вы случаем не перепутали? Это пацан а не девка, надеюсь здесь нет мужеловцев?

Старший француз злобно сверкнул на подчиненного сузившимися глазками, зачем-то опять потрогал кончик носа.

— Опять мелешь языком как помелом! Хочешь отправиться под арест?

— Извините мсье.

— То-то же! — Габон повернулся к ссутулившемуся от холодного ветра, худая одежонка почти не держала тепло, мальчику и требовательно протянул руку. Когда Мэйсон передал сумку, француз перевернул ее над мостовой, с негромким шелестом на камни упала засаленная и грязная одежда, помятая тарелка, кружка с ложкой, завязанный в чистую тряпицу обмылок и другие немудреные пожитки. Француз с брезгливым видом поворошил кучу, ничего не найдя, поднял голову. Маленькие злобные глазки подозрительно прищурились:

— Ты свое имущество постоянно с собой носишь или куда собрался?

— Сэр! Знаете сколько в городе воров развелось? Чтобы тебя не обворовали, приходится все носить с собой.

Француз едва не скрипнул зубами, пнув напоследок кучу на мостовой, махнул подчиненным рукой — дескать за мной и направился обратно, на место засады. Мальчик облегченно выпустил воздух меж стиснутых зубов. 'Fool! (придурок) Слава богу frogs не стали проверять карманы!'

До вечера мальчик хлопотал по хозяйству: таскал в деревянном ведре в полевые кухни воду, колол дрова, перерезал целую гору моркови и капусты и с каждым часом все больше мрачнел. Остаться без присмотра рядом с котлами, в которых варилась еда для солдат роты господина Лонгвили не получалось. Каждый раз поблизости торчали повара или наряженные на кухню солдаты. Лишь перед ужином мальчик остался возле котла один. Он опасливо огляделся, вытер о штаны ладони и, осторожно снял с котла крышку. Вода уже кипела, по поверхности плавали и белые полукольца лука и разваренные кусочки рыбы. На тонких губах заиграла мстительная улыбка. Кто-то скажет что это подло? А ему плевать! Черты лица Мэйсона стали резче губы побледнели и сжались в тонкую линию. Он словно в единый миг перешагнув пору отрочества стал взрослым. Перед его мысленным взором промелькнули картины: на полу лежат заколотые штыками родители, в другой комнате старшие сестры: малышка Дженни и всегда уравновешенная Джилл. Сестренки лежат бездыханные в луже крови, сквозь разорванные в клочья остатки юбок бесстыдно просвечивает тело. Их вначале обесчестили, потом тоже закололи... В глазах мальчишки заплясало пламя. Вытащенный из кармана порошок тонкой струйкой посыпался в кипяток, потом крышка аккуратно накрыла варево. А еще через десять минут мальчишка шел по с каждой минутой темнеющим и безлюдным улицам города на север. Там, всего в паре дней пути от Лондона, в окрестностях города Сент-Олбанс с прошлой осени располагался лагерь английской армии, там находился человек, давший возможность свершиться мщению. Он просил сведения об армии проклятых frogs. Он их получит.

Британская разведка заслуженно считалась одной из старейших и сильнейших в Европе. Против захватчиков действовала целая сеть добровольных и платных информаторов. В самом ее центре, словно паук в паутине засел неприметный человечек средних лет и такой же средней внешности, откликавшийся на имя мистер Биддеру — он руководил разведкой и контрразведкой в армии самого успешного британского генерала Джона Черчилль, герцога Мальборо. Ежедневно до глубокой ночи в своей палатке он сопоставлял и анализировал донесения агентов о положении засевшей в Лондоне франко-испанской армии, и наконец перед ним открылась ясная картина. Вечером, после ужина, Биддеру поспешил на доклад к командующему. На следующий день утренняя заря только начала окрашивать сумрачные английские пейзажи, холмы и долины, кое-где все еще украшенные остатками когда-то бесконечных лесов, некогда покрывавших эту землю, как в лагере началось шевеление. Дымились костры, ржали кони, со всех сторон доносился однообразный топот тысяч ног, но все заглушали людские голоса: радостные, недовольные, злые и веселые. Прошел еще час и случилось то, чего страстно желала вся армия, о чем грезила, но против чего выступало благоразумие генералов. Южные ворота лагеря открылись и по старой лондонской дороге, размякшей после вчерашнего дождя потянулись бесконечные колонны пехоты, длинные жала граненых штыков угрожающе блестели в лучах скупого на солнце весеннего южноанглийского солнца. В сердцах британцев: от солдата до генерала, пылало желание мести подлым захватчикам. За ними — рысила грозная английская конница — 3, 5 тыс. всадников, скакали артиллерийские упряжки по шесть коней — пушки и двуконные зарядные ящики и новинки нынешней войны — неторопливо позли по дороге, выбрасывая в переполненное влагой небо черные, гнущиеся на ветру дымные столбы, самодвижущиеся стальные повозки. 15 тысяч пехоты, вооруженной в основном винтовками, прототипом которым послужили винтовки Холла обр. 1819 г. в кремневой модификации, но главной силой армии были не они а артиллерия: тяжелая — 5 стальных 10 дюймовых орудий по типу колумбиад 1840 г и 45 — 4-фунт. (87-мм) полевых орудий и сорок самодвижущихся повозок, оснащенных многоствольными орудиями.

На горизонте мелькали крохотные фигуры всадников — французских гусар. Их комплектовали из человеческого отребья: венгров, не ужившихся с новым королем Венгрии Ференцем II Ракоци и разноплеменных наемников, но дело свое они знали туго. Не доводя дело до столкновений с прикрывавшей авангард английской легкой кавалерией, они откатывались на юг, впрочем донесение о выходе англичан из укрепленного лагеря в Сент-Олбанс, отправилось в Лондон еще утром. Французы, под командованием несомненно талантливого и удачливого полководца — маршала Виллара, выдвинулись навстречу и заняли оборонительную позицию в полулье от пригородов Лондона, перекрыв дорогу, ведущую в Сент-Олбанс.

Мистер Биддер походатайствовал перед Уильямом Крейвеном, 2-м бароном Крейвен командиром знаменитого пехотного полка Колдстрима и Мэйсона взяли работать на кухню. Работящий и всегда веселый мальчишка сразу пришелся поварам по сердцу. Лагерь английской армии еще спал, а он уже носил воду и уголь, так же с шутками и прибаутками брался за любое задание поваров. В тот вечер, когда путь английским полкам преградила франко-испанская армия мальчишка как обычно помогал на кухне и, когда он лег спать, в лагере бодрствовали лишь часовые.

Утром его разбудил старший повар.

— Вставай мальчик! — просипел он тихим и так не соответствующим его гигантской фигуре голосом, толкая Мэйсона в плечо. Говорили, что странным голосом он был обязан осколку, пробившему шею. То, что после такого ранения, безусловно смертельного для любого другого, он выжил ничем иным кроме попустительства божьего, объяснить было невозможно. Солнце, огромное и красное еще не до конца поднялось над затянутым мутно-белой полосой тумана горизонтом, обдавая небо кроваво-красными лучами.

— Небо то какое, — проворчал старый солдат, — видать немало сегодня кровушки прольется.

Между тем лагерь поднимался. Ржали кони, слышался лязг оружия и тревожные людские голоса. Солдаты торопливо жевали сухари, офицеры пили кофе, но и те и другие знали — от исхода сражения зависит судьба Британии и готовы были исполнить долг перед страной и королевой. Торопливо перекрестившись, офицеры отдавали последние приказания. Заиграли кавалерийские горны, почти половина английской кавалерии, собравшись поэскадронно, направилась куда-то на запад. К шести часам британские полки выстроились на исходных позициях. Над позициями и англичан и их врагов зависли новомодные воздушные шары с корректировщиками артиллерийского огня.

Сражение начали британцы. Мэйсон стоял на небольшом холме рядом с позицией артиллеристов, в пятидесяти ярдах от крайнего из нескольких десятков снятых с передков орудий. Позади них суетились артиллеристы. Стоящий впереди офицер взмахнул рукой. Грозно рыкнули орудия, окутываясь пороховым дымом, зло засвистели, пролетая над головами, ядра. Эхо понесло гром выстрелов над полем боя. На правом фланге вражеских позиций, где стояли испанцы, воцарился настоящий ад. Каждые несколько секунд пушки оглушительно рявкали и десятки 'мячиков' бомб летели в гости к проклятым французам. Если бы солдаты как раньше стояли на виду, то уже после первого залпа сотни людей отправились на божий суд, но тянувшаяся несколько лет война многому научила военноначальников — солдаты прятались в траншее рассекавшей поле боя и раненных и погибших было очень немного. Неприятель ответил, завязалась жаркая дуэль, во все стороны летели 'мячики' бомб и, вскоре позиции артиллеристов исчезли в плотных пороховых клубах дыма. Через полчаса огонь французов ослаб. Приложив руку к глазам наподобие козырька, мальчик наблюдал за боем. Глаза его горели от восторга. Свежий ветерок, неприятно холодивший тело, донес сухой треск барабанов.

На правом фланге ощетинившиеся штыками красномундирные батальоны (англичане упорно отказывались следовать континентальной моде одевать бойцов в невзрачные зеленые мундиры), в плотных шеренгах, двинулись вперед, вслед за тонкой линией застрельщиков и неторопливо ползущими по раскисшей после вчерашнего дождя земле самодвижущимися стальными повозками. План генерала Джона Черчилля был таков: сокрушить правый фланг и оттуда опираясь на успех атаковать центр вражеских сил. Испанцы — их пехотные роты обороняли фланг вражеского войска, встретили приближающиеся беглым шагом батальоны частым ружейным огнем. Траншею заволокло плотным пороховым дымом, но стрельба не принесла англичанам большого урона — из строя выпадали только отдельные бойцы. Сама английская природа выступала за своих сынов — колючий ветер с севера бил захватчиков в лицо, мешал целится, зато помогал британцам, подталкивая в спины. Увязая в раскисшей после вчерашнего дождя земле, они упорно двигались к перекрывавшей дорогу траншее. Наконец противники сблизились настолько, что полетели гранаты.

Десятки взрывов, тонкий свист осколков и камней.

Едва затихло эхо, прозвучали приказы: вперед! Остановка смерти подобна. Противник очухается и, в чистом поле, где негде спрятаться, перестреляет. Огромная масса людей с криком, превращающимся в страшный, утробный, звериный звук: 'А-А-А!!!', разносящийся по всему полю битвы, изо всех сил рванула вперед. Озверевшие люди хотели только одного — мстить! Скорее добежать до вражеской траншеи и вонзить граненый штык в грудь врага. Отомстить за все: за разрушенные города и деревни, за погибших приятелей, за страх, липкой испариной холодивший спину перед атакой.