— Нет! Они во тьме боли и страха. Потеряли связь с миром, но не обрели с междумирьем. Только ты можешь позвать их!
— Но как...
— Сначала помоги себе и ей! — перебил отец. — Она ведь тебе дорога?
Его голос стих и растворился в звенящей тишине, а я напрягся, будто двигал здоровенную глыбу. Шерсть на загривке вздыбилась. Хватит! Нет у меня никакой шерсти. Я упёрся лапами в песок, втягивая когти. Стиснул челюсти, а уши сами прижались к голове.
— Что ты творишь? — закричал шаман.
— Взращаю облык! — прорычал я в ответ.
Во рту пересохло. Живот вжался, как после трёх дней голода, но сил не хватало. Даже если он прилипнет к позвоночнику, я не стану самим собой, так и останусь полузверем, как Сыч. Хвост я ещё переживу, но каждый день брить шерсть на носу — это уже чересчур. Я напрягся сильнее, собирая все крохи энергии с плато. Не раздумывая, проглотил чары орущей стены, закусил сторожевым заклятьем Константина и потянулся дальше, обшаривая каждую песчинку. Попалась жреческая мантия, но даже в отчаянии я оставил её напоследок, если не останется иного выхода. Ошейник тоже переполняла энергия, и я, хоть и морщась, потянул злую силу на себя. Ноги распрямились, по телу прокатился жуткий зуд. Свербило так, что я едва сдержался, чтобы не закинуть лапу на бок и не почесать. Или это уже была не лапа?
Продолжая опустошать ошейник, я приоткрыл один глаз. Шерсть клоками падала на песок, руки истончались, а пылающее жаром тело так перегрелось, что валил пар. Я втянул остатки энергии, и в голове взорвался громовой раскат. От запаха горелой шерсти запершило в носу. Перед глазами кружился черный водоворот. Ноги подкосились. Ещё что-то слышал и видел. В бешеном хороводе кружились смутно знакомые лица, а голоса пели песню. Я точно знал её, но не мог вспомнить, откуда. С трудом сев, я провёл рукой по песку. Пальцы уже гнулись, но ещё не слушались.
— Получилось, — удивленно произнёс хранитель духа.
Я и сам догадался. Дополз до одежды, и, весь трясясь, с трудом влез в жреческую мантию. Бывшая когда-то чёрной, цепь побелела. Темная шелуха всё ещё осыпалась со звеньев, и я протёр её об рукав.
— Ошейник растратил всю магию, — оповестил Мровкуб. — Вы втянули её во время превращения.
— Так даже лучше, — встрял шаман. — Надевайте его без страха.
Я и не думал бояться, удушающая хватка цепи окончательно потеряла надо мной власть.
— Торопитесь! — не унимался хранитель духа. — Быстрее восстановите силы. Пребывать в таком состоянии опасно!
Цепь больше не закрывалась сама, так что пришлось повозиться. Справившись с застёжкой, я заставил себя подняться и побрёл вниз. На кухне естественно никто не прибрался, поэтому я обошел битую посуду и разбросанную еду и подкрутил огневой пень. Вспыхнуло пламя. Я протянул руки, чтобы хоть немного согреться.
— Ничего, когда объединишь все копии, станет легче, — успокоил шаман.
— Будет не одна псина, а целая свора, — заметил Оливье.
Когда подогрелась похлебка, я умял три порции с верхом. А вот сил добраться до каморки не хватило, свернулся клубком и уснул у огневого пня.
Терзали тяжелые невнятные сны. Я носился в темном лесу, выл, рычал, но все равно не находил дороги. Опушка мелькала в просветах деревьев, но стоило броситься к свету, мгновенно исчезала в вязком мокром тумане.
Когда я поднялся, солнце стояло уже высоко. Бессилие и озноб отступили, будто их и не было, но голод никуда не делся. Пересилив себя, я пошел проведать Ирину. Отдернул штору и бочком протиснулся в каморку.
Волшебница еще не пришла в себя. Смертельная бледность спала, но она ворочалась в полузабытье. Подняв голову, я заботливо напоил ее отваром, поцеловал и уложил на подушку.
— Ты спасла меня снова, — прошептал я.
— Это источник! Источник! — забормотала Ирина. — Я всё поняла, поняла...
Я вытер её мокрый лоб и погладил по голове. Она тяжело вздохнула и открыла замутненныё глаза.
— Как ты? — прошептал я.
— Зачем магистрату столько ошейников, если они хотят уничтожить оборотней? — вскрикнула она.
— Тихо, тихо! — попытался успокоить я, обнимая, но волшебница продолжала бормотать.
— Они выбросили их в море... в море... я всё поняла... можно достать...
— Отдыхай, — постарался внушить я, — тогда силы быстрее восстановятся.
Она перестала лопотать, и я уложил её обратно. Дождался, когда выровняется дыхание и глубокий сон поглотит переживания и кошмары.
— Магичка дело говорит, — забубнил Оливье. — Магистрату столько ошейников даром не нужно.
— Безусловно... — начал хранитель знаний, но я не дал ему договорить.
— Проверю, — проворчал я и вернулся на кухню.
Снова поел, и наконец, почувствовал долгожданное удовлетворение и прилив сил.
— Где искать Сыча?
Хранитель вкуса нахохлился.
— Никак не успокоишься?
— Кому знать, как не тебе? — встрял Мровкуб.
— Подлизываешься к Властелину, Зазнайщик? — резко спросил Оливье. — Пригрелся на плече? Забыл, как хотел нас...
— Тихо! — потребовал я. — Где он?
— Да откуда мне знать? — взвыл хранитель вкуса. — Охотится на нас! Это единственное, что он умеет. Когда его папашка заболел, то спасти могла только вытяжка из зоба годовалого дикого красноперого грифона. Сыч облазил все горы Тринадцатого Тёмного Объединенного мира, где они еще сохранились, но не нашел. Не спас родителя и поклялся, что никогда не отступит.
Я недовольно поджал губы.
— Он сам нас найдёт! — пообещал Оливье будь уверен. Лучше побеспокойся, чтобы у нас были свои колдуны, когда Сыч вернётся.
Я покачал головой, но всё же достал желтое перо из бездонной сумки. Проверил платную рубрику. Ничего интересного. Пару заезженных объявлений о продаже старых колпаков и мантий. Я встряхнул магическую подписку, чтобы взглянуть на последние новости. Буквы засияли, но не желтым, как обычно, а ярко-красным:
ВНИМАНИЕ! ВСЕОБЩИЙ КАРАНТИН!
Впервые в истории тридцати миров эпидемия достигла катастрофических масштабов. Уже сейчас заражены более трети всех волшебников. Страшный вирус лишает магических способностей! Не появляйтесь в общественных местах, ради своего же блага!
— Справедливость восторжествовала! — вскрикнул шаман. — Маги будут повержены и ответят за свои преступления.
Я вздохнул.
— А как же Оксана и Константин?
— Теперь нам никто не поможет, — нахмурился хранитель вкуса.
— Боюсь, это добром не кончится, — согласился Мровкуб. — Чародеи начнут искать виноватого, и во всём обвинят...
— Надо завершить воссоединение, — перебил шаман.
— Как? — убирая подписку, буркнул я.
— Вернуться в Вишнустан и убить их!
Я резко обернулся, уставившись на маленькое серое существо. Хранитель духа даже прикрылся руками.
— Ни за что, никогда мне такого больше не предлагай! — приказал я.
Он втянул голову в плечи, но ничего не ответил. Я и сам не торопился говорить, пытаясь разобраться, что теперь делать. Искать Оксану и Константина бесполезно — тридцать миров слишком велики, чтобы носиться по ним в поисках двух чародеев. Везти куда-то слабую Ирину опасно. Договориться с оборотнями, пока они ничего не помнят, не получится.
— А почему их так называют, — осенило меня. — Хранитель прошлого и будущего?
— Им ведомо, что было и что будет, — ответил шаман.
— То, что может быть, — поправил Мровкуб. — Будущее — не открытая книга. Оно меняется и...
— Не важно, — оборвал я. — Он может заставить вспомнить прошлое?
— Несомненно, — подтвердил хранитель духа.
Я вскочил.
— Он вернёт оборотням Вишнустана память о том, что было, и они объединятся со мной добровольно.
— Морских ежей мне в сапоги! — гаркнул Оливье. — План что надо!
— Нет! — строго сказал шаман. — Вы же не представляете, каков он!
— Каков, каков! Противней тебя и ношеных носков? — хихикнул хранитель вкуса.
— Ненормальный! — яростно воскликнул хранитель духа. — С ним невозможно беседовать — сплошные игры и загадки. Что взбредет в его голову в следующее мгновение, знает только хранитель будущего.
Я прошёлся вдоль стола, разминая ноги, и сказал:
— Не вижу другого выхода! — подняв руку, чтобы прервать дальнейшие рассуждения. — Где он?
— На Тар-тыре, — обреченно заявил шаман. — Дождёмся Оксану и Константина, иначе сгинем там без волшебства.
— Как говорил одноногий трёхрук, превращенный в однорукого трёхнога: 'Пути источника причудливы и необъяснимы, — пробормотал Мровкуб. — Хранитель будущего тоже прячется на Тар-тыре.
— А что там готовят? — заинтересовался Оливье. — Ни разу не заплывал в эти дикие земли.
— Ничего, — заверил хранитель знаний. — Половина мира необитаемый ледник, а вторая безлюдная пустыня, поэтому без колдовства придётся туго.
— Слышал про заклятье, превращающее песок в сахарную пудру, — пожал плечами хранитель вкуса, — а изо льда можно...
— Вы что, не расслышали про эпидемию? — разозлился я. — Маги нам больше не помогут!
Во мне снова проснулся былой Властелин. Голос отдавался эхом в каждом камне скалы. Зарычал и поднялся огонь над огневым пнём. Забурлили остатки похлебки в котле. Зашумел ветер за окнами. Я выпрямился и угрожающе вытянул руку. Слова с грохотом падали с языка.
— Вы должны служить мне верой и правдой, не заботясь о своем благе!
— Но если вы погибнете, ваша безгрешность? — жалко залепетал Мровкуб.
— Никто не вечен, — отрезал я, поднимая знак высшей воли на белой цепи. — Направляй волчью тропу, мы отправляемся на Тар-тыр.
Я надавил на лепестки, и нас окутал молочный туман. Пришлось сжаться в узком проходе и опуститься на четвереньки. Когда дымка рассеялась, путь преградили длинные толстые сосульки. Под руками и ногами хрустел снег. Я осторожно поднялся, хватит уже набивать шишки, и обошел ледяные столбы. Обхватил плечи руками и затрясся от холода. Меня окружала пещера со свисающей с потолка бахромой мерзлых капель и ручейков, похожих на гирлянды, которыми в Черногорске украшают дома. Стены напоминали затянутые инеем стекла в окнах, а пол — злосчастный каток, который готовил для директора академии декан факультета Водолюбов, только припорошенный мягким, как морская пена, снегом.
Отражаясь от глыб льда, в глубине пещеры горел обложенный валунами, еле заметный костер. Рядом стояла грубо вытесанная деревянная этажерка с выбеленными, очищенными костями и черепами. Самый маленький мог принадлежать шилокрысе.
— Любопытная коллекция, — прошептал Оливье. — Твой черепок обязательно его заинтересует.
Я давно привык к его неуместным шуткам, поэтому не удостоил даже поворотом головы. Тем более что трескучий мороз пугал меня намного больше. Если быстро не найду хранителя прошлого, замерзну раньше, чем попаду в желудок коллекционера черепов.
Я приблизился к костру и протянул руки, отогревая закоченевшие пальцы. На этажерку с трофеями старался не смотреть. У меня даже обглоданные костяки вызывали неуместное чувство голода, еще сильнее накатывающее из-за холода.
Огонь ободряюще потрескивал, и я не сразу расслышал тихое шуршание. Лежащая за валунами куча снега дернулась, обрушивая водопады белой крупы, и поднялась, скрипя застывшими суставами. На льду остались глубокие борозды от черных когтей. Лапы, скрежеща, вцепились в гладкий каток, удерживая равновесие массивного тела. Огромная белая спина, которую я принял за сугроб, изогнулась, а из темной пасти разнесся предостерегающий рык.
— Ты залез в логово белого медведя, — глупо хихикнул хранитель вкуса.
— Разжигающего костры, стругающего мебель и собирающего черепа, — добавил я и попятился.
От неправильных медведей жди чего угодно. Хоть танца, хоть рукопашной. Спина покрылась липким потом, а ноги подогнулись в коленях. Вот только оборотни, поглотители, а тем более Властелины не отступают.
— Как поживаете? — скрывая дрожь в голосе, произнес я. — Лапы не отморозили?
Медведь распрямился, сбивая ушами мелкие сосульки с потолка пещеры, и сбросил шкуру с головы. Под белой шерстью дыбилась свалявшаяся коричневая. Я ожидал увидеть колдуна, гомункула, голема, даже чучело из веток, но бурый медведь под шкурой белого это уже перебор.
На меня уставились маленькие красные глазки с хитрым, не звериным прищуром. Пасть с точно такими же жуткими, как на капюшоне, зубищами распахнулась и недовольно произнесла:
— Не верилл, чтобы ты меня найдёшь.
Он шумно сел, продолжая неприязненно рассматривать меня. Я и сам чуть не последовал его примеру. Не вымолвил ни слова, только тыкнул трясущимся пальцем в медвежью шкуру.
— Это он, — зашептал шаман.
— Бурого среди бескрайней заснеженной пустоши все издалека виделли, — ответил хранитель прошлого.
