Зима гнева

Гошка откровенно устал, сидел у деда на руках и не ныл просто потому, что сил не хватало. Роман посмотрел — и покачал головой.

— Так, поехали побыстрее, а то малец на заднем сиденье заснет. А его бы еще покормить...

Не заснул Гошка чудом. А в доме их встречала веселая и довольная Кира.

— Аня! — Повисла на шее, чмокнула в щечку, потом перевела взгляд на мальчика. — Привет! Ты — Гошка?

— Да....

— А в Марвела рубишься?

— Мне больше мир динозавров нравятся...

— А я там на сорок восьмом...

Дальше Аня ничего уже не понимала. Вроде как слова русские. Но — непонятные. А Гошка счастлив, это видно. Вот, что-то доказывает, достал телефон, тычет пальцем, Кира тоже достала свой айфон...

— Вы обедали? — вклинилась она в обсуждение какого-то дрона и ДНК.

— Нет еще, — задумалась Кира. — Пошли?

На входе в дом их встречала Роза Ильинична.

— Ой! Кто это тут такой замечательный?

— Меня зовут Гоша! — похвастался Георгий.

— И такой большой уже!

— Мне в школу скоро! Мне шесть лет уже!

— Скоро и в армию — серьезно кивнула женщина. Мальчик помрачнел.

— Меня не возьмут. Но мама меня и так стрелять научит, да, мам?

— Обязательно, — кивнула Аня. — Гоша, это Роза Ильинична...

— Бабушка Роза, — махнула рукой женщина.

Гошка улыбнулся. Ослепительно и сокрушительно, растапливая женские сердца.

— Бабушка Роза. Ой, Смайлик!

Вышедший навстречу кот был сграбастан в охапку и Гошка замер со счастливым видом. Котяра заурчал и принялся принюхиваться.

— Больницей пахнет, — поняла Анна. — Гошка, тебя надо кормить, отмывать и укладывать.

— Вот и займемся, — решила Кира. — Давай пять, пошли жрать!

— Кира!

— Что? Вас не кормим?

Все рассмеялись — и последовали за девочкой в столовую.

* * *

Борис Викторович вернулся к ужину. И как раз попал на момент прощания. Поскольку Петра никто остаться не приглашал, тот решил переночевать у Яны дома.

— Добрый вечер.

— Добрый, — прищурился Петр. — Яна, это и есть твой работодатель?

— Да, пап.

— Отлично. Я — Петр Воронов. Поговорим?

— Поговорим, — не испугался Борис Викторович. — Проходите в кабинет, Петр... меня вы уже знаете?

— Да.

Мужчины переглянулись и удалились в кабинет.

Анна и Кира тоже переглянулись.

Накормленный и усталый Гошка спал в Аниной кровати. А вот что им ждать от мужской беседы?

Драться — будут? Или нет?

Анна махнула рукой и попросила Розу Ильиничну отнести в кабинет поднос с разными закусками. Заодно и посмотреть, что там происходит. В отца она верила.

Если порыться в памяти Яны, Петр Воронов и трех таких, как ее работодатель, сложить мог. В аккуратную кучку.

Но, как оказалось, ничего страшного не произошло.

Мужчины сидели — и разговаривали.

Пили, закусывали и опять разговаривали.

Итогом разговора стали три выпитые бутылки коньяка, две водки и одна дорогущего виски. Больные головы у обоих.

Дружелюбие, выраженное в 'эт-та... нич-чего мужжжик!' от Петра и 'хар-рошый у'вс отец, Нана' от Бориса Викторовича.

А вспомнили они поутру что-то из своих разговоров — или нет? Это осталось секретом, потому что мужчины никому не признались.

* * *

Ребенок!

Как много в этом слове!

И не обязательно чистого счастья... Это Анна была в эйфории! Но вообще-то...

Пить, писать, кушать, какать, смотреть мультики, играть в игрушки, и вообще... мама, ХОЧУ!!! И эту истину постигают рано или поздно все родители. Если им достался нормальный живой ребенок, не замаскированный ангел.

Ребенку — НУЖНО!

Вот здесь, сейчас, а еще лучше — час назад, по мнению самого ребенка. И ты ему не объяснишь, что он прекрасно может обойтись без шестого пистолета или восемнадцатого робота.

С Гошкой, правда, было полегче. Болезнь любого заставит быстро повзрослеть. Но все равно ночью Анна ходила ему за компотиком. А около двух часов ночи Гошка проснулся, потому что испугался.

Вцепился в Аню — и не отпускал минут двадцать.

Женщина гладила его по голове, шептала какие-то ласковые бессмысленные слова — и сама плакала. Бедный мой малыш!

Хелла, спасибо тебе! Ты дала мне, что смогла!

Но год!

Даже меньше уже... малыш только-только привыкнет, что мама рядом, только успокоится... и она опять уйдет! Уже навсегда...

Слезы текли из уголков глаз, впитывались в подушку, дорогую, ортопедическую... Анне было и больно, и тоскливо.

Но что тут можно поделать?

Только одно. Ее малыш должен стать сильным за этот год. По-настоящему сильным...

Ох, Гошка...

Ферейские горы, Русина.

Зачистка гор продолжалась.

Валежный больше не собирался нежничать или кланяться. Ему нужно было усмирить Фереи до состояния покорности. Чтобы еще сто лет не вякнули, сволочи!

Чтобы и в голову им не приходило пойти в набег!

Чтобы при одном слове о Русине и русинах у них трясучка начиналась. И чесотка.

Два поселения сдались без борьбы. Валежный не обольщался — это просто эффект неожиданности. Проблемы начались на подходе к третьему селению.

Халахан-Варт...

Надолго останется это название и в памяти фереев, и в памяти русин. Как обычно, Валежный выслал вперед разведку. Но в этот раз — никто не вернулся.

* * *

— Шахра, мы их поймали!

Шахра-бек посмотрел на двоих ребят, почти мальчишек, один из которых держал в руке мешок из темной холстины. В некоторых местах холстина была темнее цветом...

— Поймали, говоришь? Рассказывай, воин.... — Шахра-бек напрягся — и припомнил и имя и род. — ...из рода Дарга. Ты Алмуш-бек, верно?

— Да, Шахра-бек, — засветился своим светом обрадованный мальчишка. Как же! Командир вспомнил его имя! — Мы сидели в секрете! Как вы приказали! Смотрим — идут двое... мы их поближе подпустили, да и выпалили...

Шахра-бек покачал головой.

Выпалили они... сопляки! В ножи надо было брать, в ножи! А когда б их не двое было, а четверо? И оставшиеся уйти успели?

Секрет демаскировать?

Но гневаться он не торопился.

— Их только двое было?

Шахра-бек, мы прошли по следам! Только двое! И лошадей мы тоже забрали...

Шахра-бек кивнул. Ладно, если так — неплохо.

Сдавать Халахан-Варт никто не собирался. И причина тому была очень веской.

Там добывали нефть.

Черное золото земли подступало к поверхности, словно живое, выходило наружу... сдать Халахан-Варт?

Лишиться источника дохода? Отдать все в руки русинам?

Такую глупость никто совершать не собирался. Селение готовились защищать не на жизнь, а на смерть. По приказу Шахра-бека подготовили замаскированные пулеметные гнезда, устроили снайперские позиции, пристреляли заранее, не пожалели патронов... да и в селении было, чем врага встретить.

Шарха-бек дураком не был, и предусмотрительно отправил все мирное население по домам. По соседним селениям, по родственникам. Иногда — принудительно. Оставались только воины. Некоторые старики тоже оставались, но это был их выбор и их решение. Они жизнь прожили, они имеют право выбрать себе смерть.

А Шахра-бек готовился.

Готовился к штурму и Валежный.

* * *

— Селение стоит на берегу реки. Впрочем, в этих краях все селятся рядом с водой. Нам реку переходить не придется, это хорошо. Скважина, из которой качают нефть, на другой стороне реки. А вот здесь, здесь, здесь, — Валежный тыкал карандашом в карту, ставя жирные точки, — наша разведка обнаружила замаскированные схроны. Их — не обнаружили.

— А...

— Да, полковник. Вот на этом направлении у нас пропало шесть человек. Надо полагать, их как раз обнаружили.

Полковник шумно сглотнул и слегка побледнел. Что делают с обнаруженными людьми мирные фереи, он знал. В кошмарах видел.

— Штурмовать все равно надо.

— Надо, — согласился Валежный.

— Много же народу положить придется, — протянул один из капитанов. Валежный не нахмурился — на его совещаниях говорили все. Мало ли, кто и что придумает? Что ж теперь — на хорошую идею наплевать, потому как ее корнет родил?

— Да, дорог тут только три, — согласился второй. — И наверняка, все пристреляны. А может, и заминированы...

— Это вряд ли. Фереям нефть возить надо, они с Чилианом торгуют... минировать не будут, но если там засад нет, я готов учиться кружева плести.

— Ни к чему, — оборвал шутника Валежный. — Засады наверняка есть. Но я не хочу губить людей. У меня есть идея... смотрите сюда.

— Скала Хеллы?

— Да.

— Она неприступна.

— Нет, качнул головой Валежный. — Она просто под запретом у фереев. Считается, что она священная, и на нее не должна ступать нога человека. А кто посмеет, тот навлечет на себя проклятие.

— И?

— Если подняться на нее, Халахан-Варт будет... ну, не как на ладони, но достаточно ясно виден. И обстрелять его из пулеметов...

— Подняться? Нас заметят!

— Поэтому надо будет идти ночью, — спокойно объяснил Валежный. — Несколько десятков человек, несколько пулеметов, много патронов... даже не сомневаюсь, хоть скала и священная, но если мы с нее начнем обстрел, фереи вмиг туда дорогу найдут.

В этом не сомневался никто из присутствующих.

— А на верную смерть я людей не пошлю. Надо человек пятьдесят, чтобы и боеприпасы несли, и отбились...

— А сколько дойдет?

Валежный качнул головой.

— Я бы сам пошел... не смогу. Отяжелел с годами.

— Это мои ребята смогут, — тихо произнес полковник Лейский.

— Твои ребята? — посмотрел генерал.

Полковник решительно кивнул.

— Мои казаки. И пройдут, и продержатся... смогут. Добровольцев кликну. У кого эти твари жену увели, у кого родителей порубили... они в предгорьях жили, они смогут.

Валежный медленно кивнул.

— Если кто решится — да что там говорить, Дмитрий Сергеевич! Сам понимаешь... я сейчас даже ордена им обещать не могу.

Полковник Лейкин махнул рукой.

— И не надо. Что мы — слепые? За свое воюем...

— За Русину, — тихо сказал кто-то. И это была чистая правда.

Идею приняли единогласно. Лучшего все равно предложить не мог никто из присутствующих. А потери?

Это война. И на ней убивают.

А ночью...

* * *

Скрип зубов.

Шорох кожи по камню.

И — тишина.

Пять десятков казаков. Пять десятков... смертников?

Да.

Это знали и они сами, и их товарищи. Выжить получится чудом... если получится. Но другого варианта нет. Иначе... столько при штурме положить придется — вместо нефти кровь из скважины забьет. Уже не земная, человеческая. Алая...

Каждый из тех, кто шел, понимал свою задачу.

Каждый готов был выполнить свой долг до конца.

Темная свободная одежда.

Вымазанные сажей лица и руки.

Кляпы в зубах — упадешь со скалы?

Помирай молча! Не смей кричать! Всех выдашь...

Ночью, по горам?! Безумие!?

Фереи такого предвидеть не могли, но у русинов не было иного выхода. Да, ночью! Да, в горы, на скалу, на которых страшно даже днем! Лезть, цепляться за мельчайшие выступы, сжимать до хруста зубы, прижиматься к скале, как на койке к жене не прижимался... и чувствовать за спиной тяжесть оружия. Они — дойдут!

Доползут...

И ползли. Хотя до места добрались сорок два человека. Но все же...

Дошли, рассредоточились, заняли удобные позиции. Пристреляться не выйдет заранее, ну так что же? Зато оглядеться, выбрать местечко поудобнее, а кому и поспать... почему нет? Жаль, не получится сделать так, чтобы простреливать всю площадку. Скалы же!

Тут и камней хватает, и неровностей рельефа... так-то как бы хорошо было — развернул пулемет и стреляй, если кто влезет наверх.

Не получится.

Ну хоть как подготовиться.

До рассвета еще пара часов. Перед боем, почему б не вздремнуть? На камнях?

Думаете, в гробу удобнее? Казаки в этом сомневались. А солдат... хоть пара часов, да его! Мешок под голову, шинель на ноги — и даже патроны мягче гусиного пуха покажутся.

* * *

Русины атаковали на рассвете.

Двинулись.

Медленно, неудержимо, словно приливной волной захлестывая преддверия селения.

Заговорили ружья снайперов.

Заговорили два пулемета — очень Шахра-бек грустил, что больше прикупить не получилось, у него бы эти твари кровью умылись! Но и так хорошо!

Падали солдаты в серых шинелях, падали, окрашивая кровью исконную ферейскую землю, падали... вы сегодня уйдете несолоно хлебавши, собаки!

Русины упрямо шли вперед.

Шахра-бек понимал, что одними пулеметами сыт не будешь. Рано или поздно кончатся патроны,, их тоже не так много. А снайперы... да не успеют они стрелять с такой скоростью! Сомнут их, в землю втопчут... надо вводить в бой свои силы...

Постепенно схватки вспыхивали и там, и тут, разгорались...

Хрипя, словно дикие звери, крича нечто нечленораздельное, кидались в драку фереи. Русины!

Исконный древний враг, пришедший на их землю!

И такой же ненавистью в глазах, такими же глухими, подсердечными криками, отвечали им русины. Чья там земля — еще вопрос! Но мрази, которая на людей для своего удовольствия охотится, которая ловит их, как скот, продает, в рабство угоняет — ни на какой земле места нет!

Им тоже было, что припомнить.

Валежный чутко отслеживал бой. И дал отмашку, когда Шахра-бек ввел в игру все свои резервы.

Вверх взвилась красная ракета.

И с Проклятой скалы хлестнули пулеметные очереди.

Казаки тоже не сидели, сложа руки. Это пока бой не начался, шуметь не стоило. А когда пошло веселье, можно было на скале хоть что делать. Они и делали.

Приметили несколько удобных мест подъема-спуска, подтащили туда пирамидки из камней. Вдруг гости пожалуют? А у них и гостинчик уже готов!

Получше обустроили пулеметные гнезда, по ним ведь тоже стрелять будут! Надо укрываться...

Даже пристрелялись чуток, в суматохе-то боя...

Валежный обстреливал, ну и они... буквально пару пуль. Чтобы знать, куда целиться. Поди там, разбери в горячке боя, откуда тебе прилетело?

Чем только не станешь заниматься, лишь бы...

Не свой бой страшен, страшно видеть, как идут в атаку твои товарищи, друзья, с которыми ты вчера сидел у одного костра,, и гибнут, гибнут... а ты и сделать-то ничего не можешь... Хелла, если это твоя скала — так помоги! Сегодня в твою честь прольется много крови!

А когда вверх взлетела красная ракета...

Со скалы полоснули пулеметы, выкашивая схроны, снайперские позиции, давя, пригибая к земле...

Фереи не дрогнули. Нет. Они были храбрыми, дети гор, они готовились стоять до последнего. Но — они не ожидали. Не страх. Но замешательство, которое использовали и казаки, и Валежный. Плотный пояс обороны, выстроенный Шахра-беком был разорван в нескольких местах,, а восстановить его сразу не удалось. Да и со скалы давили, давили огнем...

Стрелял, казалось, каждый камень.

И каждый камень оскаливался клинками, и окрашивался алой кровью.

Русины шли.

И за ними оставались кровавые следы. На черном кровь — красная... и на белом снегу,, который лежал в горах — тоже. Плата за нефть?

Плата — за жизнь!

* * *