Зима гнева

А сама ускорилась.

Ох, ни к чему ей тут оставаться. Кто-то верит в бескорыстную помощь, оказанную одинокой девушке с деньгами? Да еще во время революции?

Серьезно?

Вот лично Яна не верила.

И стоило Трофиму уйти подальше, как она заметалась по дворницкой. Собрала в мешок несколько кусков хлеба, кусок сала, остатки самогонки, несколько луковиц, головку чеснока, яблоки...

А чего это ей разикалось? Точно, кто-то вспоминает. И уши горят подозрительно! А, пусть их! Выпить пару глотков воды, чтобы желудок отпустило — и собираться дальше!

В компенсацию оставила на столе еще десятку — и выкатила велосипед на улицу.

Привычно уселась, положила руки на руль, надавила на педали...

Тяжело?

Нормально!

Поехали!

* * *

Икала Яна не просто так. Ее действительно вспоминали.

Жом Тигр.

Сейчас он думал, объявить девушку в розыск — или нет? С одной стороны, хотелось. С другой...

А как?

Во-первых, это вчистую признаться в своей слабости. Именно к этой женщине. Подставить ее под удар. Кто-то верит, что соратники по борьбе помилуют Яну?

Жом Тигр в это не верил. Совсем.

Конечно, и у Пламенного была женщина, и у Урагана... да и у многих. Но...

Если бы кто-то убил супругу Пламенного... убил? Ну и черт с ней!

Казнить. Всем спасибо, все свободны... надо бы поискать следующую.

А вот Яна уникальна. Где Тигр еще такую найдет? С которой они (совершенно неожиданно для серьезного мужчины) играли в крестики-нолики на раздевание, спорили над проектом реформ, до умопомрачения занимались... любовью?

Любовью?

Спали вместе, верно же?

Или...

Жом Тигр даже головой замотал.

Нет!!!

Никакой любви!!!

Ее вообще поэты придумали, чтобы денег не платить! Никого он не любит, и любить не собирается, это просто лютый бред!

Да что вы себе придумали!?

Никого он искать не будет!

И... Яне так безопаснее. А самое безопасное место сейчас рядом с ним... девушка, одна, беззащитная, в столице...

Ага, с револьвером, из которого она птице в глаз попадет!

Жом не мог решить, что ему нужно. То ли Яна, то ли...

Ладно!

Свои люди у него есть!

Он просто поговорит. Пусть Яну деликатно поищут.... Ну и приглядят за ней, если что. Ему так спокойнее будет.

Яна Евгеньевна Поплавская. Имя он отлично помнил.

Да, пусть поищут.

Анна, Россия.

— Милочка, вы же копия леди Малфой!

Анна, которая и думать не думала, ни о какой копии, едва не споткнулась. И воззрилась на растрепанную девицу.

— Простите?

— Вот! Я же говорю!

— Вы меня с кем-то путаете, любезнейшая. Я не участвую в вашем... косплее.

— Ань, поучаствуй! — взвизгнула рядом Кира. — Анечка!!!

— Кира, милая, я уже слишком старая для ваших игрищ...

— Смеешься!?

— И я не умею. И не хочу. И...

— Аня, а я геометрию могу подтянуть...

Кира посмотрела умоляющими глазами, и Аня сдалась.

— И английский.

— Хорошо! Йес!

— Оф кооз, — согласилась Анна. И пошла вслед за распорядительницей.

Организовано все было научно. Неведомый благодетель понимал, что если позволить толпе школьников распоряжаться самостоятельно, или бросить их на произвол судьбы, ничего толкового не получится. В лучшем случае — повальная пьянка с гулянкой. Поэтому были наняты несколько профессионалов, прописан сценарий, а распределение ролей...

Импровизация — наше все.

Неожиданно для себя, Аня втянулась.

Ей и изображать ничего не надо было, просто ненадолго стать самой собой.

Аристократка? А она-то кто?

Беспокоится за своего сына? И это верно...

Аня не играла, она была самой собой. И так это красиво получалось, что кое-кто из мальчишек поглядывал с восхищением, забыв про разницу в возрасте, а главный герой и виновник торжества вообще показал Кире большой палец.

— Твоя тетка?

— Родственница, — не стала вдаваться в подробности Кира.

— Ваще потрясная! Не как все эти старперы...

Кира довольно улыбнулась. Правильно она Аню с собой взяла! Вот правильно...

Игра продолжалась весь день. А вечером были шашлыки. И костер, к которому так приятно было протягивать руки, и песни под гитару, которая оказалась как-то удивительно кстати, и горячий глинтвейн, в котором не было ни капли алкоголя, и звездное ночное небо...

Кира честно пыталась высидеть подольше, но так умоталась за день, что ее быстро сморил здоровый сон. Аня проверила девочку, укрыла ее одеялом, и вышла из комнаты, которую им отвели на двоих. Повернула ключ.

Изнутри комнату тоже открыть можно, за это она не беспокоилась. Кира не испугается. А спать не хотелось.

Прошлое властно надавило на плечи, всколыхнулось ледяной волной, приморозило душу...

Ее прошлое.

Аделина Шеллес-Альденская, невероятно прекрасная в белом платье и бриллиантах, голубые глаза смотрят надменно.

Дочь моя, вы так неуклюжи...

Сегодня Анна не узнала себя в зеркале. Белый парик, белый балахон, грим... она стала больше похожа на мать, как это ни странно.

И — страшно.

Родители остались — там. Сестры, Илья... Яна.

Про сына Анна не думала. Ее сын был рядом с ней, она это твердо знала. Рядом...

Скоро она заберет его из больницы. Гошка...

На специально отведенной площадке продолжался шум и гам. Но туда идти не хотелось. Хотелось побыть наедине со своими мыслями, погулять, посмотреть на звезды, подышать чуточку морозным воздухом декабря...

Что у нас на карте?

Это Анна посмотрела, когда ехали в Рахманино. С одной стороны — деревня. Недалеко, около двух километров. И рядом и шум не тревожит.

С другой стороны — поле. Туда идти не хотелось, грязь месить.

С третьей — старое кладбище. Там фашистов хоронили.

Кто такие фашисты, Анна знала из памяти Яны. Люди, которые искренне считали себя — выше других, и были уверены в своем праве распоряжаться низшими. То есть — мразь.

Это Анна точно знала, как урожденная княжна Воронова.

Она стояла на социальной лестнице выше многих и многих. Но делало ли это ее — высшей? Или кого-то низшим?

Люди не равны, но не равны они не кровью или цветом кожи. Люди не равны своими способностями и талантами, умами и душами. И арийская, и еврейская нация может породить мразь, а может — и героя. Нет, нельзя судить, нельзя...

И как человек, который видел Освобождение, Анна могла еще добавить — будь прокляты те, кто начинает войны! Будь прокляты навеки, до гроба и за гробом! Но думать об этом все равно не хотелось.

С четвертой стороны был небольшой перелесок. Посадки, как назвала это Кира.

Погулять там?

Почему нет...

Анна решительно направилась в сторону деревьев.

Страх? Страха она не испытывала. Но на всякий случай...

Яна была умна и запаслива. И оружие у нее было.

В кармане у Анны лежала заточка. Верная, надежная... пусть лежит. Не то, чтобы она ее пустила в ход. Но...

Как многие люди, Анна в чем-то фетишизировала оружие. С ним было спокойнее. Хотя убивает-то не заточка, а человек. И чего стоит кинжал, если к нему прилагается слабая рука?

Но об этом Анна не думала. Она медленно шла среди деревьев.

Медленно-медленно, иногда застывая на одном месте. Она пыталась — что!? Она и сама не знала, может быть, отогреться, а может, не заплакать... или наоборот?

Поплакать там, где ее не увидят?

Что-то недоброе разбудил в ней этот день, злое, нехорошее...

Именно поэтому ее и не заметили.

Анна непроизвольно сместилась в сторону кладбища — человек обычно заворачивает в сторону основной руки, вправо. Сместилась, а когда услышала голоса, стало поздно поворачивать обратно.

— ...сюда?

— ... и ...!

Двое мужчин переговаривались.

Ругались.

Анна замерла на месте. Хелла, твоим именем! Да что ж такое!?

Бежать?

Она не рисковала. Сюда как-то дошла, а вот обратно? Сейчас хрустнет ветка, или метнется луч фонарика... единственное, что позволила себе девушка — опуститься на колени и прижаться к дереву. И порадоваться, что у Яны вещи — практичные. Немаркие.

Куртка была камуфляжной, в серо-бело-черных тонах. Ночью — и не заметишь. Анна думала взять пальто, но потом остановилась на куртке и джинсах. И не прогадала.

А вот сапожки тонковаты, и носки она не надела. Ноги замерзнут...

Не до ног тут!

Двое мужчин разговаривали на русском матерном. Анна прислушалась — и скривилась от отвращения.

Мародеры.

Твари, ничтожества, шакалы помоечные! Существа, слишком трусливые для честного боя, но подлые, жестокие и опасные.

Во все времена таких давили...

Это было памятью Яны. Это было мнением Анны. И в одном она Джоан Роулинг не понимала.

Как можно назвать компанию, которой предлагается восхищаться — мародерами?! Что за моральные установки у них в Англии? Может, еще педофилами прикажете восторгаться? Или некрозоофилами? Фу, гадость!

Двое продолжали переговариваться.

Как поняла Анна, в войну здесь гремели бои. И усадьбу защищали на совесть.

Немцы отбивались, но в результате дом все равно взяли, их закопали...

А закопали не просто так.

Награды, оружие, трофеи, документы... нагрудные знаки и кокарды, каски и орлы, подковки с сапог и нашивки, портсигары и зажигалки, даже золотые зубы — это же мародеры! Они не брезгливы!

А тут была большая братская могила. Немецкая!

Раскопать — и поживиться.

И именно сейчас, потому как почва болотистая. Подмерзла, но еще не заледенела. Воды нет, а копать — в самый раз.

На основании чего-то один из мужчин был уверен, что здесь много 'хабара'. Второй так уверен не был, но первый настойчиво подгонял своего... сокрысятника.

Анна сидела и молчала.

Яма была уже наполовину раскопана. Обо что-то звенели лопаты — не сильно, но отчетливо. Вот бы полиция нагрянула?

Но куда там!

Ну хоть кто из усадьбы... или не стоит? Наверняка мародеры вооружены!

— Ах...!!!

Из раскопа понеслись какие-то слова. Явно торжествующие.

Потом на поверхность вылез один из мародеров, тот, которого Аня окрестила 'первым'. Вытащил что-то из ямы, примерился, ударил лопатой. И разразился восхищенно-матерной речью.

Второй что-то сказал из ямы.

Первый ответил матерной речью, и протянул вниз руку.

Левую.

Анна прикусила губу, чтобы не закричать. Но... мужчина потянул левой рукой из ямы своего товарища, а в правой руке блеснуло лезвие ножа.

Впитало лунный свет, хищно клюнуло мародера в левый бок...

Крик захлебнулся.

Мужчина полетел вниз.

— ... двоих не вынесет...

Кажется, Первый что-то сказал.

Анна не знала.

Дальше она двигалась, как автомат. И потом удивлялась себе. Но...

Встать.

Достать из кармана оружие. Отполированная Яной рукоять удобно ложится в руку.

Ком земли летит в противоположную сторону. Пусть этот отвернется... хотя бы ненадолго. И он отворачивается на шорох. Смотрит в темноту, светит туда фонариком, дергается... Анне хватает времени.

Сделать буквально пять шагов.

Почти пробежать их, словно телепортироваться. Вот только что она была здесь — и уже за спиной мародера.

И рука опускается вниз.

— Тебе, Хелла!

Шило исчезает в теле негодяя. Анна бьет снизу вверх, она ниже, она вообще не умеет убивать. Но словно Хелла направляет ее руку.

Шило находит дорогу между ребер — в сердце.

Мужчина издает страшный булькающий звук... кто сказал, что человек умирает сразу?

Ошибаетесь... Несколько секунд продолжается агония, но Анна не трогает шило. Добивать не требуется. Это она понимает, она ведь помогала в госпитале.

И смотрит вниз.

В раскоп, где темнота...

Страшно?

Нет.

Анна поднимает фонарик, медленно ведет лучом... он еще жив, там, на дне ямы. Первый ударил его не насмерть. И человек корчится, извивается, словно змея, которую перерубили лопатой... Анна видела один раз.

Ее начинает мутить. Она оглядывается — и на глаза попадается нож. Тот самый, который уже отведал крови. Первый выдернул его из раны, да так и держал в руке. А когда она его... выронил на землю.

Анна подхватила оружие — и спрыгнула в яму.

Второй даже не понял, что над ним кто-то стоит. А Анна не колебалась.

Ранение в печень, человек обречен.

В этом мире — нет?

Возможно, но сейчас Анна об этом не думала.

Нож опустился еще раз.

— Тебе, Хелла.

Еще одно сердце последний раз дернулось — и замерло. Анна вздрогнула — и словно наяву увидела усмешку богини. Надменную, холодную, жестокую...

И — ледяные чертоги смерти.

— Мы сейчас вернемся в мир. Я — в ее, она — в мой. Я должна спасти и устроить в жизни ее ребенка, Яна устроит моего. Ровно через год мы опять окажемся здесь. За этот год мы должны принести вам четыре жертвы. Убить людей. А... все равно когда?

— Совершенно. Можно всех четырех за один раз, — кивнула Хель.

— За это вы нам даруете магию. Мы сможем убить любого человека, просто приказав ему...

— Смотришь на человека и говоришь: именем Хеллы я забираю твою жизнь. И он умрет.

Анна поежилась.

Страшно стало, как тогда. Но...

Четыре жертвы?

Вряд ли она сможет убить еще кого-то. Но больше она Хелле ничего не должна. И... она теперь может убить одним словом.

Страшно-то как...

* * *

Расклеиваться все равно не было времени.

Анна примерилась к краю ямы.

М-да, неудобно.

Земля крошилась под пальцами, осыпалась... поди, вылезь!

Анна оглядела раскоп.

С-сволочи!

Куда и сожаление об убитых делось?

Могилу раскапывали, твари. Вот кость, явно, человеческая. И вот еще одна. И... череп скалится... не наступать же на них?

Или... а как выбраться? Выбора все равно нет!

А вот и лопата!

Великая княжна никогда раньше не выкапывала для себя ступеньки. Ну так что же... все в жизни когда-то бывает в первый раз. Да и память Яны помогла. Яна с лопатой управлялась вполне умело, хотя с саперной лопаткой было бы лучше.

Ступеньки получились паршивые. Но — через полчаса Анна была наверху.

Первый тоже был мертв. Анна примерилась — и выдернула из него шило. Перебьется, ни к чему такие улики оставлять. И так...

И так проблемы будут, чего уж там! Если сюда придут с собаками... найдут по следу. Анна подумала пару минут.

А как собирались действовать копатели? Наверное, быстро выкопать, что им надо — и смыться. Может, у них тут рядом и машина стоит, но она ее не найдет. И найдет — вести не сможет. Тут никакая память не поможет, она просто в дерево въедет.

А из-за чего хоть Первый убил Второго?

Анна опустила глаза вниз.

Оххххх!

Урожденная княжна не позволила себе материться. А хотелось...

Небольшой чемоданчик. Металлический, похоже.

Полковая казна? Или — что?

Анна опустилась пониже, посветила себе фонариком.

Ордена в мешочках. Какие-то книжки.... Солдатские? Рядом деньги. Бумага и немного золота... Хелла!

За такой куш действительно могут убить...

Анна тихо зашипела сквозь зубы.

Да, могут убить. Но... это спасение для Гошки! Если она сейчас это бросит... а если возьмет с собой?