— Брр, — ошарашено отозвался я и передёрнул плечами.
— Как говорил сторож чудесных зелий сосредоточения: 'Невнимательный упустит что угодно, даже собственную жизнь', — припомнил хранитель знаний.
— Да он всё равно вляпается, — проворчал Оливье. — Даже если на всю гильдию будет единственная багамутовская куча.
Вперёд выдавался ложный кусок стены, за который можно было зайти. Я протиснулся в узкий проход и недовольно сказал в спину Терарама:
— Предупреждать надо.
Он не ответил. Только кряхтел, углубляясь в тесный туннель. Худосочный колдун всего лишь цеплялся за стены, а я едва втиснулся боком, даже вжал голову, чтобы не чиркать затылком по низкому потолку.
Понастроили, иллюзорники низкорослые!
Мы выбрались на выступ в скале и упёрлись в узкий мост через пропасть. Я наклонился и заглянул за край. Внизу ревело пламя и лопались бардовые пузыри. Кипящая огненная жижа пенилась и разбрызгивала раскалённые фонтаны. Жар поднимался из пропасти и набрасывался, сдавливая в тесных объятиях. Даже висящие над головой острые камни оплавились как свечи и превратили потолок пещеры в пыточную камеру из тайной канцелярии.
— После вас! — согнувшись, указал единственный путь Терарам.
Гладкие булыжники моста стукались друг об друга и раскачивались будто замороженное желе из фруктов.
— Не пойду, — отрезал я.
Колдун нахмурился.
— Другой дороги нет.
Я покачал головой, и сразу загомонили притихшие хранители.
— Так властелина не встречают. Сделайте! — повелел шаман.
В этот раз я был с ним согласен.
— По своей воле не пойду, — отрезал я, прижав ладонь к артефакту на груди.
— Не я это придумал. Мне тоже приходится исполнять правила.
Сузившиеся глаза Терарама смотрели мне за спину, и я, понимая, что не стоит, всё же повернулся.
В тесном туннеле заскрежетало. Стены озарили рыжие отсветы. Из расщелины, разламывая огромными когтями камни, высунулась драконья голова. Кроваво-красные чешуйки вздыбились. Ощерилась злобная морда, и в меня впился узкий зрачок.
Я услышал, как стучит моё сердце: 'Тук-тук-тук-тук-тук'. Будто хочет пробить дырку в спине и спастись бегством. А ещё, как бурлит и клокочет в желудке дракона зарождающаяся лава. Тонкие вибриссы свисающие с морды, загнулись и спрятались в борозды под подбородком. А толстые губы сильнее надулись, и между них со свистом ударили струи пара.
— Это иллюзия! — заорал Мровкуб, но я, отпихнув замешкавшегося Терарама, уже нёсся через мост.
— Сам проверяй!
Ноги подскакивали на 'фруктовом желе', съезжали с гладких камней, которых я почти не касался. Пружинил, подскакивал и бежал. Пропасть пролетела, мигнув огненной бездной, я выскочил из пещеры и ворвался в темноту нового прохода. Остановился, тяжело дыша, но даже не успел перевести дух. Ноги поехали по полу, я взмахнул руками, плюхнулся на спину и заскользил в черноту. Она проникла в меня и моментально погасила страх. Вычеркнула из памяти заботы и проблемы. Растворила переживания и надежды. Не осталось ничего, кроме пустоты. Стены исчезли, растаял невидимый потолок, а в клоках мрака проступили белые буркалы. В слепых зрачках отражался только я и скучающая бездна тьмы. Один на один в прошлом, настоящем и будущем. Моя единственная подруга и слушатель. Она понимала меня. Не заставляла жить так, как положено. Ведь моя жизнь принадлежит мне одному. Когда я испуганным ребёнком закрывал глаза, скрываясь от рыщущих по углам детской чудищ, никто не вставал на мою защиту. Меня не утешали, когда умирали близкие люди, а душа рвалась на части. Не возьмут за руку, когда будет меркнуть моё угасающее сознание. Поэтому всё что есть — моё, и поделиться горестями можно только с бездной. Она примет меня любым. Сдавшимся. Жалким. Сумасшедшим. Одиноким...
Я потянулся во тьму, которая звала меня, но когда выставил руки, чтобы отдаться её объятиям, бездна закрыла глаза. Она не желала смотреть на меня. Я чуть не завопил от разочарования и тоски. Снова обман. В благодатной тьме нет ничего. Это ещё один тупик.
— Помоги!
Я испуганно завертел головой.
— Пожалуйста, здесь очень плохо.
Меня затрясло. Голос Оксаны звучал так жалобно, что невольно сжались кулаки. Я кинулся во мрак навстречу её мольбам.
— Ты чего? — недоумевал Евлампий.
— Совсем сбрендил, — фыркнул Оливье.
— Вы что, не слышите? — задыхаясь, еле выговорил я, но бег замедлил.
— Только ты можешь меня спасти, — настаивала бывшая защитница.
Я слепо шарил рукой в темноте, но меня окружала только пустота.
— Здесь никогда никого не былло, — сказал хранитель прошлого.
— И никогда никого не будет, — согласился хранитель будущего.
Я зажмурился и заорал:
— Где — здесь?
— В твоих иллюзиях! Сколько не терзайся...
— Её не спасёшь!
— Так не честно, — пробормотал я, размазав слезы по щеке.
— Живи с этим, — посоветовал Ту-би.
Я приоткрыл глаза. Тьма рассеивалась, оголяя длинный пустой коридор. Идти вперёд или вернуться назад, разницы не будет. Сколько ни блуждай в иллюзиях, найдешь только разочарование. Жалобный Оксанин голос ещё звучал, но боль ушла и осталась злость.
— Турарум!
Сутулый колдун вышел из-за моей спины.
— Проверка закончилась! — сказал я и встряхнул головой.
Плечи распрямились, и властные нотки до неузнаваемости исказили интонацию. Знак высшей воли вибрировал, источая яростный свет. Длинные иглы оправы ослабили предательскую хватку, и показалось, ещё вот-вот, и я вырву их из груди и разобью чары стратега.
Я протянул руку, но кристалл не отозвался, погасив зарождающуюся надежду.
— Проверка пройдена, — низко поклонился Терарам.
— Властелин не питает иллюзий! — отмахнулся я, и он закивал.
— Не мешкай, — рыкнул шаман.
Колдун, бормоча, начертил в полутьме вспыхнувшие голубыми нитями врата и склонился в поклоне.
— Проходите в зал трибунала, — почтительно попросил он.
Я, не раздумывая, шагнул в сияющий проход и выскочил в крошечной пещере, похожей на огромное пустое яйцо. Под ногами хрустело. Дно прогибалось от шагов, словно камень превратился в болотный мох. Я поднял лицо и увидел висящего над головой Константина. Опухшего, со стянутыми за спиной руками. Ноги болтались под самым потолком, а выпученные глаза метали молнии.
— Если это еще одна иллюзия... — разозлился я.
Его рот не открывался, но беззвучный крик наполнял пустоту яйца диким воплем: 'Зачем ты пришёл?'.
— За тобой! — ответил я, и сам едва услышал свой голос.
Но даже от тихого звука задрожали стены. Тонкая скорлупа купола растаяла, и я содрогнулся. Собрались все мои враги. Бородатый ящер из Тринадцатого Темного Объединенного мира, который осудил меня вместо Оливье. В красных крапинках его глаз клокотала ненависть. Рядом с ним, сжимая посох, морщил лоб задумчивый Благолюб. Благоградский архимаг сорвал мой побег из тюрьмы. Около него, гордо уставившись в одну точку омертвевшими глазами, замер Душегуб. Безумный эльф из Фейри Хауса чуть не казнивший нас с Оливье. Его поникшие крылья ещё сохранили следы ожогов. Остальных я не знал, но догадывался, что передо мной высшие члены магистрата — самые могущественные чародеи тридцати миров.
— Прошло больше ста лет, но справедливость восторжествует, и виновный понесет наказание!
От грозного голоса по спине прокатилась гурьба мурашек, но злость и самодовольство Властелина не позволили им добежать до пяток. Слова соскочили с языка прежде, чем я успел подумать:
— И кто же такой смелый, чтобы судить меня?
Я искал глазами говорившего, пока не разглядел сморщенного старца на плече Последнего. Он был настолько тонок и бледен, что казался прозрачным. Тусклый, невыразительный, не похожий ни на кого и при этом на всех сразу. Почти лишённый волос и бровей, крошечный и сморщенный как зародыш. Я невольно оглянулся на своих хранителей.
— Я стоял у истоков! — зарычал он.
Голос вылетел не из его рта, а будто прорвался сквозь серую кожу из всего тела сразу.
— Я привёл твоего предка к источнику. Я писал непреложные правила, которые ты нарушил.
— Неужели, — растерялся я. — Тебе должно быть миллион лет.
Старик закряхтел. Губы разошлись узкой щелью, и он хихикнул. Мерзко и протяжно.
— Я давно ушёл из жизни, но поднялся с самого дна бездны междумирья, чтобы посмотреть на то, что ты натворил.
Теперь спина похолодела по-настоящему.
— Врёшь! — нервно выдохнул я.
Он покачал головой, и лоб с затылком растаяли, показав стену за спиной призрака.
Я сглотнул. Магистрат превзошёл мои худшие ожидания. Притащить древнего духа, чтобы застыдить меня до смерти? До такого даже Оливье не опустился бы. Великий стратег и то бы снял колпак перед подобной изощренностью.
— Лекарства от вируса не будет, — вздохнул я.
— Тебя уже не спасти! — неистово раскачиваясь, завопил старик. — Твои поступки принесли слишком много зла.
— И что же я натворил? — уже не так дерзко выговорил я.
— Худшее, на что способен Властелин — пренебрёг своими обязанностями. Оставил тридцать миров без защиты, чтобы пожить, как обычный блёклый.
— Кто? — ошалело заморгал я.
— Ты вступил в сговор с хранителями и бросил источник магии...
— Меня же обманули...
У старика так сверкнули глаза, что я осёкся на полуслове.
— Тебя победила скука! — завопил он. — Ты забыл, как сильно нужен Властелин!
Я даже попытался отступить, скользя по закруглённому краю пустого яйца.
Константин что-то зашипел, сквозь плотно сжатые губы, но я не разобрал.
— Покажи ему! — приказал старик, и хранитель прошлого на моём плече, сконфуженно потянул носом.
— Лучше вам не знать.
— Показывай! — шепотом потребовал я.
— Не лазил бы ты в прошлое, — пробормотал Оливье. — От него одни беды.
Я пожевал губу, но упрямо замотал головой.
— Покажи!
Элементал утробно заурчал, и перед глазами поплыло. Пещера растворилось во мраке, но эхо донесло обвиняющий голос:
— Узри глубину своего падения...
Волна штурмующих еще не докатилась до улицы Ремесленников, но и здесь уже чувствовалось опустошение. Брошенные лавки таращились тёмными глазами витрин. Перевёрнутые повозки перегораживали брусчатку, а воздух наполняла едкая тревога и...
Властелин остановился, озираясь. Пахло свежеиспеченным хлебом, мёдом и сливочной помадкой. Он невольно облизнулся, и улыбнулся сам себе. Хорошо, никто не видит, как всемогущий владыка тридцати миров роняет слюну. Он уже давно принял человеческий облик, и вряд ли бы нашлось существо, которое его не узнало.
От сдобного аромата кружилась голова. После перевоплощения, как всегда, жутко хотелось есть, поэтому он покорился инстинкту.
В серой подворотне горел рыжий фонарь, а из приоткрытой двери доносилась задорная песня. Властелин не разбирал слов, но удалой ритм и заводные хлопки руками не оставляли сомнений. Стараясь не шуметь, он протиснулся в душную подсобку и замер. За пузатыми мешками, приплясывая и напевая под нос, вынимал из печи румяные караваи огромный седой пекарь. Пел и аккуратно сгружал с лопаты на посыпанный мукой стол горячий хлеб.
— Проголодались? — хмыкнул великан, не оборачиваясь.
Властелин кивнул.
— Шёл на запах.
— Война войной, а обед двойной! — гоготнул пекарь и, забросив в печь новую порцию теста, повернулся и протянул руку.
— Меня зовут Зернослав! Рад, что зашли. Угощайтесь! Выбирайте, что больше нравится.
— Очень приятно...
Глаза разбегались. С голоду хотелось собрать всё выложенное на столе и запихать в рот. Жевать, чавкать и ни о чём не думать. Властелин еле сдержался, скромно отщипнул край батона и благодарно закивал головой.
— Не боитесь? — спросил он, прожевав.
Пекарь поджал губы, и румяное, только что сверкавшее от радости лицо, помрачнело.
— Боюсь, — выдохнул он севшим голосом, — но дело есть дело. Один заклятья плетёт, а другой караваи печёт. Вижу, ты из первых, — скользнув взглядом по знаку высшей воли, предположил он. — Вот и скажи мне! Много на пустой желудок начаруешь?
— Вряд ли, — сквозь зубы буркнул Властелин.
— Вот! — замахал руками Зернослав. — Одни отнимают, отнимают, отнимают, а им всё равно мало. Отнятого всё больше, а счастья нет. Война только горе приносит, — он потёр лоб. — А я хоть встаю раньше всех, посчастливее многих буду. А всё потому, что отдаю! На нас, на честных тружениках, всё и держится. Все тридцать миров! Без нас бы даже Властелин не справился.
— Неужели?
