Когда на Земле стало тесно

Пожевав блеклыми губами, аристократ оперся локтями на письменный стол, пронзительный взгляд выцветших глаз застыл на лице сидящего перед ним с лихорадочно пылающими щеками, но упрямо стиснутыми челюстями человека.

— Мой мальчик, позволь старику называть тебя так, а позволь узнать с чем связано столь неожиданное решение? Насколько я понимаю, у тебя есть все что может пожелать человек твоего происхождения, ты уже коммодор, не за горами и адмиральское звание. По-моему неплохая карьера для бедного валлийского дворянина. Так в чем же дело?

— Сэр, — все столь же горячо ответил валлиец, — вы знаете я католик, но выполнял все приказы и распоряжения короля и его слуг пока Англия была в опасности. Ныне, когда ей ничего не угрожает, я прошу об отставке! — моряк вытащил из сумки на боку исписанную неровным почерком бумагу и положил ее на стол перед лордом.

Любезная улыбка, словно маска, застыла на морщинистом лице вельможи, только очень опытный взгляд мог увидеть некоторую ее натянутость, но моряк, привыкший больше общаться с такими же как сам морскими офицерами и моряками ничего не заметил.

— Хорошо, но позволь узнать не связано ли твое неожиданное желание, — произнес лорд, не притрагиваясь к документу, — не связано ли оно с тем, что ты командовал некем черным кораблем, так и не зашедшим в порт Дувра?

— Да, сэр, воспоминание о том, что я виновен в ужасной гибели стольких людей... вы знаете, сэр, мне часто снятся они, дети, женщины...

Договорить он не успел, ладонь лорда, немыслимое дело, слегка стукнула по столешнице из драгоценного красного дерева.

— Сэр Харди, — произнес чуть звенящим голосом лорд, — есть тайны о которых нельзя говорить даже в стенах этого дома! Запомните, даже у стен есть уши!

Моряк покаянно наклонил голову. Лорд, успокаиваясь, еще немного пожевал блеклыми губами, потом спросил:

— А чем собираешься заняться после ухода в отставку? Никогда не поверю, что после столь бурной молодости как у тебя, ты начнешь жизнь деревенского джентльмена. Все эти куры, утки и овцы — это не для тебя.

— Мой лорд, свой долг перед этой страной я выполнил сполна, пора замаливать грехи, я хочу стать монахом, — моряк торопливо перекрестился, холодно блеснул на пальце большой алмаз на золотом кольце, когда-то пожалованный самой королевой , — надеюсь Господь простит мою грешную душу.

— Вот как? — с непонятной интонацией произнес Лорд и вновь пожевал губами, — и к какой общине ты хочешь присоединиться?

— К аббатству Бакфаст в графстве Девон.

— Хороший выбор, — после некоторого молчания произнес Лорд, — одно из старейших аббатств. Мой мальчик я прикажу казначею выдать тебе некоторую сумму. А когда ты собираешься отправиться в монастырь?

— Послезавтра, мой лорд.

— Ну что же прощай коммодор Харди!

Коротко, по-военному поклонившись, бывший моряк вышел из кабинета.

Несколько минут, глубоко задумавшись, Лорд молчал, приятное тепло от камина ласкало тело. Есть тайны, которые никогда не должны стать известными и даже сама возможность на их огласку нетерпима. Живых свидетелей, того, КТО виноват в появлении черной смерти — чумы в Европе, быть не должно. Приняв трудное решение, Лорд коснулся неприметной кнопки с внутренней стороны столешницы. Через пару секунд открылась замаскированная дверь в стене. В кабинете появился человек лет сорока, с черными проницательными глазами, с бледным лицом, на котором выделялся крупный породистый нос над весьма тщательно подстриженными усами. Он был в камзоле, но очень коротком, словно мастерградский пиджак и без парика. Остановившись на пороге, безмолвно застыл.

— Господин Джексон, — сухо произнес Лорд, вы запомнили моряка, который был у меня?

— Да сэр!

— Он не должен доехать до аббатства, вы хорошо меня поняли?

— Да сэр!

— Возьмете с собой еще пару человек, потолковее, деньги получите у казначея, идите, Джексон.

— Да сэр!

* * *

Александр Петелин, отвечавший за колонизацию огромного региона Тихого океана, каждое лето отправлялся в путь, чтобы своими глазами оценить, что уже сделано и что еще только предстоит сделать. Начинал он его традиционно с Русской Америки, лето на севере короткое, не успеешь вовремя посетить, на обратном пути придется бороться с осенними штормами. Пароходофрегат 'Стригущий' прибыл на остров Кодьяк во второй половине июня. Проведя в самом старом поселении Русской Америки, почти сутки, и, оставив новых колонистов и добрые вести о прибытии на Дальний Восток одного из двух только-что построенных броненосных крейсеров, отбыл в Ново-Архангельск.

Город лежал в глубине незамерзающего Ситхинского залива и был хорошо защищен от осенних и зимних штормов. Данное обстоятельство сделало его центром Русской Америки. После удачного похода на колошей, в результате которого они эмигрировали вдоль побережья на юг и в центр материка, администрация колонии переехала с острова Кадьяк в Ново-Архангельск и город стал расти как на дрожжах. Через четыре года его население вместе с детьми достигло почти тысячи человек, а всего в Русской Америке проживало более пяти тысяч колонистов. Все было бы неплохо, если бы не так и не смирившиеся с поражением колоши. Внезапные набеги и засады заставляли колонистов постоянно быть настороже. К тому же у индейцев появилось большое количество неплохого качества огнестрела. Спасало то, что тяжелого оружия у индейцев не было и захватить укрепленные поселения колонистов они могли только хитростью.

Небольшая лодка, словно живая ныряла в соленую пену волн и возносилась. Встречный ветер заставил наплевать на экономию угля. 'Стригущий', с опущенными парусами и повисшими на реях матросами, дымя трубой, двинулся без утомительной лавировки вглубь залива. Через час корабль встал на защищенный от непогоды рейд порта. После пушечного выстрела загрохотала якорная цепь. Тотчас пошла шлюпка — Петелин решил высадиться самостоятельно. В длинном непромокаемом плаще он стоял на носу шлюпки, позади сидели на банках (скамьях) моторист и двое телохранителей. Ему нравилось все — и свежий соленый ветер, и пропитанный запахом водорослей воздух, и жалобный крик чаек и особенно виды поднявшегося на краю света нового русского города, к появлению которого и он приложил руку.

Болиндер (или нефтяной двигатель) негромко урчал, свежий ветер с берега бил в деревянную скулу шлюпки. Город с каждой секундой стремительно приближался. Уже отсюда было видно, как он изменился за год с прошедшего посещения. Высокий деревянный форт на горе немного в глубине — с него начался Ново-Архангельск, окружало помимо приблизительно двухсот деревянных изб в один, а ближе к центру и в два этажа, добротная деревянная стена. В прошлом году ее не было. За домами зеленели посадки с картофелем, морковью, редисом, репой и другими овощами. Там же сверкали стеклом теплицы, снабжавшие горожан плодами более южных земель. Правее от пристани расположилась еще одна новинка — небольшая верфь: белел досками остов каботажного корабля. Стучали топоры в руках плотников, визжали пилы, бегали десятники с деревянными метрами. Первый заложенный в Новом Свете корабль должен быть спущен на воду до начала осени. В самом городе дымили трубами пильный завод и шпонно-фанерный заводик, работали мужское и женское училища, два магазина, которые охотно посещали местные индейцы и алеуты и три церкви. Все это делало город 'мегаполисом' здешних мест.

На пристани Ново-Архангельска ждал губернатор Русской Америки Хабаров. Крепкого мужчину из иркутских купцов, все звали уважительно — Семен Иванович. По пришедшей с Мастерграда моде на голове бейсболка. В сочетании с русским кафтаном и, ухоженной рыжей бородой, в которой только начала проявляться седина, его внешний вид производил на попаданцев из Будущего убойное впечатление. То ли смеяться, то ли плакать. Позади толпилась делегация из опрятных, сразу видно довольных жизнью, мужиков в расстегнутых долгополых кафтанах, поверх вышитых узорами рубах производства владивостокской мануфактуры.

Шлюпка мягко ткнулась носом в мокрые, оббитые кожей доски причала. Моторист бросил швартовый конец, двое усачей — портовых ловко поймали, засуетились наматывая на береговой пал.

— Здравствуй Александр Иванович, — проговорил густым, сочным басом Хабаров, слегка склонился и, протянул руку.

Схватившись за нее, Петелин легко перепрыгнул на деревянный помост. Волны бились о пристань, разбивались седыми брызгами, сдуваемыми ветром в сторону моря.

— Здравствуйте господа.

Колонисты в ответ дружно поклонились в пояс, прижимаю руку к сердцу и, ответили приветственным гулом. Петелин повернулся к губернатору колонии.

— Ну рассказывай, что у вас нового, вижу стену поставили вокруг города, молодцы.

— Так никак иначе невозможно, — развел руками Хабаров, — шалят окаянные колоши, не хуже татарвы в России-матушке. А новинок у нас много, не сидели сиднем, тебя батюшка, дожидаясь!

— Хвастай, хвастай, — произнес Петелин, — все посмотрю, о чем радировал в Владивосток!

Мужики расступились вперед вышла узкоглазая девушка в меховом плаще-накидке и в берете из шкуры морской выдры, наподобие того, какие носили мастерградские женщины в возрасте. В руках поднос с хлебом и солью.

Девушка поклонилась, произнесла с легким акцентом:

— Отведай батюшка, не побрезгуй!

— Хорошо говоришь по-русски, — Петелин одобрительно глянул на покрасневшего от удовольствия Хабарова, — где языку научилась красавица?

— В женском училище... — тихо произнесла эскимоска и стыдливо уперла взгляд в мокрые доски пристани.

— Умкэны, — поспешно произнес Хабаров, — дочь эскимосского князца и лучшая ученица женского училища! Намаялся небось в морским переходе батюшка. По русскому обычаю перекусим после давней дороги?

Петелин заколебался, знал он чем может закончиться такое застолье, но брюхо заурчало, требуя после корабельных консервов свежатинки. Он решительно махнул рукой:

— А давай!

Хабаров довольно засветился.

На третий день, когда ревизия к удовольствию местного губернатора закончилась — недоделки нашли, но ничего особенно большого, Хабаров предложил сплавать на охоту. В Ситхинский залив зашли киты. Заядлый охотник — Петелин немедленно согласился.

В море вышли перед рассветом. Слоистые сизо-серые тучи на горизонте соприкасались с маслянистыми, будто застывшими волнами. Звуки: шелест волн и бормотание двигателя китобойного судна словно гасли в неподвижном воздухе. Близкие кроны деревьев позади казались нарисованными, постепенно удалялись, уменьшались. Солнце поднималось все выше, бросая мрачно-торжественную, густо-красную полосу на горизонт, вскоре она померкла, а мир залил мрачный свет. Первого кита обнаружили ближе к обеду. На слегка волнующуюся поверхность моря один за другим опустились три большие шлюпки с моторами. Развернувшись на кита, они поплыли ему навстречу, но тот нырнул и уже больше не показывался на поверхности. Пришлось принимать шлюпки обратно.

Следующего кита увидели уже ближе к полудню. В чистых и холодных хрустальных водах отражалось солнце, разогнавшее с неба угрюмые тучи. Петелин взобрался на 'воронье гнездо', оттуда было великолепно видно, как идет охота. Первый гарпун попал в бок кита, тот, раненый, нырнул.

— Далеко не уйдет! — произнес Хабаров с легким беспокойством и приставил к глазам бинокль.

Прошло не меньше двадцати минут, и китобои начали волноваться, пока дальше на север, где-то в километре, в небо не поднялся белоснежный, пенистый фонтан. Петелин поднял к глазам бинокль. С высоты 'вороньего гнезда' казалось, что посреди покрытого волнами холодного темно-серого моря появился маленький островок. Гарпун по-прежнему торчал в круглом и гладком боку животного, кровь узенькой струйкой лилась в воду, тут же растворяясь в необъятности моря. Шумно отфыркиваясь, кит выпустил в холодное небо фонтан сероватого пара. Ближе всех к всплывшему гигантскому животному оказался экипаж Нанука (белый медведь — эскимосское имя). Негромко зажужжал болиндер, рулевой направил шлюпку к киту. Сам Нанука, прочно устроился на носу, в руках до побелевших костяшек пальцев сжат гарпун, в полуденных лучах мрачно сверкало стальное острие. Когда до кита остались считанные метры, эскимос изо всех сил метнул оружие. Пробив кожу, оно вонзилось в спину животного почти по линь. По огромному телу пробежала крупная дрожь, хвост яростно забил по волнам, взбивая грязно-серую пену. Кит опять нырнул, но через минуту черная туша появилась на поверхности. К этому времени к месту трагедии подоспели остальные шлюпки. Еще несколько гарпунов вонзились в расчерченный кровавыми дорожками бок гиганта, в ход пошли пики. Кит выпустил столб горячего, окровавленного пара. Брызги крови и испражнений разлетались в стороны, густо окрашивая в алое волны, одежду людей и шлюпки. Наконец удачный удар поразил жизненно важный орган. Кит с ревом испустил последний вздох, из дыхала (дыхательное отверстие у китообразных) вырвался фонтан крови, животное затихло, перевернувшись на бок. С ног до головы перепачканные охотники восторженно заорали, потрясая пиками. Петелина замутило. Завтрак подступил к самому горлу. Охотником он был бывалым, но то, что сейчас происходило на его глазах больше походило на сцену из скотобойни. С огромным трудом подавив рвотные позывы он спустился на палубу к сияющему Хабарову. Тот при виде бледного лица мастерградца мгновенно посмурнел. Петелин встал рядом, вытащил из кармана черно-белую пачку 'Мастерградского табака' С задумчивым видом указательным пальцем снял крышку, вытащил сигарету. Потемнело, на солнце набежала косматая туча, ветер стал злее и холоднее.

Охотники проделали в хосте убитого кита две дыры, продернули через них лини и привязали их шлюпке Нануки. Потом подтянули тушу за лини и направились в сторону китобойного корабля.

— Вижу, вам не понравилась охота, — произнес, поворачиваясь к мастерградцу, Хабаров.

— Да, уж... — после короткой произнес Петелин, — по-другому я представлял такую охоту.

Блеснул яркий огонек бензиновой зажигалки, первый сигаретный дымок потянулся к мрачнеющему небу. Ветер погнал по морю к далекой полоске берега на востоке тяжелые, заметно выше, чем раньше, волны.

— Вот что, с Мастерграда передали, что у них есть сведения, что навахо вместе с колошами готовят здесь, на Аляске какую-то большую пакость.

На лице Хабарова мелькнула небрежная досада. Корабль с китом на привязи, негромко гудя двигателем, начал набирать ход, поворачиваться в сторону берега.

— Очередное нападение? Колоши воины справные, но мы не боимся, не раз бивали их.

— Нет, — покачал головой Александр и пыхнул сигаретой, — что-то серьезное надвигается, так что взвод лейтенанта Ситдикова Алексея, знаешь такого?

— А как не знать, он командовал колонистами, когда колошей изгнали из здешних мест.

— Так вот он получил лейтенанта и вернулся во Владивосток, оставляю его тебе.

— Это-добро! Воин он справный. Мы их и сами бивали, а теперь будем гонять как хотим!

— И к деревням колошей направь людей из местных, пусть посмотрят там, глядишь чего и узнают.