— Ты сильнее, — урчал под ухом шаман.
— Ты сможешь, — эхом отзывались остальные хранители.
Знак высшей воли ослабил хватку цепи, но задёргался, начав рваться то вправо, то влево, а я метался вслед за ним, как пёс за поводком безжалостного хозяина. Ни бессильная ярость, ни подкреплённый болью страх не прорывались сквозь древние чары. Моих усилий хватило лишь на тонкий лучик света, вырвавшийся из кристалла и отскочивший от сверкающей скорлупы. Бесполезное заклятье заскакало внутри яйца, пока не налетело на монарха. Он дёрнулся и зашипел, наконец, разжав непослушный рот.
— Скрапа изчальгнго драона!
Я только замотал головой.
— Они поставили защитные чары, — объяснил Мровкуб. — Скорлупу изначального дракона не пробить...
Я прижал к себе рвущийся из груди артефакт, неразборчиво прошептав:
— Было бы чем.
— Не удерживай знак высшей воли, — посоветовал хранитель силы. — Если стратег позаботился о том, чтобы ты его не получил, то и другим не отдаст.
Я нехотя сдвинул ладонь, и сразу скривился от боли. Предательский артефакт собирался разорвать меня пополам. Но мучения длились недолго, иглы оправы одна за другой выскальзывали из моей груди и тряслись от бессилья. Я потянулся, чтобы ухватиться за цепь.
— Верь мне! — гаркнул Молчаливый.
Я сжал кулаки и раскинул руки в стороны.
В глубине кристалла разгорался багряный свет, и с каждой высвободившейся иглой он полыхал сильнее. Внутри медальона будто подымалось солнце. Его обжигающие края вздымались над краем пустыни, неся смерть и разрушения. Каждый убийственный луч прожег бы насквозь тиамата.
— Его не пробить, — прошептал Константин.
Ослепительный свет вырвался из кристалла, заливая яйцо раскалённым сиянием. Пляшущие на скорлупе голубые искры налились сочной синевой. Расширились, соединились и превратились в непроницаемую индиговую сферу.
— Не может быть, — оторопело забормотал Мровкуб.
Защитные чары изначального дракона вбирали в себя бьющий из знака высшей воли поток света, и скорлупа росла. Раздавалась в стороны, и из-за синей стены послышались испуганные вопли.
— Я же говорил, что беспокоиться не о чем, — проворчал Молчаливый.
— Всегда знал, что всё хорошо кончится, — поддакнул хранитель будущего.
Боль в груди отступила. Пропало давление ритуала отречения, и я вздохнул свободно. Свет лился ровным потоком, впитываясь в защитные чары. Скорлупа почернела, треснули сдерживающие монарха чары, и он рухнул на пол. Яйцо выросло еще больше. Купол взметнулся над головой, а стены неумолимо ползли в противоположные стороны. Крики чародеев магистрата смешались с треском и грохотом падающего камня.
Я бросился к Константину и приподнял его голову. В тёмных глазах застыл вопрос: 'Как ты смог?'.
— Это чужая заслуга, — вздохнул я.
Вытекающее из кристалла сияние окружило нас, завертелось переливающимися кольцами и поднялось к своду защитного кокона. Скорлупа налилась угольной чернотой, а яйцо всё раздавалось, увеличиваясь в размерах. В него бы уже поместилась шхуна, но оно продолжало расти.
— Остановитесь, умоляю, — долетел из-за защитных чар приглушенный голос Терарама. — Я же ни в чем не виноват, только выполняю правила. А вы разрушите гильдию!
В подтверждение его слов, громыхнуло так, что под ногами заходил пол.
— Он говорит правду, — подтвердил Евлампий. — Яйцо изначального дракона уже проломило две стены и обрушило одну из несущих балок потолка.
— Как бы сказал я: 'Гениально, — зачарованно пробормотал Мровкуб. — влить в чужое защитное заклятие столько энергии, что оно превратится в твоё наступательное'.
— Вы отпустите нас и доставите в порт! — заорал я. — Иначе тут камня на камне не останется!
— Всё что угодно, ваша безгрешность, — донёсся слабый голос сутулого колдуна.
— Нечего с ними церемониться, — заскрипел шаман, но я не удостоил его ответом.
Не нуждаюсь в советах того, кто безжалостно отнял всю мою жизнь. Поднявшись на ноги, я накрыл знак высшей воли ладонями. Свет пробивался сквозь пальцы, упорно устремляясь к скорлупе, но я сдавливал артефакт всё сильнее, пока кристалл не остыл. Потоки энергии истощились до тонких струек. Потускнели и растворились, а следом за ними растаяло яйцо изначального дракона. Скорлупа окрасилась голубыми разводами и светлела, пока не исчезла.
Потемневший зал завалило осколками раскрошенного камня и настоящими валунами. Из-под груды обломков торчали разорванные мантии, край закопченного фейского крыла и сломанный посох архимага. Терарам стоял на коленях в пыли, опустив голову.
— Я делал то что приказывали, а вы расправились с магистратом, — испуганно и одновременно восхищенно пробормотал он.
— Давно пора, — прохрипел у меня за спиной монарх.
Я сглотнул, но внутри ворочался пробудившийся Властелин.
— Какой ультиматум поставил хранитель власти?
— Не прикасаться к вам! Но мы не могли позволить ему завладеть...
— Отправь нас в порт! — загрохотал я. — Немедленно.
Они появились снова. Пока неразборчиво и тихо, но уже настойчиво — в моей голове звучали голоса.
Глава 15. Заразная зараза
Плохо помню, как мы попали на корабль. Голоса одолевали всё сильнее, но я боялся признаться, что их слышу. Пришлось тащить на себе Константина. Хмурый Терарам вроде помогал, но больше озирался, чем подставлял плечо. А когда с трапа спорхнул крикливый боцман, начал орать, что гильдия иллюзий не должна оставаться без привратника и бросился бежать. Споткнулся о пустую бочку, перекувыркнулся и исчез, растаяв в воздухе.
— Я видел тебя с волшебницей! — ревел Чича, подхватив монарха подмышки. — Почему ты отправил её с капитаном Джо и не подошёл? Капитоша пытался с тобой связаться, но ты отмахнулся от него как от назойливой какозы! Что случилось?
— Давай позже, — чуть отдышавшись, попросил я, опираясь о борт. — Константину нужна помощь, а мне отдых. Нас вывернули наизнанку...
— 'Ты ответишь за всё, предатель!'
Я подпрыгнул, настолько отчётливо прозвучали слова, и втянул голову в плечи.
— Натворят, не пойми чего, и язык зубами держат, а я помирай от беспокойства...
— От любопытства, — поправил Оливье.
— А! — отмахнулся боцман и, насупившись, потащил монарха в трюм.
Устало посмотрев ему вслед, я позвал:
— Капитон! Капитон!
Гремлин нарочно не отозвался, хоть я и чувствовал, что он слышит.
— Курс на Отдельный мир! — приказал я и побрёл в капитанскую каюту.
Даже назойливые голоса не могли отогнать накатившую усталость. Я едва шевелил ногами. Начавшаяся перепалка хранителей превратилась в назойливое жужжание.
— Стратег собрал целую армию големов, — завывал хранитель вкуса. — Мы что, идём войной на всех?
— У нас нет выбора, — возразил Евлампий.
— Ему всё равно не выжить, — хмыкнул Ту-би.
Напророчил бы что-нибудь хорошее, ради разнообразия. Хотя сколько себе не ври, от правды не отгородишься. Меня ждут забвение и смерть. Они долго охотились за мной. А теперь я всколыхнул дремавшее прошлое, и оно заглотит меня целиком.
Под бесконечную ругань хранителей я рухнул на кровать. Падал, падал, падал. Уже не веря, что долечу. Меня окружала та самая жуткая тьма, в которую я решил броситься. Не холодная, бесчувственная и мёртвая, а полная пугающей жизни. Голоса звучали громче, а я мчался сквозь черноту, трясясь от ужаса. У междумирья нет дна. Я буду падать вечно. Пока не сгорят звезды и не превратятся в пыль тридцать миров. Я попытался взмахнуть руками, но их прижало к груди. Тогда я со всех сил оттолкнулся. Ударился головой и ошарашенно открыл глаза.
— Утро доброе? — ехидно спросил Оливье.
Я вытер мокрый лоб.
— Долго проспал?
— Больше суток, — ответил Евлампий. — Уже будить хотели.
— Даже не заметил, — пробормотал я.
Над столом, стукаясь боками, громыхали медные котлы. Но я на них даже не посмотрел, уставившись на витраж. Из черной бездны на меня таращились сотни мерцающих глаз. Таких алчных, голодных и свирепых, что я задрожал, отодвинувшись к спинке кровати.
— Да что с тобой такое? — взревел хранитель вкуса. — Заснул властелином, а проснулся крысенышем?
Я не обратил внимания на оскорбление. Будто он говорил не обо мне. В бездонной темноте витража, под ненасытными буркалами чудищ, белели частоколы зубов.
— Ваша безгрешность? Ваша безгрешность? — настойчиво твердил шаман, пока я не повернул голову. — Вы должны...
— Нет! — завопил я, подхватил красную подушку и запустил в витраж.
Зацепился рукой за порванный балдахин и, запутавшись, свалился на пол.
— Не хочу в междумирье, — шептал я. — Не хочу.
— Ваша безгрешность, — попытался хранитель духа, но я поднял руку.
— Не надо!
Меня всё ещё трясло, но я уже справился с паникой.
— Тебя ждёт... — начал Ту-би.
— Закрой пасть! — зарычал я. — Ты клялся служить мне и тридцати мирам! — и крикнул. — Капитон!
В срывающемся голосе было столько угрозы, что гремлин не посмел промолчать.
— Слушаю!
— Что с Константином?
— Спит! Мы справились с лихорадкой. Ему уже лучше.
— Хорошо, — выдохнул я, прошёл вдоль стола и, не глядя на витраж, опустился в кресло.
— Позаботься о нём.
— Да, капитан, — тявкнул гремлин.
Я стиснул голову руками. Бессмысленный шепот сводил с ума, и я уже готов был на всё, чтобы избавиться от него. Отдать символ высшей воли стратегу. Даже умереть на полу в замке на Белой горе, лишь бы заткнуть безумные голоса.
Хранители напряженно молчали, не решаясь сильнее испортить моё чёрное настроение. Вот только для Евлампия я не был могущественным владыкой тридцати миров. Уж очень много времени он провёл с бестолковым оборотнем, поэтому не выдержал первым.
— Что ты задумал? — спросил он.
Я замотал головой.
— Мы поможем, — не сдавался хранитель порядка.
Я закрыл лицо ладонями. Нельзя ничего говорить. Как бы ни было страшно и горько, надо держаться. Если решусь исполнить безумный план, они только всё испортят. А если что-то пойдёт не так, стратег не даст мне второго шанса.
— Сам еще не знаю, — вяло отозвался я. — Не уверен, что смогу.
— 'Мы сожрём тебя живьём, неудачник!' — вырвался из общего гомона голосов, один злобный крик.
Я задрожал и зажмурился. Мысли то носились, как сумасшедшие, то ворочались как ядовитые медузы на горячем песке. Время еще есть. Несколько дней среди бескрайней тишины мировых океанов. Я упорно обманывал себя, но мой голос терялся в ненавистном гомоне.
Громкий топот в коридоре заставил открыть глаза. Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в покои ворвался Чича.
— Зачем ты его забрал? — рыкнул он. — Волшебник слишком слаб.
Я недовольно втянул воздух и шумно выдохнул.
— Кого забрал? — проворчал я, ясно понимая, что он говорит о Константине.
— Того, — рявкнул боцман. — Шутить вздумал?
Я покачал головой.
— Капитон!
— Не отзывается, — свирепствовал Чича, нервно взмахивая крыльями. — Думал, твои чудачества.
— Чьи же ещё, — поджав губы, выдавил я и снова гаркнул. — Капитон!
Я продолжал орать, но гремлин стоически молчал.
Боцман перестал дёргаться и сложил крылья за спиной. Его ноздри больше не раздувались. Даже наоборот, он словно замер, проговорив одними губами:
— Что это?
Я так резко повернулся, что чуть не вывалился из кресла. Ещё недавно тёмный витраж посветлел и превратился в кривое зеркало. В отражении подрагивала капитанская каюта с рваным балдахином, заваленным мусором столом и книжными полками — только вытянутая, истонченная, бледная и призрачно-нереальная. Я даже помахал рукой, чтобы убедиться, что это не очередная зачарованная картинка. Мой искаженный двойник с узким треугольным подбородком задёргал костлявой рукой. Её раскачивало, как голую ветку под шквальным ветром. Сквозь прозрачные пальцы просвечивало багровое сияние. Оно выбивалось из-за опущенных крыльев боцмана.
Я снова дернулся, крутанувшись вокруг своей оси.
Чича бросился в сторону, прижавшись к стене. Из кровавого света, затопившего дверной проём, выплыл Константин. Ноги не касались грязного ковра. Руки безвольно висели вдоль тела. Подбородок шлёпал по груди, а голова раскачивалась из стороны в сторону. Глаза закрыты, губы сжаты — садовое чучело, а не чародей.
— Ты что? — выпалил я, невольно сдвигаясь за кресло, будто оно могло меня защитить.
Боцман распластался по стене, боясь пошевелиться, а монарх пропарил мимо и подплыл к столу. Одеревеневшие губы раздвинулись, и вместе со свистом изо рта выскочили скрежещущие звуки.
