— И?
— Берсерки научились усиливать чары своими чувствами, но это очень опасно, — объяснил Мровкуб, — такое колдовство вытягивает из мага все соки и разрушает его самого. Вы как-то...
— Переживать будете потом, разделайтесь... — встрял шаман.
— Ну их, — пробормотал я, и вжал завитушки на знаке высшей воли.
— Не попадешь с тобой в историю, безгрешность, — вздохнул Оливье.
— Он уже давно в ней, — покачал головой Элементал.
Туман рассеялся. Я вернулся в кабинет директора академии и ошарашено застыл. Витрины блестели горками битого стекла, письменный стол просел треснувшей столешницей, а книги сиротливо чадили на полу под полками. Ирина с Константином сидели спинами друг к другу на сияющем, дрожащем шаре, скрученные светящимися нитями. Головы повисли, а в приоткрытых глазах клубился колдовской туман.
Я подскочил к волшебнице, опускаясь на колени, но хранитель знаний предупредительно взвыл:
— Заклябомба!
Я отдёрнул руки.
— Что?
— Не тронь! — зашипел Мровкуб. — Взорвётся!
Монарх заморгал.
— Великий стратег, — пробормотал он, пытаясь встать. — Заклял... я не успел...
— Не двигайся! — заверещал хранитель знаний.
Светящиеся нити натянулись, и внутри дрожащего шара заурчало. Под тонкой прозрачной оболочкой вспухли злые языки пламени, и Константин осел на сияющую сферу.
— Искал вас и ключи, — пробормотал он.
Я положил костяную плошку со свитком на пол и наклонил голову. Ирина дышала, но в себя не приходила.
— Что с ней?
— Выпытывал, — слабо ответил монарх.
Я заскрежетал зубами. Когда-нибудь мы встретимся, и пощады не будет. Никакая совесть не убедит меня сохранить жизнь хранителю власти. Я обрушу на него столько усиленной гневом магии, что сам высшей чародей-берсерк зааплодирует в бездне междумирья.
— Отыщите синюю нить, — зашептал Мровкуб, — а красную ни в коем случае не трогайте. Она оживит чары, и заклябомба взорвётся!
— Он всегда любил поиздеваться над своими жертвами, — скривившись, заметил Молчаливый, рассматривая вздрагивающую сферу.
Я сощурился, пытаясь разобраться в хитросплетении светящихся нитей. Стратег словно сжал с двух сторон поток энергии, создав посередине, надувшуйся от скопившейся магии, шар. Вылезающие из него разноцветные отростки спутывали руки волшебникам. Я проследил зелёную, черную, белую и оранжевую, но синюю и красную не нашел.
— Ты уверен? — тоже почему-то тихо, спросил я.
Хранитель знаний закивал.
— Должна быть! По ней течёт огонь, иначе запал не загорится. В гильдии Огневиков строгие правила. Водолюбы, конечно, могли напутать, но по правилам должна быть синей.
— Она белая, — поправил Константин. — Великий стратег нарочно приморозил.
— Магия это зло! — фыркнул шаман.
Я обошёл вокруг сияющей сферы. В белой нити едва угадывалась отблескивающая на свету синева. Как-то просто. Зачем хранителю власти понадобился этот балаган?
— Не беспокойтесь, как говорит главный императорский сапёр: 'Качай больше энергии, только не промахивайся!'
Как тут не промахнуться? Я наклонился над переливающимся 'змеиным клубком'. Нити тонкие, и так перепутаны, что кажутся одним разноцветным канатом. Я присел на корточки и наклонил голову, вглядываясь в тонкую белую полосу. Из-под неё, почти неразличимый, торчал край зловещей красной нити. Она пульсировала, как напряженная жилка на шее готового к броску чудовища. Угрожающе пахла горелой травой и алхимической лабораторией. Словно предупреждала: 'Только тронь меня, и всё могущество гильдии Огневиков обрушится на твою голову'. Стоило мне протянуть руку, как Оливье сдавленно прохрипел:
— Ща, рванёт! — и сконфуженно добавил. — Прости, безгрешность, не сдержался.
Я сглотнул, подбадривая себя тем, что спасаю Ирину. Выбрал в хитросплетении цветов место, где поблизости не скрывалась красная полоса. Осторожно коснулся светящегося клубка, одновременно сжимая знак высшей воли. Магия побежала по руке и влилась в белую нить, заставляя наливаться синевой.
— Ещё немного, — подсказал Мровкуб.
'Слишком просто', — думал я. — 'Для такого коварного злодея, как хранитель власти — слишком просто'.
Дрожащий шар забулькал, выгибая прозрачную пленку багровыми пузырями. Вокруг огненной сердцевины завертелись искристые водовороты. Чем больше энергии я вкачивал, тем больше они вырастали и быстрее крутились. Зелёная, черная, оранжевая, и даже красная нити, истончились и побледнели. Зато синева, словно грозовая туча, клубилась внутри сферы и сдерживала угрожающее бульканье.
— Люсьен, — позвала очнувшаяся Ирина.
— Не двигайся, любимая, — попросил я.
Она завертелась, и в шаре что-то ухнуло.
Я чуть не выронил символ высшей воли, процедив сквозь зубы:
— Пожалуйста, сиди смирно.
Волшебница упрямо мотнула головой, но затихла.
— Ещё чуть-чуть, — ободрил хранитель знаний.
Я подпитывал синюю нить, и сфера раздувалась. Она уже не вмещала грохочущую тучу и росла вместе с ней, сильнее прижимаясь к полу. Внутри что-то фыркало и шипело, будто начавшийся дождь тушил сопротивляющееся пламя.
— Хватит! — скомандовал Мровкуб.
Я замер и медленно отвёл руку, прижав к колену.
Туча рассеялась, а огненная сердцевина сферы сжалась и превратилась в тёмную точку.
— Замораживай!
Я и сам не понял, что делаю, но перед глазами стоял Трутанхейм. Снежная пурга, ледяной ветер и жгучие морозы охладили сорвавшийся с моих пальцев поток энергии. Он окутал синюю нить, и она мгновенно покрылась инеем. По дрожащему шару захрустела изморозь, и он затих.
Ухватив за руки, я поднял Константина, и обнял Ирину. А заклябомбу подцепил ногой и зашвырнул в дальний, заросший паутиной угол. Ударившись в стену, она рассыпалась хрустальными осколками, мгновенно превратившимися в грязную лужу на ковре.
Монарх, держась за спину, сел в бархатное кресло, а я прижал к себе волшебницу.
— Мы не успели за тобой, портал закрылся мгновенно, — пожаловалась она, — а потом появился стратег. Я даже палочку не успела поднять, а он уже расправился с Константином. У него столько силы, будто вся отнятая у чародеев магия досталась одному ему.
— У меня всё равно больше, — буркнул я. — Что он хотел?
Ирина растеряно пожала.
— Не знаю. Он будто знал куда ты делся и о том что все ключи с тобой...
— Зачем же пришёл? — буркнул я.
— Где вы были? — перестав кряхтеть, спросил монарх.
— И там, и сям, в другой раз расскажу, — туманно ответил я и вспомнив свою идею, закричал: — Главное, что теперь не надо искать седьмого хранителя. Мы его создадим!
— И кто же удостоится такой чести? — встрял шаман.
— Вы всё равно не поверите, — прокряхтел Ту-би.
Я взглянул в нишу и вздрогнул. Отпустил Ирину и бросился к каменному грибу. В сфере отрешенной бесконечности плавали только сверкающие песчинки. Я глухо взвыл, обхватив её руками.
— Ну почему? Почему ты меня не дождался?
Голос срывался, а предательские слезы сдавливали горло. Это нечестно! Я же почти его спас.
— Пока здесь, — донёсся слабый, похожий на шелест перекатывающегося песка, голос.
Я сглотнул, пораженно уставившись в сферу. Мелкие камешки сложились в подобие рта.
— Держись! — завопил я.
Отскочил к креслу, поднял костяную плошку со свитком и бросился обратно к камину.
— Дагар сказал, что я смогу!
— Ты рехнулся, крысёныш, — вскрикнул Оливье. — У бездушного булыжника нет души. Его же создали маги...
— Позвольте не согласиться, — перебил Мровкуб. — Волшебники заставляют камни двигаться, но жизнью их наделяет источник.
— Затухни, Зазнайщик!
— Такого ещё не былло.
— И не будет, — добавил хранитель будущего.
— Конечно, наш голем лучше какого-нибудь зарвавшегося колдуна, но...
— Да помолчите вы! — рыкнул я, вглядываясь в свиток.
— Странное решение, — задумчиво протянул Константин у меня за спиной, а Ирина положила руку на плечо и сказала:
— У тебя всё получится, а я помогу, если понадобится.
Я благодарно кивнул, а в сфере отрешенной бесконечности проступили глаза и нос. Если бы в удивлении было чуть больше силы, Евлампий полностью восстановился бы и стал прежним. Но её немного не хватило, и он лишь изумленно таращился глазами из песка.
— И что же я буду хранить? — еле слышно выдавил он.
— Порядок, конечно, — ни секунды не раздумывая, ответил я.
— Я против, — закричал Оливье. — Терпеть ещё этого — уже перебор!
Хранители снова загомонили, но голем больше ничего не сказал, и я сосредоточился на свитке:
'Тот, кто посвящает себя тридцати мирам, должен унять гордыню, отречься от земного и стремиться к совершенству. Если бесповоротный выбор уже сделан и не подлежит пересмотру, Властелин омоет достойнейшего из священной чаши. Но прежде, будущий хранитель должен:
Наполнить чашу магией крещения из источника, не жалея, не прося пощады и не останавливаясь...'
— Как это? — растерялся я.
— Не сложно, — зашелестел Евлампий. — Поднеси чашу ближе. Я отдам молнию и...
— Ты совершаешь ошибку, — гаркнул мне в ухо Оливье.
Я махнул рукой, словно мог сбить его с плеча, и протянул костяную плошку к сфере отрешенной бесконечности. Ядовитая ржа драконьей желчи, перемешанная с песком, заволновалась и закрутилась вихрем. Мелькали камни, сталкивались и отлетали. Кидались друг на друга, как во время поединка, и отступали. Набрасывались и отскакивали, пока между ними не сверкнула первая искра. Голем довольно зашипел, и вторая искра растянулась и засверкала. А третья превратилась в крошечную молнию, вырвалась из сферы и ударила в чашу, рассыпавшись ослепительным разрядом.
— Получается, — обрадовалась Ирина, заглядывая через моё плечо.
В песчаном вихре проступил силуэт голема.
— Продолжай, — велел я.
— Опомнись! — заныл хранитель вкуса, но я злобно цыкнул, и он замолчал.
Евлампий что-то забормотал, вихрь поднялся кверху и закрутился, как сумасшедший. Круговорот стал плотным, и песчинки замелькали так, что размазались в темное марево. Скрип отдавался в ушах. Я даже сморщился, потерев подбородок о плечо, и вздрогнул от раскатистого грома. Над костяной плошкой возникло крошечное облако и излилось невидимым дождём. На дне чаши собралась небольшая лужица.
Константин выгнулся в кресле, пытаясь разглядеть посвящение в хранители.
Вихрь в сфере осел, и из песка показалась угловатая фигура. Голем почти восстановился, и я бодро вскрикнул:
— Полдела сделано!
Он кивнул крошечной головой и сжался, зажмурив наметившиеся провалы глаз. Чтобы призвать стихии огня и земли, ему придётся перейти в боевую форму. Нелегкая задача для того, кто две минуты назад был горкой песка.
Евлампий упрямо зашипел, и вялые песчинки, пожранные драконьей желчью, завертелись, складываясь в подобие рук. Оставалось разогреть внутреннее пламя, но оно не могло взяться из ничего. Я видел, как потоки энергии окружают его, пробиваясь через сферу отрешенной бесконечности. Накатывают, как приливные волны на берег, но лишь разбрасывают безвольный песок. Он старался изо всех сил, но потухший фитиль в его груди не воспламенялся.
Не сдержавшись, я чуть подтолкнул магию, но голем затрещал крохотным камнепадом:
— Нет!
Я обиженно шмыгнул носом, но всё же кивнул и прошептал:
— Я верю, что у тебя есть сердце, и оно загорится.
Мелкие камни вихрями поднялись к созданному телу. В груди Евлампия застучало, и фитиль задымился. Маленькие руки разодрали кривые трещины, и из них, подпитанный очередным приливом энергии, вырвался сноп огня. Блестящие искры, переливаясь, слетели в чашу и смешались с забурлившей водой.
— Ещё немного, — подбодрил я.
Внутри каменного тела поднялся ветер. Фитиль побелел, и вокруг него собрался пламенный клубок. Голем, почти такой как раньше, сиял и переливался. Глаза загорелись, и поток огня, ухнув, покатился к плечам, разогнался и, проскочив руки, вырвался на волю, выталкивая заряд камней.
Костяная плошка закрутилась, и магическое варево исчезло.
— Не бывать булыжнику хранителем! — пискнул Оливье.
Я взялся за свиток и прочитал вслух.
'Не жалея, не останавливаясь и не прося пощады. Пока останется сил. Ибо невозможно наполнить то, что и так полно'.
— Источник нельзя заполнить? — удивлённо выдохнул шаман.
— То, что и так полно, — поправила Ирина.
Я забормотал:
