Когда на Земле стало тесно

По поводу причин злосчастного взрыва назначенная командующим флота вице-адмирала де Лозьера комиссия так и не пришла к однозначному выводу. Высказывались предположения о неосторожном обращении с огнем или преднамеренных действиях осман, но ушедшие вглубь Малой Азии турки были свято уверены: градоначальник — паша Муртаза лично подорвал крепость чтобы не досталась она нечестивым гяурам. Так ли это или нет, русские власти не знали, но тело паши так и не обнаружили в развалинах крепости.

Морские десанты в сирийский порт Тартус и ливанский Бейрут прошли без осложнений. По пыльным, опаляемым солнцем дорогам вглубь Ближнего Востока потянулись люди. На горизонте волнами ходили миражи. На переполненных дорогах скрипели телеги, ржали кони, орали ишаки, но все заглушали гортанные крики беглецов. На обочинах лежали смердящие, раздутые труппы павших животных. Страхом и тоской тянуло от дымов коротких привалов. Мусульманские беженцы в вперемежку с турецкими воинскими отрядами бежали от страшных гяуров. В течение месяца русские войска совместно с христианской милицией заняли районы с преимущественно христианским населением, непрерывно пополняемом православными беженцами из районов, где они были в меньшинстве.

Ночь на десятое сентября император Петр провел без сна в покоях бывшего султанского дворца Топкапы. Собственноручно написав Символ веры: 'Я Петр Алексеевич, верный василевс и автократор Римлян, написал собственной рукой ...', он подписал его а остаток ночи провел в обществе своего духовника Тимофея Надаржинского.

На следующее утро запряженная белыми лошадями колесница с императором прибыла в окруженную народом Константинополя и склонившими знамена войсками Святую Софию — вновь ставшую главным собором восточного православия. На входе в храм бледный от волнения Петр вручил подписанный документ константинопольскому патриарху.

После продолжительной церемонии в храме патриарх торжественно возложил на нового владыку Римской империи знаки императорской власти, хламиду и корону.

Петр вышел из Святой Софии. После прохлады и полутьмы собора его встретили ясный и жаркий день, крики ликующего народа на греческом, возгласы 'Ура' и поднятые полковые знамена, овеянные блистательными победами над шведами, австрийцами и турками. Приближенные по греческому обычаю метали в толпу эпикомпии — замотанные в ткань золотые монеты. К императору подвели оседланного коня и в сопровождении русского генералитета и знатнейших горожан из числа христиан он отправился на праздничный пир, продолжавшийся три дня в Топкапы.

На следующий день по городу забегали глашатаи, на площадях толпился народ возле листков с императорским указом. В соответствии с ним в состав Российской империи вошли: Восточная Фракия с узкой пятидесятикилометровой полосой азиатского берега, Иония, христианские районы Сирии и Ливана, западная Армения и Трапезунд.

Между тем война с османами сама собой затихла. После того, как бесследно исчез последний турецкий султан, Малая Азия погрузилась в пучину междоусобных раздоров и, хотя формально мир не был заключен, на русские владения осмеливались нападать только разбойничьи шайки, успешно отражаемые русскими войсками и селимыми на окраинах казаками и оказаченными местными жителями.

К концу осени решилась и судьба бывших балканских владений османов. Королевство Болгарию, получившее и румынские земли возглавила дочь Петра царевна Анна под опекой до совершеннолетия боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, Сербское королевство за исключением Хорватии, отошедшей союзнику России — Венгрии, возглавила царевна Елизавета под опекой Ивана Ивановича Бутурлина, а на греческое королевство короновался представитель одного из знатнейших греческих родов князь Николай Маврокордато. С вновь образованными балканскими державами немедленно заключили договор о мире, дружбе, беспошлинной торговле и взаимной военной поддержке. На греческих среднеземноморских островах флоту Российской империи, бессрочно и за символическую плату отдавалась земля под военные базы а по прибрежной территории Болгарского государства предоставлялась экстерриториальная сухопутная полоса до Константинополя. В дальнейшем предполагалось провести по ней железную дорогу из Киева.

Вместо эпилога

Конец сентября 1710 года.

Английское королевство, город Челтнем.

Содержание секретных переговоров и даже сам факте их проведения не должен был знать никто. Поэтому проходили они в стенах окруженного трехметровым каменным забором и охраняемого тремя усиленными городскими патрулями дома.

Вспышка ярости лорда Дадли была внезапной и бурной. Лицо престарелого англичанина передернула судорога гнева. Рука не сильно, но и это было для него верхом эмоциональности хлопнула по тяжелому, из черного дерева столу, стоявшего в комнате, наверное, лет сто, а то и больше.

— Вы забываетесь, сэр! — подрагивающим от гнева голосом произнес англичанин и вскочил с кресла, — вы находитесь на земле английского королевства и я требую уважения к моей стране!

Француз откинулся в кресле поудобнее. На эмоциональный демарш представителя островного королевства он лишь холодно и ехидно улыбнулся что еще больше разозлило оппонента.

— Месье Дадли, ваши попытки претендовать на равный статус с самой Францией — это просто нелепость! Было великое королевство, когда оно включало в себя Шотландию и Ирландию и владело заокеанскими колониями а сейчас остался лишь жалкий огрызок былого величия.

Француз был полностью прав и поэтому его слова были особенно обидны англичанину.

— Три века тому назад Англия владела половиной Франции! — запальчиво произнес он.

— Это только подтверждает мой тезис что времена расцвета Англии давно прошли и претендовать на равный статус вы не можете!

Рука англичанина характерным жестом зашарила по левому боку, где обычна висела шпага, не найдя рукоять, бессильно упала.

С бесстрастным лицом наблюдавший пикировку человек вполне европейской наружности, несмотря на это представитель навахо, положил на стол трубку. Ее дым смешивался с запахом воска, которым натирали мебель.

— Господа, присядьте мистер Дадли и вы мистер Ламберт, успокойтесь. Для нас вы одинаково ценные союзники... я надеюсь!

Лорд Дадли перевел на невозмутимого индейца полыхающий ненавистью взгляд, но промолчал и лишь несколько мгновений бессильно сжимал кулаки. 'Ах ты обезьяна красномордая, меня прерывать! Джентльмен никогда не забывает долгов я вам еще за Абердэра не отомстил!' Но сила всегда остается силой, если даже она у безбожных индейцев, которых английская аристократия раньше и за людей не признавала. Навахо, хотя и не были инициаторами встречи, но безусловно сильнейшим из троицы государств и Англия нуждалась в них, чтобы сломать хребет русским. Не время было сориться. А вот потом, когда противники измотают друг друга, Англия властно скажет собственное слово и станет как и прежде властвовать над морями! Так было всегда и так будет, лорд свято верил в это. Престарелый мужчина сдулся, словно проколотый бычий пузырь. Пробормотав невнятно под нос, он бессильно рухнул в кресло. Француз самодовольно улыбнулся и подкрутил явно завитые щегольские усики.

— Полагаю, все остальное решено и мы можем передать своим правительствам наше общее согласие совместно выступить против России и Мастерграда? — произнес навахо и вопросительно посмотрел на собеседников.

Немного подумав те одновременно наклонили парики.

— Итак господа, прошу ознакомиться с этим документом, — с этими словами индеец развязал завязки лежащей перед ним папки и передал послам по тонкой пачке бумаги.

В комнате стремительно потемнело. Ветер с востока принес иссиню-черные тучи, нависшие над особняком. Англичанин позвонил в колокольчик, не успели его звуки затихнуть как вошел слуга — краснолицый с роскошными седыми бакенбардами, чем-то неуловимым похожий на престарелого бульдога. Выслушал распоряжение, щелкнула зажигалка. Заколыхались, распространяя по комнате запах горящего воска огоньки на свечах в двух массивных серебряных подсвечниках. Тени спрятались в углах комнаты. С достоинством поклонившись, слуга немедленно удалился. Пылающим столбом в отдалении за окном упала молния на миг осветив сумеречный мир. Прошла пара секунд, тяжело громыхнуло, витражное стекло слабо завибрировало.

Через минуту сначала закапали редкие, но крупные капли, через считанные секунды забарабанили по стеклам тугими водяными струями настоящего ливня, сбивая на землю пыль, смывая прах людей, коней и травы. Звук дождя смешался с тихим шелестом бумаги.

Последний из послов — англичанин лорд Дадли, с задумчивым видом отодвинул последний листок и бросил взгляд украдкой на извечного соперника — француза. Тот уже прочитал документ и с безразличным выражением лица смотрел на буйство природы за окном. Лорд успел пожалеть что позволил себе утратить знаменитое британское хладнокровие и на миг показать страсти, бушующие в душе, слишком уж его вывел из себя мерзавец француз.

Индеец несколько мгновений молчал, разглядывая послов. Он нисколько не сомневался в их истинном отношении к навахо, но сейчас они были нужны друг другу, чтобы противостоять слишком усилившимся русским. Враг моего врага — мой друг, как гласит арабская мудрость. Губы навахо искривились в холодной, змеиной улыбке.

— Итак, господа, после принятия нами принципиального решения о совместном противостоянии восточным варварам, я не тороплю вас с оценкой плана боевых действий и первоочередных целей для флота. Заниматься этим должны совершенно другие люди, более сведущие в военных вопросах чем мы. Господа, я прошу вас передать предварительные планы действий против русских вашим правительствам и жду их согласия или возражений. А теперь мне пора, господа.

— До свидания господа! — отозвался лорд Дадли, задумчиво глядя на мерцающее пламя свечей.

Американец поднялся и, напялив на голову широкополую кожаную шляпу, вышел. Вслед за ним — француз. Лорд подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу.

Косые струи дождя, располосовали мир, лужи почти кипели под его струями. Одна за другой закрытые кареты подкатили к ступенькам. Соскочившие с козлов кучера, услужливо метнулись к дверям, раскрыли. Пробежав под мощными струями дождя до карет, послы торопливо скрылись в сухой благодати внутренностей.

Гроза еще больше усилилась, стала почти тропической. Целые моря воды выплакивало небо, оглашая окрестности грозным рыком, каждые несколько секунд в землю впивались молнии. Словно само небо гневалось на своих неразумных детей...