Когда на Земле стало тесно

Новый состав Дивана под руководством нового великого визиря Девширме Юнус-пашы, по происхождению албанца, уменьшил налоги на стамбульцев, что толпа приняла с ликованием. Труднее было набрать кисеты (кожаные мешки) с полагавшимся янычарам жалованием. Только на пятый день под охраной до зубов вооруженных воинов билек (личной гвардии султана) Диван направил в янычарские орты (роты) арбы с кисетами (кожаные мешки) полными серебряными акче и штуками салоникского сукна — всю накопленную предыдущим султаном задолженность.

На следующий день янычарские орты зашагали, наводя порядок, по узким улицам Стамбула. Янычары были не только лучшими воинами османов, но и выполняли полицейские функции. К этому времени христианские и иудейские погромы затихли, а глава бунтовщиков — Мехмеда эфенди, таинственно погиб в собственном доме. Лишившись лидера, восстание потихоньку затихло, а оставшиеся христиане начали хоронить жертв погрома. Молчаливые процессии потянулись на окраины города и кладбища украсились тысячами новых могил, а Стамбул лишился десятков тысяч ремесленников, купцов и мореходов неправильных национальностей.

А еще через месяц безлунной ночью исчезло русское посольство в Стамбуле и все выжившие в погроме купцы, спрятавшиеся в посольстве или в греческом квартале Фанар. Утром в опустевшее, с распахнутыми дверьми, здание миссии вошел янычарский патруль и забил тревогу, но известие о таинственной пропаже русских дошло до Дивана лишь к обеду, вызвав там переполох. О страшном поражении, нанесенном владыкой северных земель Блистательной Порте совсем недавно, там помнили. Поиски проклятых гяуров ни к чему не привели, мало того, ни одного их корабля не оказалось в пределах досягаемости флота османов.

Все разъяснилось на следующий день, когда с утра в Топкапы приехала карета с Александром Маврокордато — из греческих фанариотов. До стамбульского восстания туркам не приходилось сомневаться в верности человека, которого сам султан за особые заслуги возвел в княжеское достоинство, но после резни христиан и вооруженного сопротивления греков, он был под подозрением. Грек заявил, что у него важное послание от русского царя. Северный гяур потребовал от султана компенсации за погибших во время восстания русских купцов и выдачи ему для свершения правосудия зачинщиков и тайных покровителей бунта. В противном случае дерзкий угрожал войной.

Поднялся шум. Не нашлось ни одного визиря кого бы не возмутил дерзновенный и только слабая надежда решить дело миром помешала немедленно усадить грека на намазанный бараньим жиром острый кол.

— В таком случае русский государь император Петр первый повелел мне объявить Блистательной Порте войну, — грек коротко поклонился и покинул ошалевших от такой наглости турок и вышел.

Нахлестывая лошадей, посланные в погоню янычары скакали по плоским кирпичным лестницам Стамбула, мимо шумных уличных торговцев и голых ребятишек и едва не захватили грека, когда натолкнулись на засаду. С чердака дома, за который свернула карета Маврокордато, затрещали выстрелы. Они были столь часты, что знающие люди немедленно вспомнили о страшных ружьях шайтановых отродий из Мастерграда, стрелявших очень часто и очень далеко. В результате лишь треть янычар сумела вернуться во дворец, а Маврокордато и дерзнувшие напасть на султанских солдат в самом сердце Османской империи, бесследно растворились среди трущоб, узких улочек, шумных кофеен и публичных домов Галаты (стамбульский квартал).

В тот же день из Стамбула поскакали гонцы. Формировалось две армии, одна, меньшая в Абхазии, для действий против русского Предкавказья с выходом к Азову, а потом и к Астрахани и вторая, большая в Валахии и Богдании (раннетурецкое название Молдавии) для действий против южнорусских земель. Военные действия предполагалось начать не скоро, только когда весеннее солнце высушит непролазную грязь дорог, а зимой предполагалось ограничится рейдами на вражескую землю легкой кавалерии.

Война была неизбежна. Россия и Мастерград отчаянно нуждались в гарантиях свободного пропуска торговых судов через узину Босфора, мирный договор с Османской империей, заключенной силой оружий турки могли расторгнуть в любой удобный для себя момент. С другой стороны, ликвидация гнезда людоловов у границ Новороссии — Крыма, включение христианских народов Балкан, Кавказа и Западной Азии в орбиту влияния России и, получение там военных баз и портов, было в интересах растущих промышленностей Российской империи и Мастерграда. Свои резоны для войны были и у турок. В результате укрепления русского государства на границах Кавказа в районе рек Дон и Волга, проходящие севернее Каспийского моря торговые пути и маршруты мусульманского паломничества, связывающие Центральную Азию с Крымом и Анатолией, были нарушены, что стало первым шагом к потере османского влияния в этом стратегическом регионе. В этом османские правители увидели дальнейшую угрозу захвата территории своих кавказских и крымских владений.

О том, что Диван, как и рассчитывал император, отвергнет ультиматум, Петр знал в тот же день. Сообщение об этом, преданное по длинной цепи радиостанций прошло расстояние от турецкого Галата до Петрограда за считанные часы и в тот же вечер император подписал указ о 'Зверствах турецких над христианами и объявлении им войны'. Через пару дней в дальний путь на юг первыми отправились гвардейские полки с приданной техникой и обозами, за ними в путь отправились остальные полки. По свежепостроенной: двухпутной на мощной, широкой насыпи с большими габаритными допусками, железной дороге помчались закупленные в Мастерграда эшелоны. Через Киев до Одессы, часть в Азов. Ехали весело, свесив ноги из открытых дверей, горланя песни, втихомолку немного выпивая и закусывая. Императора Римской империи побили, что им какой-то турок? И их бивали!

* * *

После долгой и холодной зимы 1710, когда лед в очередной раз сковал Азовское море вплоть до Таврического (Керченского) пролива, весна наступила поздно, но сразу стало тепло. Уже в конце апреля пустынную равнину Предкавказья, которую только начал осваивать русский плуг и от одной деревне до другой можно было идти днями, обрушился палящий зной. По дальнему краю степи заходили дразнящие миражи. Закружили в горячем небе стервятники. Земля как-то разом просохла, зазеленела, обещая в считанные дни покрыться высокой травой, укрывавшей человека по плечи.

Казачий Дон и окрестности русского форпоста в Предкавказье — Азова, куда поселили бывших запорожцев, восстали разом. Причин восстания было много. Это и конфликты между казаками и колонистами — крестьянами и получающими в бывшем Диком Поле наделы офицерами и недовольство бывших сечевиков переселением на неспокойную границу с Кавказом, но, безусловно, главным было недовольство царским запретом вести прежнюю, вольную и грабительскую жизнь. Безнаказанно ходить 'за зипунами' и грабить иноверцев, впрочем, если попадался под руку православный и его тоже грабили, разница была в том, что православных как правило отпускали живыми. У предводителя восстания казачьего атамана Булавина оказалось неожиданно много золота для подкупа казачьей верхушки, а когда с территории Турции на Дон прорвался тысячный отряд присягнувших турецкому султану казаков-изменников, восстание начало стремительно разрастаться. Русские воинские подразделения в Предкавказье, состоявшие в основном из казачьих подразделений, большая их часть к маю перешла на сторону восставших, нескольких рот внутренней стражи и воинских гарнизонов Азова и Астрахани и еще нескольких гарнизонов поменьше, оказались в сложном положении. Дальнейшее расширение восстания грозило полностью изолировать и их, и только собираемую для действий на Кавказе армию от центральных регионов России. Прекрасно понимая важность перекрытия путей снабжения армии, казаки с самого начала ударили по железной дороге. Больше десятка километров путей в районе Таганрога разобрали, а чтобы противодействовать попыткам отремонтировать пути, казаки соорудили там земляную крепостицу. Руководство кавказской армии встало перед сложным выбором. Противодействовать попыткам турок 'пощипать' русский тыл атаками иррегулярной конницы или атаковать неплохо вооруженных мятежников.

Попытки царского правительства подавить бунт в зародыше оказались безуспешными. Посланный из Азова двухтысячный отряд под командованием подполковника Алфимова был разгромлен в ожесточенном ночном бою. Предводитель царских сил оказался слишком самонадеян и не учел отличное вооружение восставших и их склонность к нестандартным действиям. Большая часть небольшого отряда была уничтожена, сам подполковник с частью офицеров захвачены казаками в плен, а потом убиты. На этом особенно настаивали пришедшие с турецкой территории казаки и наемники, отлично знавшие русский, хорошо подготовленные, но явно не русские по происхождению. Получив в качестве трофеев новейшее вооружение русской армии, восстание разрасталось, захватывало новые территории, словно безумный степной пожар.

К маю 1710 года Юг России застыл в ужасе, называемым казачьим восстанием. Кровавый бунт охватил значительную часть территории Всевеликого войска Донского: Козловский, Тамбовский, Верхнеломовский и Нижнеломовский уезды, распространился на территорию Слобожанщины и Поволжья. Были захвачены городки Бахмут, Боровский, Краснянский, Новый Айдар, Рай Городок. Приверженцы царя бежали в центральную Россию и Новороссию или забивались по темным углам. Разросшаяся до десяти тысяч человек армия мятежного атамана двинулось на столицу казачьих земель город Черкасск. Второго мая в сражении под его стенами она наголову разбило объединенный отряд войскового атамана Максимова из верных Петру казаков и солдат гарнизона и захватила город, ставший столицей восставших. Самого Булавина на казачьем сходу торжественно провозгласили новым войсковым атаманом, прежний был казнен. Оттуда Булавин написал письмо тайши (повелителю) калмыков хану Аюке, где после славословий пообещал ему новые земли и полную независимость от России. У хана оказались собственные причины для присоединения к восстанию, калмыки были недовольны увеличением влияния России в нижнем Поволжье и усилением контроля над ранее почти независимым ханством. В середине мая армия Булавина выступила в поход на восток, в сторону Астрахани. Приблизительно посредине пути она соединилась с десятитысячным отрядом союзников — калмыков став вдвое многочисленнее. Утром 27 мая армия бунтовщиков показалась ввиду городских стен каменной астраханской крепости. Расположенная на холме, с двух сторон защищенного реками Волга и Кутум, а с третьей — труднопроходимыми топями, крепость Астрахань была крепким орешком. Появление мятежников у стен города представляло опасность не только для хроноаборигенов, но и для мастерградцев. В городе проживала небольшая колония переселенцев из будущего, занимавшихся обслуживанием и контролем грузопотока древнего торгового пути по Волге и дальше в прикаспийские страны и Индийский океан. В то же утро радиотелеграмма с призывом о помощи ушла в Мастерград.

Крепость пришла в смятение. Тыловой гарнизон никак не рассчитывал оказаться на пути врага. Всюду ропот, недовольство и слезы. Всех мужчин, способных держать оружие, погнали на защиту крепости. Сержанты и офицеры расквартированных в городе рот выгнали из казарм всех, и молодых и, старых, поставили под ружье. Вскоре за двурогими зубцами 'ласточкин хвост', укрылись стрелки, в специальных нишах с внутренней стороны стены канониры с бомбардирами изготовили тяжелые и средние орудия, замерли в мучительном ожидании. Дымок от фитилей поднимался над стенами и смешивался с дымом кипящей в чанах смолы. Через специальные отверстия в стене — варницы, ее будут лить на штурмующего врага. Через час все было готово к отражению приступа, но казачье-калмыцкая армия и не думала идти на штурм. С немалым облегчением осажденные наблюдали, как бунтовщики мирно готовили два лагеря, правда калмыцкие патрули перекрыли окрестности города столь плотно, что и мышь не проскочит. До вечера гарнизон и ополченцы провели на стенах и, только когда в станах осаждающих загорелись первые костры, оставив часовых, они отправились на отдых.

Среди ночи в крепости одновременно полыхнуло в разных местах пламя, так дружно и одновременно, что это не могло быть случайностью. И тут же взнялось, закрутилось, пожирая хорошо просушенное дерево. Южнорусская степь с апреля изнемогала от жары и солнце успело изрядно просушить все, что только могло гореть.

— Ги! Ги! Ги! — радуясь и гикая заплясали калмыки, им вторили седоусые казаки, — Славно запылало, молодец атаман!

В крепостной церкви забили сполох, звонкими ударами заглушая треск огня, грохот рушащихся построек и людские крики. Собирая солдат на стене, рассыпалась мерная дробь барабана. Гарнизонные солдаты и ополченцы — защитники крепости, таращили на пожар глаза, в смятенье крестились, вопили в отчаянье.

— Горим, горим!

Часть защитников города, прежде всего семейные и ополченцы ринулись со стен, спасать семьи и добро, а иные и вовсе не откликнулись на призыв к обороне, предпочтя беспокоиться о себе. В крепости шум, гам, дым и треск огня. Отсветы его выхватывают из тьмы апокалипсическую картину. Бабы, солдатки, малые ребята, переругиваясь и крича: 'Давай воды! Давай воды!', выволакивают из горящих жилищ на улицу немудреный скарб, со слезами на глазах гонят со дворов скот, бегут с ведрами к колодцам за водой. Дурным голосом мычат коровы, испуганно блеют овцы, скачут, как угорелые и визжат свиньи. А набатный колокол звенит все гулче, все отчаянней и страшнее. Пожар разгулялся в крепости не на шутку.

Густым, едким дымом заволокло и стены, за пару метров все расплывалось в едкой полутьме. Огонь накалил и так не успевший остыть после жаркого дня воздух до совершенно нетерпимого. Солдаты пятились от огня, срывали куртки, кутая в них голову, и пятились, пятились...

Неожиданно, казалось, под самыми крепостными стенами послышался громкий крик:

— На штурм!.. На слом!..

— На слом! На слом!.. — загремели в ответ сотни и тысячи свирепых голосов, им дружно вторили на калмыцком.

— Пали! Пали! — кричали, надрываясь страшными, лающими голосами офицеры и сержанты.

Вниз ударил залп, пушки что было силы выплюнули сквозь дым и огонь визжащую картечь.

Снизу, следом, крики, стоны, страшная брань. В ответ вразнобой ударил ответный залп. Несколько солдат исчезли за зубцами крепости, остальные торопливо перезаряжали оружие.

В районе почерневших от огня, дымящихся крепостных ворот изнутри крепости выстрелили раз другой, третий, потом выстрелы зачастили, слишком часто для неторопливого оружия восемнадцатого века, дикие крики смешались с хрипами умирающих. Комендант крепости князь Троекуров побледнел. Враг уже внутри! Как? Как, он смог проникнуть незаметно? И почему так часто стреляют? Такую скорострельность могло развить только оружие мастерградцев! Но... они же на нашей стороне! Тогда кто это? Но растерянность длилась недолго, князь приказал тащить к воротам орудие, а сам возглавил полуроту сикурсу (подкрепление). Любыми путями остановить бунтовщиков, не дать открыть ворота. Но было уже поздно, десяток человек в мундирах русских солдат распахнули ворота настежь, сотня за сотней торжествующие казаки и калмыки, пешие и конные врывались в бесстыдно обнаженное мягкое подбрюшье крепости. На узких, перегороженных наскоро сооруженными баррикадами улицах, закипел ожесточенный бой, где сабельный звон и божба смешивались с разрывами гранат, ружейными выстрелами и грохотанием пулемета мастерградцев. Дело решили захваченные булавинцами паромобили. Автомобили, подъехав на минимальное расстояние к баррикаде, одним-двумя выстрелами орудия сметали ее, в образовавшийся проход влетали конные казаки и калмыки.