'Тот, кто посвящает себя тридцати мирам, должен испить до дна и познать глубину мудрости. Прикоснуться к её основам и постигнуть суть, ибо познать весь смысл сущего невозможно. Он бездонен, как источник магии'.
Я вздохнул. Ничего не понятно.
— Во-во, — брякнул Оливье. — Напиться и забыться.
Голем вздрагивал в сфере. Он ненадолго вернул прежнее тело, но ядовитая желчь продолжала грызть, лишая последних сил. Он болезненно кривился, и под дырами глаз повисли искристые капли слюды.
— Как говорил один маг-пропоец: 'Мудрость всегда в чаше, только не каждый находит в себе силы, чтобы добраться до неё, и смелости, чтобы её разглядеть', — сказал хранитель знаний.
— Попытаюсь, — еле слышно выдавил Евлампий.
На дне костяной плошки заворочались сизые искры. Вспыхнули и закрутились водоворотом. Среди них вздыбился раскалённый осколок металла и загорелся, озаряясь синими языками пламени. От него потянулись переливающиеся радуги. Пронзили сферу отрешенной бесконечности и окутали голема. Мельчайшая пыль, почти растворенная драконьей желчью, слеплялась в мелкую гальку, сращивалась и превращалась в ноги. Собрались толстые ступни с похожими на пальцы окатышами. Разноцветные ручьи магии толкали камни друг к другу, выстраивая голени и колени, пока не соединили их с телом. Ржавые сполохи отравы потускнели.
— Я выздоравливаю, — удивился Евлампий.
— Как говорил всё тот же маг-пропоец, — нахмурился Мровкуб. — 'Если искать дно утром, то обретение мудрости кажется неизбежным, но день всё расставляет по местам'.
Голем менялся на глазах. Камни уже лоснились драгоценным блеском, а в глазах пылал прежний огонь. В костяной плошке, разливаясь и капая, кипел первобытный ураган. В клубах черных туч сверкали молнии, с треском проносились крошечные огненные метеориты, хлестали безжалостные волны и выл ветер. Я словно видел зарождение крошечного мира. Горело обжигающим пламенем кипящее ядро. Складывались крошечные глыбы. Бился в безудержной мощи океан, а над ними бушевали неистовые небеса.
Я заглянул в свиток.
'Тот, кто посвящает себя тридцати мирам, получит огромную силу и, если совладает с ней, навсегда соединится с Властелином. Они станут единым и неделимым, как прошлое, настоящее и будущее. Хранитель родится во тьме междумирья, а вместе с ним появится его тень — кощей. Он проведет хранителя в один из тридцати миров и будет ждать в тени, чтобы когда-нибудь вернуть обратно'.
Меня передёрнуло. Кощей появляется вместе с хранителем? У каждого? Они переносят их из междумирья и отправляют обратно? Как нас с Оливье и Мровкубом? Как хранителя власти и несчастную дочь Эраста победителя?
Голем уже не помещался в сферу отрешенной бесконечности. Попирая плечами истончившиеся стенки сверкающего голубого шара, он выгнул спину и упёрся в дно ногами. В глазах светилась упрямая решимость. Потоки энергии, протянувшиеся из чаши, опутали нас обоих. Я тоже чувствовал переизбыток сил. Хотелось скакать и прыгать, перекинуться волком, завыть, ухватить зубами хвост, пробежать по потолку, разрыть все кости в округе. Меня распирало от неиссякаемого потока магии, и костяная плошка будто приросла к рукам. Огонь, вода, земля и воздух перемешались в сияющую круговерть. Всё остальное: тридцать миров, Чёрная империя, Черногорск, академия, даже кабинет с Ириной и Константином померкли и растворились в тёмной копоти междумирья. Молнии простреливали черную пропасть и освещали самые далёкие миры. Ветер рвал в клочья вековечную тьму, и в оставшиеся сгустки сумрака отползали обезумевшие от отсутствия света хранители. Они прятались там слишком давно и уже не надеялись вернуться под солнце. Лишь с тоской взирали на того, кто собирался разделить их жалкую участь.
Голем превратился в ревущий шар из камней. Во все стороны, ослепляя дрожащую тьму, выстреливали раскаленные лучи. Он гремел высекающими искры валунами и грохотал безудержным треском молний. Разбрызгивал пламя из глаз и перекатисто ворчал, как пробудившийся вулкан. Под натиском стихий сфера отрешенной бесконечности оплыла стеклянными каплями и втянулась в каменный вихрь. Евлампий покатился к сияющей пасти гигантского круговорота, который ещё недавно помещался в костяной плошке, а теперь грозил заполнить всё междумирье.
Я сощурился, защищая пересохшие глаза. Старался не думать о кощеях и путешествиях без портала, ведь передо мной вздымался смертоносный ураган.
Получит силу и, если совладает с ней...
— Ты должен защищать тридцать миров, не поддавайся! — закричал я.
— Зачем? — проревел оглушительный голос Евлампия. — Кому должен?
— Себе!
Огромный шар из камней покатился по краю сияющей пропасти, приближаясь к центру.
— Выручайте, — попросил я.
Первым откликнулся шаман.
— Ты должен служить справедливости — это великое благо! — крикнул он.
— Тебе откроются тайные знания, о которых ты не мог и мечтать, — поддержал Мровкуб.
— Раньше ты былл никем!
— Но скоро станешь всем!
Я дёрнул плечом, чтобы разбудить Молчаливого.
— Ты обрётешь невероятную силу, — нехотя проговорил он.
Голем ни разу не отозвался, скатываясь в сияющую пасть бездны.
Я недовольно взглянул на Оливье.
— Лучше тебе умереть в драконьей желчи, но если передумаешь, навсегда сохранишь своё имя в истории тридцати миров.
Евлампий не проронил ни звука. Только гулкое эхо, многократно повторяя, донесло до меня: 'миров', 'иров', 'ров'.
— Ты установишь справедливые законы для всех! — попытался я.
В глубине бездушного урагана загрохотало:
— Магам — раб. Блёклым — враг! Никому не нужен.
— Мне нужен, — прошептал я, и заорал со всей силы. — Вместе мы изменим этот несовершенный мир!
Заскрежетали камни. Захрипел ветер. Заплескалась вода. Зашипел огонь. Яростная буря ослепительно вспыхнула и погасла.
Я остался среди бесконечной тьмы. Только у ног тускло сиял шар из камней. Света было так мало, что я не сразу разглядел блеклую тень. Она поднялась, моргнула грустными влажными глазами и усмехнулась большим, от уха до уха, ртом. Кощей расставил мизерные ножки, вывернутые задом наперед, и зевнул.
Я попятился, но он, не глядя на меня, наклонился к шару из камней и сглотнул. Пасть чуть раздалась и между губ выбилось радужное сияние. Кощей булькнул, вздрогнул, и вывернул ноги пальцами вперёд. Щеки раздулись, и, вместе с низким свистом, я вылетел из междумирья в кабинет директора академии. Тьма рассеялась. Вернулись напряжённые шорохи и взволнованные голоса.
— Получилось, — сжавшись в кресле, проговорил Константин. — Не верил до самого конца.
Ирина схватила меня за руку и повисла на плече.
— Ты смог, смог, смог, — шептала она, как заведённая.
— Я в трауре, — недовольно выдал Оливье и отвернулся.
А я смотрел на крохотную серую фигурку на полу и молчал. Она была похожа на голема. Такое же угловатое лицо. Тёмные провалы глаз. Тонкая щель рта. Только вместо камней тусклая кожа.
— Как ты? — взволнованно спросил я, наклоняясь.
— Сам не понимаю, — ответил Евлампий. — Иначе. Но намного лучше, чем в драконьей желчи.
— Ты готов?
— Конечно, — ответил он. — Ты мой друг, и вместе мы способны на многое.
Сердце ёкнуло, но я заставил себя собраться. Спасти его по-другому всё равно не получилось бы, зачем тратить время на сожаления. Я переступил с ноги на ногу, но всё же произнёс:
— Появись, хранитель порядка!
Серая фигурка затрепетала, и тонкий голосок прокричал:
— Повинуюсь, ваша безгрешность.
— Только не на моё плечо! — завопил Оливье.
Глава 13. Договоренность
Чаще всего случается именно то, чего меньше хочешь. Вот и новый хранитель появился на моём плече рядом с Оливье.
— Рад вернуться! — вскрикнул Евлампий.
— А я нет! — зарычал хранитель вкуса. — Здесь и так не протолкнуться! Не мог утопиться в драконьей желчи, так захлопни пасть.
— Семь хранителей в сборе, — перекрывая его вопли, возвестил Константин. — Пора открыть Отдельный мир и вернуть Властелина.
— Ты передумал уходить? — обрадовался я.
— Вы же без меня не справитесь, — хмуро улыбнулся он.
Я закивал. Хоть и не был уверен, что теперь нуждаюсь в помощи мага.
— Как попасть к машине? — спросила Ирина.
— Она в междумирье, — сообщил хранитель порядка.
— Его же не существует, — проворчал Оливье.
— Управление машиной в чистилище, — объяснил монарх. — Видел его собственными глазами и могу показать.
Я снова кивнул.
— Только давайте сначала отдохнем. Уже забыл, когда спал.
— Здесь безопасно! — заверил Мровкуб. — Как говорил генерал имперской разведки: 'заклябомба дважды в одно место не падает'.
— Я покараулю, отдыхайте, — предложил Константин.
— Убаюкать тебя? — спросила Ирина.
Я улыбнулся. Усталость клонила к полу, поэтому я завалился прямо на ковёр.
— Нам надо подготовиться?
— Нет! — заверил монарх. — Отопрём ключами последние замки, и путь свободен!
Волшебница села рядом.
— Не думай ни о чём, — посоветовала она.
Я сдвинулся и положил голову ей на колени.
— Если бы та взяла кольцо, было бы проще ни о чём не думать, — наигранно проворчал я, но она только поморщилась.
Хотелось многое рассказать: про сыча, императора и кощея, но закрыв глаза, я провалился в сон и падал в тёмную бездну. Нервно вертел головой, всматриваясь в черноту междумирья. Совсем не такого, как я привык. Крошечного, похожего на старый чулан. С не густой, а тусклой, жидкой, почти прозрачной тьмой. Глаза быстро привыкли, и я разглядел длинный насест. На нём, нахохлившись, сидели хранители. Сотни серых фигур, прижавшихся друг к другу плечами. Сверху открылся люк и, разметав остатки мрака, на них свалился ещё один. В крошечном силуэте я даже узнал Евлампия. Бывший голем упал в центр насеста и раздвинул остальных хранителей. По серым телам прошла рябь возмущения. Один за другим, по цепочке, они отползали со своих мест, пока очередь не дошла до последнего. Его толкнули, он что-то забормотал и скакнул в сторону. Нелепо замахал крошечными руками и соскользнул. Насест обрывался, и ему не за что было зацепиться! Хранитель власти падал в бездну, а остальные дружно кричали: 'Проиграл! Проиграл!'. Я тоже вопил со всеми пока не проснулся.
Нелепый кошмар еще скрёб по нервам, но остатки сна уже разлетелись.
Ирина сочувственно погладила меня по голове.
— Ты кричал.
Я порозовел.
— Плохое предчувствие. Давайте поторопимся!
— Следуйте за мной, — вставая с кресла, проговорил Константин.
Мы тоже поднялись. Я вопросительно взглянул на волшебницу.
— Совсем не устала.
Я кивнул.
— Прости, мне что-то не по себе.
Она взяла мои руки в свои и улыбнулась.
— Не время останавливаться, приключения еще впереди.
Я вздохнул, а когда подошёл монарх, вжал лепестки на знаке высшей воли.
Туман втянул нас в потаённые дебри и выбросил в тёмный коридор с теряющимися во мраке стенами. Путь преграждал металлический барьер с барельефом. Массивные фигуры магов, взявшись за руки, загораживали поднимающиеся из морских волн длинные ступени. На строгих лицах читалась неустрашимая решительность. Из груди одного торчал ажурный крест оберега путей. Другой сжимал в ладонях рукоять радужного скипетра. У третьего выдавался изо лба хрустальный ключ. Четвёртого пронзил громовой посох. А выше по лестнице, за стаей поглотителей застыло самое крупное чудище с победно воздетыми руками. Из его головы выпирал тёмный рог, а за спиной блестели крепостные ворота, перекрывшие проход в горах.
Ирина с благоговением разглядывала барельеф, а я никак не мог оторваться от потоков магической энергии. Таких тучных и ярких видеть ещё не приходилось. Они будто провисали под собственной тяжестью и перегораживали весь коридор.
Я вытащил из бездонной сумки кольцо льда. Оно замерцало, подпрыгнуло на ладони и, отлетев, врезалось в барельеф. Один из магов, с перекинутой через плечо бородой, вздёрнул руку, и артефакт наделся на его запястье.
Под ногами колдунов зажглись невидимые ранее диски и шестеренки. В раме закрутились валы. Поглотители зарычали и, склонив рогатые головы, двинулись на строй колдунов. Чудовище с торчащим рогом задрало вверх голову и завыло.
Знак высшей воли подскочил у меня на груди и вспыхнул. От кристалла протянулся багровый луч и, расплескавшись, втянулся в проход в горах. Шестеренки под ногами магов завертелись быстрее. Вышедшие из пазов валы раздвинулись. Металлический барьер заскрипел, и крепостные ворота дрогнули. Колдуны, повесив головы, спустились к морю и пропали, а поглотители, обернувшись, бросились вверх по лестнице к раскрывающимся створкам. Из глубокой расщелины в скалах поднялся огромный диск румяного солнца. Его свет раскрасил камни, мерцая в такт пульсирующим потокам энергии. А в вышине зазвучала тихая нежная мелодия.
