Бывший владыка тридцати миров покосился через плечо. Стратег влез в одного из гомункулов крови. Какого-то потрёпанного, худого, больше похожего на оголодавшего подростка. Серая мантия почти скрывала хилое тело, но даже она не могла утаить незрелой угловатости.
— Не мог найти кого получше? — вздохнул Властелин.
— Что осталось, — сплюнул великий стратег.
Его так корежило от ненависти, что он едва справлялся с тощим телом.
— Хочешь получить моё? — догадался бывший владыка тридцати миров.
— Вместе с половиной знака высшей воли, — чуть успокоившись, выпалил хранитель власти. — Я хотел, чтобы всё было не так, но... — на тонких губах выступила пена, — но не смог отключить машину Дагара. Десять лет ищу ключи от Отдельного мира. Машина не отдаёт энергию, а копит в себе. Источник мелеет и миры умирают. Кто спасёт их от погибели? Ты сдался и подарил проклятым магам половину знака высшей воли... Как со всем этим быть? А? А! Жалкий предатель, ты нас бросил, — выкрикнул он и добавил тише. — Получив власть, я бы сделал лучше всем.
— Откуда тебе знать? — усомнился Властелин.
Он так и не оторвался от созерцания моря и болтал ногами.
— Не зли меня, — прошипел стратег. — Ты обычный блёклый выродок. Я расправляюсь с тобой одним мизинцем.
— Думаешь, я так слаб и беспомощен? — грустно спросил бывший владыка. — Во мне ещё много силы. Я не волшебник, которых ты ненавидишь, и не блёклый, которых ты презираешь. Я обычный, но у меня много способностей.
— Каких? — сплюнул хранитель власти.
Он шагнул вперёд, ближе к обрыву.
— Не знаю, зачем ты залез в это тело, но оно тебе не принадлежит, — задумчиво проговорил Властелин и пожал плечами. — Оно моё, и всегда будет моим по праву крови. Я заберу его в любой момент.
— Заберёшь? Пожалуйста. Отдай мне знак высшей воли, и получишь эту шкурку, -стратег резко дёрнул себя за нос.
Бывший владыка тридцати миров раздраженно втянул солёный воздух. Неужели его просто нельзя оставить в покое? Или прошлое будет преследовать вечно? Рычать в голове разъяренными, мстительными голосами?
— Ты его не получишь! — отрезал он.
— Ты слишком самонадеян, — расстроился хранитель власти. — Но я это исправлю...
Властелин не успел сделать ни одного движения, а тонкий стилет с подлым чавканьем пробил его шею и погрузился глубоко в голову.
— Мне не нужна проклятая энергия источника, чтобы расправиться с тобой, — прошептал стратег, наклонившись к его уху.
Стянул тяжелую цепь и повесил себе на грудь.
Бывший владыка тридцати миров чувствовал, как тёплая кровь стекает по спине, но не мог оторваться от бескрайнего моря, до последнего оттягивая неприятный момент. Он не хотел уходить. Так несправедливо, что его лишили единственного, чем он дорожил — тишины и безмятежности. Бросив последний взгляд на стальные волны, он пробормотал неразборчивое: 'прощай', и в глазах потемнело.
Хранитель власти упёрся ногой в его спину, дёрнул стилет и толкнул. Тело швырнуло к обрыву и, раскачивая, понесло в пучину.
Смерть похожа на сон. Только очень-очень длинный. Она беспамятство без воспоминаний, опыта и знаний. Исчезли даже голоса, и Властелин чуть не поддался желанию смириться и уйти.
Окружающий мир терял краски. Оставались только серые неясные тона. Зато там, где горизонт разделял стихии воды и воздуха, таяла стенка отделяющая явь от междумирья. Властелина уже тянуло в её бесконечную бездну, но зудящая справедливость не позволяла выбрать легкую дорогу.
Толстая, похожая на сияющий канат петля дернула его обратно на скалу и потянула к занятому хранителем власти гомункулу. Зов крови не пересилит даже магия. Он разглядел крошечное сморщенное существо, управляющее длинным, тощим телом. Оно словно всосавшийся в печень паразит, засело там, где ему не место.
Властелин грустно улыбнулся.
— Зря ты это затеял, мой подлый советник, в замке на Белой горе лежит мой оберег, и я бы не умер, изруби ты меня в мелкую крошку. Но тебе надо преподать урок.
Он протянул руку, и щелчком выбил хранителя из своей копии.
— Поищи-ка новое тело!..
Видение снова истаяло, но я не мог остановиться. Мне нужно узнать всё. Я зашипел сквозь сжатые губы, неразборчиво, но так яростно, что хранитель прошлого всё понял без слов. Мрак накрыл пологом море, но вместо него из тьмы уже выступала тропа на скале Советов. Властелин шагал мимо черепов на кольях и посмеивался, смешно морща нос. Заняв нового гомункула, он выглядел как я несколько месяцев назад.
— Кто в заповедных землях без спросу шастает? — рыкнул заспанный голос, и из кустов высунулась длинная рогатина.
Бывший владыка тридцати миров остановился.
— Родич, — невесело вздохнув, сообщил он.
Выглянувший из кустов оборотень удивлённо заморгал.
— Безгрешность? Безгрешность вернулась! — завопил он и бросился обниматься.
Властелин ещё не успел высвободиться из одних крепких рук, а со всех сторон уже бежали другие предки. Его сдавили, и сжали так, что затрещали кости.
— Убьёте на радостях, — раздался знакомый голос.
Рыжие усы топорщились от улыбки, а глаза смеялись. Глава совета растолкал оборотней и, подхватив бывшего владыку тридцати миров под руку, потащил к гротескной каменной арке, похожей на распахнутую пасть. Миновав лестницу, они поднялись на площадку, венчающую вершину скалы. У церемониального костра не было ни души. Только дыбились каменные идолы из белого известняка.
— Вы зря времени не теряли? — хмыкнул Властелин.
— Чтобы помнили! — хрипло каркнул шаман, поправив маску волка с высунутым языком.
Он подобрался незаметно, кутаясь в серую шубу. Кривое, скособоченное тело комично дёргалось. Одна нога запаздывала и скребла по песку, другая же норовила убежать вперёд. Но каким бы чужим не было сложенное из веток чучело, бывший владыка тридцати миров сразу узнал хранителя духа. Связь с источником магии и потоками энергии, объединяющими тридцать миров, была ещё слишком сильна.
— А я вот больше не хочу, — опустив глаза, проговорил Властелин.
— Что? — не понял шаман, подёргивая острым плечом.
— Помнить.
— Но... — начал глава совета.
Бывший владыка тридцати миров поднял руку.
— Даже не пытайтесь, — сухо сказал он и снял с шеи половину знака высшей воли.
— Я не могу...
— Не спорь! — отрезал Властелин и перекинул цепь через голову главы совета. — Ноша слишком тяжела, а сил не осталось. Пока я помню, останусь тем, кем был, и меня не оставят в покое.
— Не мне говорить о коварстве магов, — попытался хранитель духа, но бывший владыка тридцати миров лишь отмахнулся.
— Заваривай свои травы! Я хочу всё забыть!
Глава совета поджал губы, а шаман, бормоча под нос, захромал к пещере.
Еще не поставили трон и не построили зал славы. Грубо обработанный каменный туннель через два десятка шагов обрывался вниз, и у края котловины стену подпирал рог поглотителя. Рядом стоял закопчённый котёл.
— Вы ещё можете передумать, — пыхтя, выдохнул хранитель духа.
— Нет! — раздражённо прикрикнул Властелин. — Говорить больше не о чем.
— Хорошо, — безропотно согласился шаман, поднимая с пола пыльный мешок.
Достал щепотку сухих листьев и растер в пальцах. Глава совета чиркнул кресалом, подпалив ветки, собранные под котлом.
— Если по-другому вас не спасти, пусть будет так, — бормотал хранитель духа. — Только учтите, ваша безгрешность, я заберу все ваши воспоминания без исключения. Не останется ничего, даже того, чем вы сильно дорожите.
Бывший владыка тридцати миров вздрогнул, но упрямо покачал головой.
Шаман подбросил в мутную воду сморщенных оранжевых ягод, и заводил над котлом когтистыми лапами. Он бормотал, постоянно повторяя одно и то же резкое гортанное 'фагрт', пока мутную жижу не прорвали одутловатые пузыри. Тогда в ход пошли засохшие ветки и корешки. Они вспыхивали желтым огнём, не долетая до кипящего варева, и осыпались черными хлопьями на клокочущую пену.
— То, что нужно и не нужно — фагрт! То, что дорого и безразлично — фагрт! То, что хочется помнить и хочется забыть — фагрт! — распевал хранитель духа.
Властелин старался не смотреть на грязно-желтую жижу. Он и сам понимал, что обратной дороги не будет, и не только прощался со всеми пережитыми бедами, но и навсегда расставался с радостями. Трепетная улыбка матери. Надежные объятия отца. Жгучая, но невыносимо трогательная первая любовь. Единственный верный друг... Он чуть не взвыл. Голоса в голове загомонили сильнее. Их упрёки болезненно бились в череп, заставляя до хруста сжимать челюсть.
— Быстрее! Быстрее!
Он гнал от себя всё хорошее и плохое. Душа рвалась на части, а голоса ревели хуже самой безжалостной бури. Они не хотели отпускать его ни за что на свете.
— Быстрее! Быстрее!
Когда шаман закончил бормотать наговоры и протянул наполненный зельем кубок, бывший владыка тридцати миров едва не отдёрнул руку, так силён был соблазн отказаться. Только собрав в кулак всю храбрость, он переломил накатившую слабость и поднёс варево к губам. Остановился на мгновение и взглянул на бледного главу совета.
— Если мне когда-нибудь снова придётся стать Властелином, запомни, и передай мне: 'Совесть всегда должна оставаться чистой'.
С каждым глотком, с каждой скатывающейся по горлу порцией обжигающей жижи, сильнее хотелось запустить кубком об стену пещеры. Казалось, ничего не происходит, лишь клонит к полу внезапно подкатившая дурнота, но чем сильнее подгибались колени, тем отчётливее он понимал, что совершил ошибку. Вот только какую? Властелин уже не мог вспомнить, где находится и как попал в эту вонючую дыру. Почему так болят ноги и разрывается душа? Куда несётся толпа рогатых тварей и почему гордые волшебники улепётывают от них, подбирая мантии? Кто построил гигантский замок на скале? Он напряжённо сглотнул. Чего так презрительно таращится оскаленная маска? Кто прячется под этой драной шубой? Тот, что когда-то кем-то был, облизал пересохшие губы и удивлённо завертел головой. На него, мучительно сжав рот, смотрел усатый мужчина средних лет. В, обрамлённых весёлой паутинкой морщинок глазах стояли слёзы.
— Кто-то умер? — брякнул потерявший память первое, что пришло в голову.
Тот, всхлипнул и кивнул.
— Хорошим был человеком?
Мужчина с усами закрыл глаза.
— Одним из лучших.
— Чего сопли распустил? — рявкнуло существо в драной шкуре. — Все живы и здоровы. Зачем ты пугаешь своего сына? Он только оправился от болезни. Еле выходили! И только мы можем защитить его от опасностей, иначе прошлое растворится и исчезнет навсегда.
Эхо разносило по пещере резкие слова, но потерявший память не понимал их смысла. Он не сильно отличался от новорождённого и смотрел на мир с искренней любовью и наивной надеждой. А в затенённых углах собиралась тьма, и даже языки пламени под котлом уже не могли остановить её триумфальное наступление...
Я смотрел на полое яйцо и висящего Константина, впившись зубами в губу.
— Почему ты не остановил меня, хранитель духа?
Шаман закряхтел, ворочаясь на своём месте.
— Это же то же самое, что смерть. То, чем я был, исчезло навсегда!
— Нет! Оно не исчезает никогда! Ты — это твоя душа! Память только пометки о несбывшихся планах.
Я тяжело вздохнул.
— Ты понял! — заголосил старик, всё ещё сверкая глазами. — Ты сдался! Предал всех нас!
Его слова жгли и кололи, раня больнее и опаснее магии. Он прав! Я не выдержал ответственности! Совершил наихудшую измену, подвёл не только тех, кто на меня надеялся, но и самого себя.
— Ты больше не будешь Властелином — предатель и трус! — распалился призрак.
Я вздрогнул, будто от обидной пощечины, и опустил глаза.
— Мы налагаем на тебя позор! — верещал старик, и ему вторили волшебники магистрата.
Яйцо задрожало под ногами. Звуки отразились голубыми искрами на скорлупе. Пронзили её, заставляя светиться ярче.
— Не сдавайся, — бормотал хранитель духа, и остальные вторили ему.
— Мы, потомки великих шаманов и чародеев, требуем твоего отречения! — в противовес им урчал стройный хор магистрата. — Отныне и до конца дней ты будешь носить постыдную отметину изменника. Каждый отведённый тебе час будет наполнен скорбью и раскаяньем. На твоих плечах уже не будет лежать ответственность за судьбу тридцати миров, но её тяжесть будет давить, ломая кости и разрывая сухожилия.
Слова лупили, как плети палача. Я едва не упал на колено. Голову наполнил гул. В ушах словно вертели кинжалы. Горло сдавило, и болезненный стон не прорывался наружу. Медальон бился на груди, но не мог вырвать длинные иглы оправы из кожи. Я шипел от боли, не в силах разжать челюсть. Цепь натянулась, врезавшись в кожу, и давила так, что хрустела шея. Мгновенно вернулся почти забытый ужас перед заговоренным ошейником.
Дёргался в своих путах беспомощный Константин, а колдуны магистрата зачарованно бубнили слова ритуала отречения. Они уже видели праздничные отблески победы, и ликовали над поверженным телом Властелина.
