Когда на Земле стало тесно

Корабли экспедиции подошли к берегу на юго-западе острова, в ста метрах дальше волны безостановочно штурмовали безлюдный галечный пляж. Подойти ближе не позволяли глубины. Небольшой залив, прикрытый от ветров с юга островом Ниэр, показался Алексею удачным местом для строительства первой русской крепости и гавани в Америке. Один за другим белоснежные громады парусов опустились, с победным плеском разбрызгивая соленые капли воды в море вонзились якоря а еще через десяток минут первые лодки с вооруженными солдатами в мастерградской броне поплыли к берегу. Дальше местность круто шла вверх — начинался поросший скупыми субарктическими лугами из злаков и разнотравья склон господствующий над окружающей местностью горы. За несколько метров до земли пассажиры лодок почувствовали сильный толчок, днище задело за каменистое дно. Разбрызгивая воду солдаты посыпались в кипящий прибой, несколько шагов, черт, зачерпнули в сапоги! С матом первыми выбрались на галечный пляж американского берега. Распоряжался подтянутый сержант небольшого роста с раскосыми глазами которого друзья в неслужебное время звали просто: Алексей. Два отделения он направил занять позиции у подножия горы вокруг пляжа. Три автоматчика в сопровождении отделения с винтовками и радиста отправились на вершину горы. Там планировалось создать укрепленный наблюдательный пункт с которого можно контролировать окрестности. Приданный усиленному отделению тепловизор, из времен до Переноса, гарантировал что никто даже ночью не подберется незамеченным.

Через час череда паровых, с ДВС типа болиндер, весельных лодок и катеров непрерывно доставляла людей и грузы на берег. Начало темнеть, красный закат в пол неба, не светя, мрачно угасал. В ста метрах от береговой линии возник компактный лагерь. За рядами колючей проволоки, охраняемой парными патрулями, поднялись белоснежные палатки на пять сотен человек. Тарахтение движка электростанции далеко разносилось вдоль берега, краснели яркие искорки костров, у них собрались усталые за долгий и трудный день солдаты и колонисты с семьями. Дым смешивался с аппетитными запахами, доносившимися от полевых кухонь, когда окончательно стемнело по окрестностям зарыскали световые пятна прожекторов, вырывая из темноты то склон горы, то шарахающуюся от света ночную птицу. Даже легендарное умение индейцев подкрадываться не поможет скрытно подобраться к лагерю пришельцев.

На следующий день после торопливого завтрака Петелин высадился на американский берег. Солнце грело спину, свежий ветер с гор охлаждал разгоряченное лицо. Два минитрактора с ковшами негромко тарахтели: рыли ров вокруг лагеря. Вынутую землю выбрасывали внутрь, для вала. Внутри, между палаток белеют несколько срубов, по окружности лагеря уже стоят защищенные железными щитами вышки часовых. Вокруг в грубых комбинезонах плотники и подсобники, с шутками, прибаутками и матерком, суетятся. Работа кипит.

Этим же утром появились местные эскимосы. Они долго не решались подойти поближе к пришельцам и лишь к обеду состоялась встреча. Одаренные стальными ножами (металл поразил простодушных дикарей до глубины души) они удалились и появились на следующее утро вместе с вождями. За это время последние припасы переправили на берег: строительные материалы — цемент, готовые срубы (на Кадьяке леса мало) черепица, стекла для окон и теплиц, гвозди, съестные припасы и запасы семян, скот, несколько автомобилей и тракторов с газогенераторами, десяток биореакторов, электрогенераторы и многое другое, необходимое для налаживания нормальной жизни. Колонисты должны были развевать огородничество, в том числе оранжерейное и животноводство, морское рыболовство и промысел морского зверя, прежде всего для продажи шкур каланов на рынке необъятного Китая, где они ценились буквально на вес золота, торговлю с аборигенами и превратить остров в центр русской колонизации севера Американского континента. В перспективе планировалось разведение в заливах с узким горлом стеллеровых коров (млекопитающее отряда сирен, весом до пяти тонн.) для добычи деликатесного мяса.

Переговоры с вождями вел лично Петелин. Две группы людей, одна — в мастерградских костюмах, другая в диковинных аборигенных нарядах встретились в глубине залива, где узкая, но очень холодная, пока еще безымянная речка впадала в море. Эскимосы показались ему весьма смышлеными и искусными в морском деле. Почему бы не привлечь их к рыбной ловле и добыче морского зверя для России и Мастерграда и тем самым не привязать прочными узами материальной заинтересованности? Для этого необходима постепенность и отсутствие насилия. Если удастся подрядить аборигенов на добычу бобров, это позволит сэкономить немало сил. Эскимосам показали русское оружие и образцы товаров. Гром-палки, из нее пришельцы шутя пробивали ствол дерева с ногу взрослого человека толщиной на расстоянии, на которое не долетят стрелы даже самого сильного стрелка, внушил им боязливое удивление, а когда казаки продемонстрировали как одним взмахом сабли срубают немалой толщины ветку, а нож не тупится об дерева, вожди оценили преимущества оружия из стали над используемыми ими костяными и каменными копьями, стрелами и булавами. Пылкое желание обладать такими же саблями и ножами охватило их. Благосклонно были приняты и другие русские товары: железные и чугунные изделия: котелки, пилы, иголки и многие другие. Из металлов эскимосы имели знакомство только с медью, используя ее для украшений, но и ее было мало, изделия доставляли из глубин континента. В отличие от аборигенов живущие там народы успели овладеть искусством плавки. При виде всевозможных тканей владивостокской выделки, в том числе сукна и войлока, каменные лица аборигенов утратили обычную выдержку. Они щупали их заскорузлыми пальцами, смотрели сквозь них на солнце, всячески демонстрируя заинтересованность. В тканях они явно испытывали дефицит.

В результате переговоров договорились о выкупе земли на 10 км. вокруг гавани за одиннадцать, по числу вождей, стальных сабель и взаимной торговле. Дополнительно колонисты обязались помогать в отражении набегов воинственного народа колоши, проживающего на континенте и немало досаждавшего местным эскимосам. Это было вовсе не опереточное воинство — воевать колоши умели и дрались отчаянно. К тому же многие из них были в панцирях — хотя и деревянных, но достаточно прочных, так что стрелы с копьями не брали их вообще.

Еще через день, небольшая эскадра подняла паруса и вышла из залива, оставив у берега несколько катеров, равно пригодных для рыбной ловли и охоты на бобра так и для путешествия на ближайшие острова или материк для торговли с аборигенами и картографирования местности. Провожаемая высыпавшими на пляж махающими руками колонистами, при крепком северо-западном ветре корабли вышли в открытое море и направились на запад-юго-запад. На берегу осталось окруженное рвом и поверх земляного вала высоким частоколом из мощных бревен, врытых в землю стоймя и заостренных сверху, первое постоянное русское поселение в Америке. Что внутри, за тыном, не видно, лишь торчит над бревнами верхушка церкви, пока еще без маковки, ее начали строить одной из первых. На зимовку до следующего года, когда из Владивостока и Петропавловска-Камчатского приплывут новые корабли, осталось больше четырехсот человек: мужчин, женщин и детей. В числе колонистов был батюшка Даниил, посланный на служение из Сунгаринской епархии, он же станет вести занятия в церковно-приходской школе, медикус и несколько механиков. А чтобы эскимосы и немирные индейцы и не вздумали озоровать, с поселением на год осталось два отделения мастерградских пехотинцев во главе с сержантом Алексеем, впрочем, и сами колонисты были зубаты. В каждой семье по две-три фузеи а за валами укрыты пять стальных орудий.

Через месяц слегка потрепанная осенними бурями эскадра русских кораблей пришвартовалась в родном владивостокском порту а Петелин, передав радисту донесение об основании первой русской колонии в Америке, окунулся в привычные хлопоты. Не успеешь оглянуться и наступит лето, а вместе с ним из Петрограда придут клипера с новыми колонистами. На очереди Гавайские острова, Цусима и Окинава. Приличные участки земли для размещения колонии уже выкуплены у местных правителей. А еще через год придет время и для рывка на Хоккайдо, который японцы только начали колонизовать. Только вечером находилось время встретиться за ужином с младшим сыном.

* * *

Над искривленной яростным приполярным ветром горной тайгой совсем не по-осеннему пылало с темно-синего, ультрамаринового неба солнце. Растрепанные вершины арктических ив склонялись под ветром. Низко опущенные ветви почти касались свежей мокрой травы и изумрудной листвы кустарников внизу. Раздвинув ветки носом, показалась медвежья морда. Прихрамывая на правую переднюю лапу огромный, почти полтора метра в холке бурый медведь: кадьяк (подвид бурых медведей северной Америки. Один из самых крупных хищников в мире, живущий на одноименном острове и других островах кадьякского архипелага), неторопливо вышел на берег холодного и узкого ручья, текущего из заснеженных гор в глубине острова. Недовольно фыркнув, он перешел его вброд, отряхнулся по собачьи и ввалился в густые заросли малины на другом берегу, скрывшись в них почти полностью. На плече из бурой, свалявшейся комками и потемневшей от крови шерсти торчало обломанное древко копья. Пройдя всего несколько шагов гигант замер. Голова животного слегка откинулась назад. Ноздри чуткого носа едва заметно дрогнули, изучая пространство, дувший в морду ветер донес ненавистный запах голокожих. В глубине подслеповатых, как у всех медведей глаз, загорелась ярость, обнажились тронутые желтизной клыки. Хищник пригнулся и насторожился, продолжая вынюхивать воздух. Огромный зверь, весом полтонны, только в сказках— добродушный увалень, а на самом деле медведь силен, свиреп, ловок и умен, тем более такой большой как кадьяк: страшный противник!

Осень богата на вкусную еду и особенно когда лосось чтобы продолжить род идет по речкам острова вверх. Три дня тому назад кадьяк занимался привычным и любимым делом: спокойно ловил рыбу в самом центре своих диких, не знавших дыма и вони голокожих обширных владений. На берегу мелководной реки, где небольшой порог перекрывал лососю путь в верховья, он стоял в засаде. Стоило глупой рыбе выпрыгнуть из воды, как взмах когтистой лапы, выбрасывал ее далеко на берег, где кадьяк мог без помех полакомиться вкусной добычей. Он так увлекся тихой охотой что заметил людей только когда они подошли на несколько шагов. Инстинкт, доставшийся от далеких предков, и природная осторожность повелевали медведю держаться в стороне от пахнущих смертью голокожих, и он не хотел драться только сбежать от надоедливых людишек. Медведь встал на дыбы и, растопырив лапы, с ревом двинулся на прорыв мимо охотников. Возможно, это и спасло ему жизнь. Острие толстого, изготовленного из привезенного с материка дерева, не пробило сердце и лишь болезненно впилось в лапу. Отшвырнув словно тряпку одного из голокожих, он вырвался из круга врагов на волю.

Скрывшись от голокожих, он занялся пробившим плотную шкуру предметом, но часть древка так и осталось в теле и рана, лишая спокойствия, постоянно напоминала о себе. Первое время он надеялся, что все пройдет, но с каждым днем боль только усиливалась, заставляя сожалеть, что не расправился с врагами. Боль, постоянная боль, терзавшая тело, и желание мести сводили обычно осторожного хищника с ума и напрочь лишали страха перед человеком, доводя хищника до отчаяния, и подранок стал способен на все. С тех пор он странствовал по острову, надеясь вновь встретиться с пахнущими дымом и смертью голокожими.

Он решился. Упруго и грациозно огромный бурый зверь перешел ручей назад и бесшумно исчез за стволами невысоких приполярных деревьев и кустарников.

Скупое северное солнце коснулось зеленой внизу и каменистой выше горы на горизонте и вечный снег на ее гребне засверкал ледяным серебром, когда показались голокожие. Впереди двигались двое со странными короткими палками за спиной, совсем не похожие на тех, кто подранил кадьяка в сопровождении невысоких и лохматых собак. Позади — несколько людищек, с копьями в руках. Запах, ненавистный запах забивал ноздри, но медведь ждал. Подставляться под удары длинных палок в руках голокожих, столь больно жалящих шкуру он не хотел. Ветер дул от голокожих в морду зверю и собаки учуяли его только в нескольких шагах от ручья. Громко и хрипло залаяв, боязливо попятились за спины хозяев, люди остановились, закрутили головами, разглядывая кусты и чахлые деревья на противоположном берегу. Поняв, что обнаружен, прятавшийся медведь поднялся во весь рост, в холке размером с малорослых аборигенов. Головастый, коричневая шерсть свалялась в лохмотья, немигающие коричневые глазки не отрываются от людей, словно гипнотизируя. С угрозой смотрят на стоящего впереди Ивана.

Наклонив лобастую голову вперед, необычайно быстро для такого большого и обманчиво неуклюжего тела и бесшумно, словно сама смерть, кадьяк понесся на людей.

Время словно остановилось, мгновения потянулись тягучей патокой, сердце гулко забилось в груди, как всегда, когда жизнь висит на волоске. Одно дело слышать о гигантах Северной Америки: кадьяках, совсем другое видеть собственными глазами мчащуюся на тебя в два раза большую по росту махину. Вбитые в подкорку рефлексы не подкачали. Готовились, если понадобится, дать отпор немирным находникам с континента, у части местных алеутов была война с племенем колоши, а тут зверь... да еще каких размеров. Как в руках Ивана оказалась 13 мм пневматическая винтовка — самое скорострельное после многоствольной картечницы оружие, поставляемого Мастерградом в армию императора Петра, он не помнил. Миг и предохранитель снят. Резко отпрыгнул назад, одновременно вскидывая оружие и выцеливая голову хищника. Винтовка звонко захлопала, выплевывая 10 граммовые пули с начальной скоростью 200 м/с. Пули впивались в тело, но не могли остановить стремительно приближающегося хищника.

'Бабах!' — громыхнул над ухом штуцер Василия Семеновича — розмысла горных дел, ученого в самом Мастерграде. Когда выходили из Новоархангельска — так назвали первое постоянное поселение в Северной Америке, сержант Алексей велел его хранить пуще собственного глаза. Землица американская богата на руды и золотишко есть вот только чтобы найти их нужен обученный розмысл. Полетел на землю разряженный штуцер, загрохотал вытащенный из кобуры револьвер. А не промах розмысл, молодец!

С ходу перемахнув ручей, прущая словно разогнавшийся паровоз машина убийства в нескольких метрах от людей с ревом поднялась на задние лапы, оказавшись выше самого высокого человека: под два с половиной метра. Разинул полную длинных клыков пасть, гнилостный запах из нее, как показалась людям, они почувствовали на расстоянии. От жуткого рева лес содрогнулся.

Подскочил алеут и ткнул копьем, но гигант лишь отмахнулся украшенной кинжалоподобными когтями лапой и человек отлетел в сторону, но это дало время русским успокоиться и поправить прицел. Пули полетели в морду зверя. То ли грохот стреляющего в упор револьвера и бьющее в морду пламя, то ли резкий пороховой запах и мельтешение людей, ошеломил зверя и тот на миг замешкался. От несколько револьверных и винтовочных пуль в голову зверь мучительно-жалобно взвыл и плашмя рухнул на землю в паре шагов от людей. Согнулся в дугу, могучие когти-кинжалы, заскребли по земле, он резко выпрямился и издох.