Когда на Земле стало тесно

— Видать уже не вернется Кривогуз со товарищи, — Палий перекрестился, глядя в хмурые мужские и женские лица и подумал: 'Н ненамного ты нас опередил, брат...' — царство небесное павших за други своя.

Внезапно лица обступивших атамана казаков и казачек заулыбались. Палий обернулся. Во рву с довольным видом стоял Кривогуз с товарищами. Живые и здоровые да еще позади стоял связанный лоснящийся от загара краснобородый татарин в ватном халате. От удивления глаза старого атамана округлились и невольная улыбка искривила губы.

— Ба... Кривогуз, ты бисов сын?

— Я пан атаман! Шо похоронили меня небось, а ось он я! Еще и гололобого приволок на допрос!

— Да шо там тот допрос, главное сам живой пришел!

Отважные лазутчики пополнили ряды изготовившихся к новому штурму защитников станицы, но его не последовало. К общему удивлению казаков в лагере врагов началось движение. Коноводы пригоняли лошадей и вскоре беспорядочные толпы, сопровождаемые ошарашенными взглядами казаков потекли от станичных укреплений.

— Ты ба! — потер лысый затылок ладонью Палий. С удивлением Кривогуз понял что его железный атаман тоже нервничает, — пятьдесят лет живу а первый раз такое чудо вижу. Не иначе князь Александр (Александр Невский — святой покровитель Кубанского казачьего войска) перед Всевышним о сем чуде попросил, — задумчиво произнес Палий и осенил себя крестом. Уверенность в божественном чуде, спасшем станицу Кубанскую от горско-татарского войска широко распространилась среди казачества. А показаниям пойманных при отступлении пленников, что при ночном нападении погиб татарский калга, несколько мурз и горских князей, кто же поверит что это стало причиной отступления? Прошли годы и некоторые участники доблестной обороны станицы уверяли, что не они, но достойные полного доверия люди утверждали, что видели, что два всадника с крыльями за спиной — божьи ангелы на белых конях и в белой одежде проехали вдоль вражеского стана и навели на татар и горцев панический ужас.

Прошли десятилетия, а казаки, встречаясь на базаре с джигитами с обожженным лицом, не забывали позубоскалить над неудачниками, не справившимися с казачьими бабами.

— А шо, приятель, не щи ли в Кубанском казачьи хлебал? — спросит, бывало, линеец и провожает добродушным смехом угрюмо молчащего горца.

* * *

Очередной рейс начинался как обычно. Приняв на хранение два тяжеленых кованных сундучка, как всегда опечатанных гербовой печатью министерства финансов, и, выслушав нудные и, знакомые до последнего слова наставления товарища (заместителя) министра, они сели в рейсовый поезд Москва-Мастерград. Почему не воспользовались как обычно дирижаблем? Так отменили же рейсы на Мастерград и обратно. Война с турком, каждый воздушный корабль на счету. После памятного задержания лазутчика английских немцев в Казани и, оценив богатырскую силу, Ивану Кайде предложили перейти на службу в Министерство финансов — сопровождать ценные грузы и оклад положили вдвое против прежнего. А он же не дурак! Конечно согласился. Потом три месяца подготовка — учил инструктор из самого Мастерграда. Ох и ловок! Спервоначалу Иван, когда сходились в учебном поединке даже дотронуться до него не мог. А потом ничего, даже побеждал...один раз. Многому научил. Не только драться с оружием и голыми руками, но и как обнаруживать наблюдение и многое другое. А еще без промаха стрелять из мастерградского пистолета. Такой, как говорил инструктор внешне напоминающий пистолет ТТ, только с 'макаровским' ударно-спусковым механизмом и 2-х рядным магазином с патронами немного длиннее 'макаровских', применяли в спецназе Мастерграда и подразделениях пластунов русской армии. С тех пор прошло три года, Иван успел пожениться, но продолжал служить. Раз а то и два раза в месяц он доставлял ценный груз, конечно чаще всего в Мастерград. Оплачивать то поставки военного снаряжения и многого другого как-то надо? А злато и каменья драгоценные места занимают мало, зато ценятся дорого. Откуда они взялись на территории русского царства, скудной на злато-серебро да каменья драгоценные, то тайна великая, государева, но Иван знал ее. Злато, по наводке мастерградских умельцев начали добывать на Урале, в Забайкалье на Нерчинских рудниках, на Алтае на рудниках Акинфия Демидова да на Тоболе на реке Исеть а каменья драгоценные на Урале да около города Архангельска на берегу Ледового моря.

Все произошло в конце четвертых суток пути, когда до мастерградских границ осталось немногим больше чем полсотни километров и одна короткая остановка. Проснулся он ночью до ветру, завозился на верхней полке, потом перевалив тело через койку, спрыгнул. Ловко, словно медведь, приземлился на пол. Иван и внешне напоминал вставшего на пол косолапого. Немного выше среднего роста, необычайно широк в плечах, бочкообразной груди казалось тесно в рубашке. В такт покачиванию вагона стучали колеса, из полутьмы, едва рассеиваемой электрической свечой над окном, нарисовались спящие товарищи: Ванька Тетряев да Санька Цыган. Дежуривший Аверьян вопросительно вскинул глаза на Ивана.

— Да... — неопределенно махнул рукой Иван. Что тут непонятного? Приспичило!

Чуть покачиваясь вместе с вагоном он вернулся назад по пустому коридору — под особую группу министерства финансов не поскупились, выкупили целый вагон, постучал условным знаком. Скрипнул замок. Он открыл дверь купе. Царила предутренняя темнота, лишь слегка подсвеченная лившимся из окна лунным светом. Ему бы насторожится, почему нет света? Поберечься, но видимо слишком расслабился за четверо суток пути или еще не проснулся. На фоне окна молниеносно мелькнуло черное. Пахнуло опасностью, нет, не опасностью даже — смертью, он начал отшатываться, но не успел. Грудь, слева, ожгло огнем. Вспышка дикой ярости затуманила голову. Дальше Иван действовал на вбитых за время учебы и постоянно закрепляемых инстинктах.

Кулак размером с небольшую тыкву, пушечно врезался куда-то под подбородок, хрустнуло. Нападающего смело от таранного удара. Спиной вперед влетел в купе.

'Бах!' — расцвел навстречу огненный цветок выстрела. Пулю приняло мертвое тело вора. В этом Иван был уверен. По молодости он одним ударом пудового кулака убивал быка а к возмужанию стал только сильнее.

Теперь дорог каждый миг. Некогда разбираться со своими ранениями. Разъяренным медведем влетел навстречу выделявшегося на фоне светлого квадрата окна силуэта врага. По пути рука скользнула под подушку, в лунном свете сверкнуло лезвие бритвенно наточенной саперной лопатки. Товарищи подшучивали над излишней по их мнению мнительностью Ивана, но это не мешало ему на заданиях держать ее под рукой. Как использовать ее в качестве оружия научил инструктор из Мастерграда.

Другой тать уже отталкивал тело подельника и направлял ствол пистолета на Ивана.

Лопатка коротко и страшно свистнула, почти перерубив кисть, ручьем хлынула кровь.

Стрелок заорал словно недобитый кабан. Страдания его остановила пощечина, нанесенная рукой, размерами схожей с небольшой лопатой, отправив в короткий полет. С костяным треском ударившись головой об верхнюю полку, сполз на пол. Все, без памяти.

Дальнейшие действия Ивана были молниеносны и ловки. Отпрянув в сторону он нажал выключатель. Над окном загорелся тусклый свет, осветивший картину бойни. С первого взгляда видно его товарищи мертвы. У дежурившего Аверьяна нож торчал в сердце. Отдыхающие лежат навзничь, так и не успев проснуться. На лицах спокойствие, из уха текла струйка крови, стремительно расплываясь на подушка. 'Эх, ребята, ребята. Как же так? Не убереглись!' Недвижные тела татей лежали один на другом у окна, из наполовину перерубленной руки верхнего толчками брызгала кровь, скапливаясь в лужицу на полу. Но самое паршивое было не в этом. Он скосил глаза вниз. Из рубашки в области сердца торчал нож, по белому полотну вокруг него стремительно расплывалось алое пятно.

Вместе с приливом сил и дикой ярости из крови стремительно уходил, лишая после бурной вспышки ярости сил, адреналин. Задышал тяжело, грудь будто что-то сдавило. Он пошатнулся, опускаясь на нижнюю полку рядом с телом товарища и втискиваясь спиной в стену. Рука рванула из кобуры пистолет, взвела курок. Его ожидания оправдались.

'Чпок! Чпок!' — посредине в двери, примерно на уровне груди, появились дырки.

'Бах! Бах! Бах! — ответно продырявили дерево пули. А вот не надо нападать на служащего внутренней стражи, тем более на раненного! Послышался стук упавшего тела, забарабанили ноги по полу. Он еще немного подождал, опасаясь, что тати оставили на подстраховке еще одного разбойника. Потом открыл дверь, осторожно выглянул. Тусклый свет потолочных фонарей отражался в полированном дереве стен с закрытыми дверьми купе, на застеленном полу лежало тело третьего убийцы. Все три пули пробили грудь, жизнь стремительно уходила из глаз третьего татя. Рядом валялся пистолет с длинным дулом, хищными и продуманными обводами совершенно не походивший на грубые поделки местных мастеров а скорее на изделия Мастерграда. 'Вот оно что...' Нога закинула пистолет в купе.

Тяжело дыша, Иван закрыл дверь изнутри на замок и туго перетянул руку единственному выжившему татю его же ремнем. Даст бог доживет до допроса. Потом достал рацию. Связь с Мастерградом установилась быстро. Он доложил дежурному и, привалившись на стену в прежнем месте, приготовился ждать. В груди пекло, стало еще труднее дышать, но он сделал все, что было в силах. Нахлынула усталость. Он сидел в тесной каюте мчащегося по рельсам поезда рядом с четырьмя трупами и одним полутрупом, в ране пекло, а при каждом болезненном вздохе вокруг окровавленного ножа вскипали кровавые пузыри. Теперь оставалось только ждать. Дай бог хватит сил продержаться до границы мастерградских территорий.

Дверь, сопровождавшим поезд и, прибежавшим на шум полицейским, он не открыл, пообещав при попытке ее вышибить продырявить им головы. Он открыл дверь когда увидел хорошо знакомое здание пропускного пункта на границе. И только когда в дверях показался человек в форме пограничника, позволил себе соскользнуть в беспамятство.

Глава 11

Он тихонько, чтобы не разбудить сладко и удовлетворенно посапывающую Беатриче, поднялся с постели и первым делом одел трусы. Нет, он не стеснялся перед любовницей, просто чувствовал себя некомфортно. Солнечные лучи, пробивались сквозь решетчатое окно, разбивая чисто вымытый деревянный пол на квадраты. Из угла, с распятия, Христос скорбно смотрел на небогатую обстановку съемной квартиры: поцарапанный деревянный шкаф в углу, у входа чистый половичок с башмаками, на маленькой кровати спала уставшая после бурной ночи женщина порядком за тридцать, лямка ночной рубашки сползла с плеча, открывая нескромному мужскому взгляду розовый и крупный сосок на белоснежной, но слегка обвисшей груди. С Беатриче мужчина познакомился на базаре три дня тому назад, роман вышел короткий, но бурный и, вот они уже в постели. Вдовушка оказалась голодная до мужских ласк и самое главное она снимала квартиру напротив Апостольского дворца в бывшей столице Римской империи. Он подошел к окну осторожно выглянул наружу, на булыжную площадь Святого Петра перед дворцом стекались из узких улочек люди, толпились, постепенно заполняя ее.

Мужчина повернулся к женщине, ее лицо во сне расслабилось, она выглядела сейчас наивной девочкой. А еще красивой. В глазах блеснуло сожаление. На миг показалось, что побудь они еще немного вместе и он начал бы к ней привязываться. Нет он не жесток, просто работа такая... Грязная. Он немного поколебался. Ну даже найдут и что? Ну был такой, ну покувыркались немного. Даже если с ее слов напишут портрет он немного даст. Черноглазый, кожа смуглая, волосы темные. Среднего роста, средней внешности. Да таких тысячи только в одном Риме. Снимет грим и ищи — свищи! В любом случае он не хотел принести ей неприятностей больше чем необходимо для выполнения работы. Подойдя к висящему на стуле камзолу он достал из незаметного внутреннего кармана некий замотанный в тряпку предмет.

Развернул, в утренних лучах пластиком сверкнул шприц, он снял колпачок с иглы. 'Прощая дорогая! Ты посчитаешь меня подлецом, но такова судьба. Удачи тебе!' Он примерился. Игла глубоко вонзилась в обнаженное плечо, уровень жидкости в тюбике стремительно уменьшался. На вскинувшуюся в испуге женщину навалился всем телом мужчина, рот открылся, но, неродившийся крик задушила рука любовника, лишь в глазах Беатриче сверкали недоумение и дикий ужас. Недолгое, но яростное трепыхание быстро затихло. Женщина спала.

Одевшись, он открыл шкаф и вытащил неброский кожаный чемодан. Недолгие манипуляции над ним. Нажатие определенных точек на кованных узорах вокруг замка в раз и навсегда запомненной последовательности отключило самоликвидатор, который в клочья разорвет и неосторожного, дерзнувшего поинтересоваться содержимым и сами внутренности. Крышка откинулась, металлом блеснул набор деталей. Сборка длилась недолго. При взгляде на то что получилось, каждый опознал бы странный гибрид из прицела снайперской винтовки из далекого двадцать первого века и штуцера восемнадцатого с необычайно удлиненным стволом. Он подтащил к окну стол и поставил на него стул, винтовка легла рядом. Потом открыл окно. Свежий ветер принес запахи конских каштанов и гул толпы. В темноте комнаты никто его не увидит да и не будет смотреть на дом наискосок от Апостольского дворца. Примерился с винтовкой, перекрестье прицела прошлось по окнам Апостольского дворца, ненадолго остановилась на фигуре с крестом, увенчивающей египетский обелиск из Гелиополя, привезенный в Рим императором Калигулой в центре площади. Удобно и видно хорошо. Опустив оружие на стол он зарядил его, приложил к глазам бинокль и принялся ждать. Работа у него такая ждать, ждать, иногда сутками ждать в засаде. Руководство решило что фигурант больше недолжен жить — значит выполнять ему, правда в Европе он с снайперкой впервые, больше пришлось мотаться с заданиями по местам, очень далеким от Европы.

В ожидании прошло еще полчаса. Пестрое людское море на полукруглой площади перед дворцом бурлило и жило собственной жизнью. Наконец в окне Апостольского дворца мелькнула фигура одетого в белое человека. В сопровождении клириков он вышел на балкон, торжественно поднялась рука в благословении. Толпа звероподобно взревела, приветствуя пастыря, замахали поднятыми вверх руками.

Время! Винтовка легла на стул, глаза поймали в прицел грудь вещающего на латыни человека. Все! Не дышать! Осторожно, словно это не спусковой крючок а лепесток розы, нажал, не сильно ударило в плечо. Звук, смягченный глушителем, был совсем не громкий, так, словно разбили об каменный пол тарелку. Человека на балконе, прозывавшегося Папа Климент XI, смело. Несколько мгновений никто ничего не понимал, потом клирики кинулись к распростертому на полу телу, под которым быстро набухала алая лужа. Толпа на площади Святого Петра еще не успела ничего понять, еще только первые крики панического ужаса повисли в ясном римском утреннем воздухе, когда напротив обелиска из Гелиополя блеснуло, раздался грохот. Еще миг и повалил густой черный дым. Густая толпа начала разбегаться, громкие панические крики, словно чума заражали все новых и новых верующих.