Зима гнева

— Бегают они у тебя...

— Пусть попробуют не побегать, — огрызнулся Тигр. — Пошли со мной.

— Куда?

— Кошке на... туда. Пошли, говорю.

Кабинеты выбирались освобожденцами по разным принципам. А жом Тигр выбрал себе такой, чтобы в нем был балкон. Вот туда мужчины и вышли..

— Зачем?

— Здесь точно не подслушают, если орать не будешь, — поморщился Тигр.

— Ты меня не Пламенного будешь уговаривать свергнуть? — прищурился Ураган, отбрасывая вежливость.

— Нет. Но он наш разговор сильно не одобрит. Очень сильно.

— Да?

— Ураган, ты ездил с реквизициями.

— Да, — поник рыцарь Освобождения.

— Насмотрелся? — понимающе спросил жом Тигр.

Ураган поник еще сильнее.

— Почему так? Тигр, ты же понимаешь, ответь — почему? Мы хотим, как лучше, а страдают невиновные! Женщины, дети... я их глаза видел! Я все понимаю, но те же дети-то в чем виноваты!?

Жом Тигр поздравил себя с победой. Он еще не начал убеждать, но уже знал, что убеждать никого и не надо. Ураган уже согласился. Просто пока сам этого не понял...

— Послушай меня внимательно. Ты реально хочешь им помочь?

— Да....

— Пламенный об этом знать не должен. Скажешь — и меня подставишь, и сам влетишь...

— Если это...

Тигр поднял руку, раскрытой ладонью к собеседнику.

— Нет. Убивать никого не придется. Но съездить в Ламермур — обязательно. И в Герцогства, и в Борхум.

— Зачем?

— Закупить зерно. Много. И пусть оно хранится на складах, пусть никто не знает, на чье имя оно куплено... ты понял?

— А...

— Ураган, ты же не дурак! Ты сам понимаешь, что зиму эти люди, может, и переживут. Но весной надо сеять. А будет — что?

Ураган вздохнул.

— Не уверен.

— А мы будем платить посевным зерном. У нас будет, что сеять. И осенью... случись неурожай — у нас будет запас.

— Ты себе объемы представляешь?

Тигр кивнул.

— Вполне. Десятки тысяч тонн. Сотни тысяч. И что?

— А деньги?

— После реквизиций ты считаешь, что у нас нет денег?

Ураган ядовито прищурился.

— У нас? Нет. У Освобождения...

— Попроси у Пламенного. Думаю, он тебе не откажет? — не менее ядовито оскалился Тигр. Ей-ей, несправедливое прозвище человеку дали, надо было Гадом назвать... яду бы у него на шесть аптек хватило.

Жом Ураган и просить не собирался.

— Значит, что-то у тебя к рукам прилипало. Вор!

— Я эти деньги не на девок в кабаке спускаю, — парировал Тигр. — Думаешь, мне это зерно понадобится? Я себе на булочку хлебушка средства нашел бы...

Ураган тяжело вздохнул. Уложить предложение в мозгу было сложно. Тигр понял это — и повлек соратника с балкона.

— Пошли, поедим.

Меню жомов повергло бы в истерику повара высокой кухни. Вареная картошка, соленое сало, копченая рыба, квашеные овощи... алкоголя, кстати, не было. Зато был яблочный пирог.

И горячий чай, заваренный лично Тигром.

К концу обеда Ураган кое-как переварил предложенные ему идеи, и потер лоб.

— Ты с Пламенным говорил?

— Да. Он меня послал в задницу.

— Он еще хоть жив?

Тигр мило улыбнулся.

— Пока — да. Ураган, я тебя умоляю, поговори с ним. Если хочешь — хоть три раза! Попробуй убедить, попробуй доказать, пусть он прикажет закупить зерно... что вы — мало денег привезли?

— Много.

— Ну так что же? Поговори! А когда тебе откажут — приходи, и мы поговорим еще раз. Просто помолчи о моем предложении...

— Хорошо. Но я уверен, что Пламенный...

— Вот и хорошо, что уверен. Налить тебе чего покрепче — или чаем обойдешься?

— Сука ты, а не Тигр. Никакого настроения нет. И пить не хочется...

Тигр фыркнул.

Ну вот такая у него планида — людям настроение портить! Чисто кошачья... кошки это хорошо умеют. И успокаивать, и раздражать... а тигр — это ведь тоже киса, правда? Только большая и полосатая.

Русиина, Синедольск.

Аксинья с восторгом оглядывала дом.

— Ишь ты! Все господское...

Савва кивнул.

Наденька, так уж получилось... дом тебе я выбрал, да только не привела судьба. Не дождался он тебя. А внука нашего — дождался.

— Мальчика вымой и уложи, потом поговорим с тобой.

Аксинья спорить не стала.

Послушно приняла уставшего мальчика, отнесла его наверх, купать не стала, обтерла губкой. Раздела, уложила в кровать и спустилась вниз.

Савватей сидел, смотрел на свечу, и такой у него был вид...

Аксинья даже испугалась.

— Дядька Савва, что вы?

— Ничего, Ксюша, ничего... это просто усталость.

Ласки, прозвучавшей в голосе мужчины Аксинья испугалась еще сильнее.

— Вы б себя видели...

— И видеть не хочу, — в голос лесника постепенно возвращались краски. — Значит так, Ксюха. Вот тебе деньги на месяц. На прожитье хватит...

— Еще бы, дядька Савватей. Тут еще и останется!

— За ребенком смотри хорошо. Знаю, блудное дело ты не оставишь, но ты не дрянь. И братья-сестры у тебя всегда досмотрены были....

Аксинья опустила глаза.

— Дядька, я ведь не со зла так. Словно бес щекочет... с того и замуж не пошла, чтобы хорошего человека не огорчать. А дрянь мне и самой не надобна.

— Только и дела бесу — там тебя щекотать, — фыркнул Савва. — Через месяц приеду, еще привезу. За мальчишкой хорошо смотри, случись что — своими руками удавлю. Поняла?

И такой у него был взгляд... нет, не шутил мужчина. Ни минуточки не шутил.

Аксинья кивнула.

— Досмотрю я вашего внука. Слово даю.

Савватей спорить не стал. Кивнул, добавил еще пару золотых в стопку денег на столе, развернулся — и вышел обратно в ночь.

Аксинья села за стол.

Первое что сделала девушка — это хозяйственно прибрала деньги в самое надежное место — свой девичий сейф... оттуда просто так не достанут.

Потом задумалась.

Шила в мешке не утаишь... Аксинья дурой не была, и подметила кое-что. И сходство между Ильей и Савватеем. И сходство между мальчишкой и Ильей... не полное, конечно, видимо, в мать пошел, но кое-что есть.

Нос у него отцовский, брови похожи.... Это Аксинья видела. И сплетни слышала.

И что к торе дочь приехала, и внука привезла... значит, вот чей это внук. Ну, коли так...

К чести Аксиньи, мысль бросить мальчика или выдать его властям у девушки даже не возникла. С Ильей у них все по-доброму было. И расстались они по-хорошему. Тору уезжать надо было, а с собой ее взять... она бы и сама не поехала. Не дура.

Добром бы это не кончилось, вот она и не поехала бы... нет, ни к чему. Но ежели это его сын...

Присмотрит она за мальцом, чай, не переломится. А пока надо в доме разобраться. Где что лежит, какие запасы есть, готовить-то надо! И мальцу хоть пару рубашек сшить, да штаны попроще, а то за версту видно, что все господское, тонкое, нежное.... Сейчас такое лучше не носить.

И Аксинья деловито принялась обследовать дом.

* * *

Мерно постукивала копытами лошадь.

Савватей почти не правил ей, чай, не дура, с дороги не сойдет, а сворачивать тут некуда. Мысли его одолевали грустные...

Ксюха, конечно, мальца досмотрит, да вот дальше-то как? Это ж не на год решение, не на два... это надо дальше... на сколько ему денег хватит? На сколько его века хватит?

Савватей не обольщался.

Ежели в стране такое творится, хватать надо всех домочадцев в охапку, да и в лес уходить. Тот не выдаст, прокормит... но ведь не пойдут дети! Все умные! Все взрослые, все своими домами живут...

Ему-то как быть?

И Гошку не бросишь, и домой его не привести. Уж на что у него жена безропотная, а тут взъерепенилась. Не даст она мальцу жизни!

Не даст.

Это Савва четко видел. Для нее Гошка не забавный малец, а свидетельство давней измены мужа. Более того, не обычной измены. Так-то... вон, с той же Ксюхой, переспал, с сена встал, штаны завязал да и забыл. А тут... тут не то!

Тут не тело, а душа изменила...

И ребенок, опять же...

Мужик может забыть бабу, с которой спал, но бабу, которая ему ребенка родила, уже не забудет. Никогда.

Может не увидеть, не любить, но и не забудет. Этого Савве жена и не простила...

И никогда не простит. Ни ему, ни Гошке... ладно, он старый, а мальчишку за что?

Савва крепко задумался, и не заметил движения в темноте.

Выстрел он еще услышал, а вот потом...

Даже боли не было. Что-то блеснуло, что-то сильно толкнуло в грудь, и над головой закружились звезды. И стало так легко-легко...

Савватей, еще совсем молодой, лежит в стогу сена, смотрит в звездное небо и ждет свою Наденьку. Она должна прибежать к нему на свидание, как уснет постылый муж...

Или не было никакого мужа?

Тело мягко сползло с облучка. Лошадь остановилась, перехваченная крепкой рукой, на дорогу вышли три фигуры.

— Готов, кажись...

— Раздевай его. Тулуп хороший, одежа, вон... дадим Марьке, та зашьет...

— Да, дядь...

— Цыц! Имен не называй.

— А с телом что?

— Да что и всегда! Оттащи в канаву, авось и не сразу найдут! Хорошая у нас сегодня добыча... деньги у него есть?

— Нет, дядь...

— Тьфу, сволочь! Может, спрятал куда? Посмотреть надо...

Увы. Бандитам досталась лошадь с телегой и одежда. А денег у Савватея не было. Все оставил Аксинье и внуку.

Дома его так и не дождались. Но как искать? Куда обращаться? Или самим ехать?

В такое время? Это было попросту бесполезно.

Между временем и безвременьем

Хелла прищелкнула пальцами.

М-да... революции! Понятно, ей это на пользу, ей больше душ достанется. Но... вот именно эту она не планировала.

Вот бывает же так!

Двое людей сошлись, а потом свое счастье и променяли... на что?

На то, как должно быть.

Чтобы общественное мнение их не сожрало, чтобы все кругом были довольны, а они? Она всю жизнь прожила с нелюбимым, он женился на другой... а ведь могли быть счастливы.

Могли.

Ладно...

Она поступит по справедливости. В этой жизни у вас был шанс, но не было возможности его реализовать. В следующей жизни у вас будет и шанс, и возможность!

И только попробуйте их потерять, обормоты!

Богиня фыркнула от приступа неуместной сентиментальности, отправила обе души на перерождение в одно и то же время — и выкинула их из головы.

Эти две фигуры с доски сняты.

Посмотрим, что будут делать остальные. Но пока — ей интересно...

Анна, Россия.

После найденного взаимопонимания у мужчин очень сильно болит голова. Видимо, не раз стукнулись в процессе поисков.

Рассолом пришлось отпаивать и отца, и работодателя. Сталин оценил страдания мужчин — и принес аж двух полевых мышей. И откуда только выкопал зимой?

Анна бы с удовольствием скормила их похмельным героям, но пришлось отпаивать рассолом. Немалую помощь в этом нелегком деле оказала Роза Ильинична.

Анна проявляла заботу.

Кира болтала с Гошкой.

Напрасно Анна боялась, что они не найдут общего языка. Они-то нашли, а вот Анна понимала примерно одно слово из шести. Как правило — предлог.

Аккаунт, аддон, бижа, буст, вайп, имба...

Полный буст! Или фуст... Анна так и не поняла, о чем речь. Но дети (пусть и разных возрастов, но все же дети, одна инфантильная, один рано повзрослевший) активно обсуждали какую-то игрушку — и вмешиваться не требовалось. А потом и вовсе удрали к Кире.

Когда Анна заглянула к ним, Кира и Гошка сидели перед компьютером, активно лупили чем-то по чему-то и орали нечто вроде: ламер... или лайт? Лут?

Нет, не понять....

Анна махнула рукой и прикрыла дверь.

— Как вы себя чувствуете?

— Замечательно. Но на работу поеду позднее, — решил Борис Викторович.

— Чудесно. Сеня не звонил?

— Телефон посмотри, — огрызнулась Анна, забывая про манеры.

Ей? Нет, не звонил! А вот отцу...

Петр посмотрел телефон, нашел там три пропущенных и перезвонил.

— Сеня?

— Петя, я уже в городе.

— Что, ваши уже пришли?

— А ваши что — с похмелья?

— Сеня, за это вас, евреев, и не любят.

— Не надо меня любить, покажите мне за чем я приехал!

Петр посмотрел на Анну.

— Когда сможем поехать в город?

— Через полчаса, — ответил Борис Викторович. — Сейчас еще кружку рассола выпью — и пусть Роман седлает коня.

— Мне тоже придется поехать, — задумалась Анна. — Пойду Гошку собирать...

— Вот еще не хватало! — заворчала Роза Ильинична. — Нечего мальчонку таскать!

— Простите? — повернулась к ней Анна.

— Бог простит, а ты подумай! Только вчера мальчика привезла, он еще устал. И отдохнуть ему бы надо, а ты его в город тащишь!

— Но...

— Я за ним пригляжу. И за Кирой тоже, вон, как хорошо играют!

Действительно, восторженные визги из комнаты Киры было по всему особняку слышно. Анна покачала головой.

— А если поругаются?

— Вряд ли. Кира детей любит... брата бы ей! Или сестренку!

— Я подумаю на эту тему, — кивнул Борис Викторович.

Роза Ильинична фыркнула и махнула на Анну полотенцем.

— Поезжай. Я пригляжу.

— Спасибо, — от всей души сказала Анна.

— Спасибом не отделаешься. А вот коли персиковый пирог меня печь научишь...

— Хоть завтра!

— Ну и по рукам....

— Два пирога, — внес свою лепту Борис Викторович. — И побольше!

Конечно, Анна пообещала.

* * *

Семен Семенович ахал.

Охал.

Восхищался.

И плевать ему было на законы торговли! Все равно и Анна, и Петр понимали в лучшем случае одно слово из десяти. Впрочем, главное было ясно и так.

Добыча Анны оказалась очень ценной. Продавать все сразу — обвалить рынок. А вот если постепенно реализовать коллекционерам, причем Сеня готов взять свой процент за реализацию...

Сошлись на двадцати процентах. И Сеня принялся перегружать себе часть коробочек.

— На это у меня точно будет покупатель, — объяснил он. — Остальное пристроим позднее.

Анна не возражала. Главное она уже поняла. Даже если она завтра умрет — деньги у ее сына будут. Одна задача выполнена, осталось разобраться с остальными...

Звонок телефона пришелся... кстати?

О, нет.

Звонила секретарь мадам Цветаевой.

— Анна Петровна, скажите, когда вам можно передать документы и где.

— Какие документы?

— Ольга Сергеевна хочет установить отцовство мальчика. Официально. И договориться о воспитании...

Анна помолчала пару минут.

— Я пришлю к вам своего юриста. Адрес тот же?

— Да.

— Вот и отлично, — и Анна повесила трубку. Кажется, Ольга Сергеевна собиралась драться за внука?

Вот ведь зараза! И не объяснишь ей, что хуже она делает только внуку! Не поймет!

Ух... зла не хватает!

Борхум, Бадар

Митя смотрел из коляски на мужчину, который садился в автомобиль.

Пожилой уже, благообразный, а такая... сука!

Кто бы мог сказать по внешнему виду?

Но именно этот человек стоял и стоит за войну с Русиной. Не он один, конечно. Но кто произносит речи с трибун?

Кто воодушевляет толпу?

Кто автор статей, в которых русинов называют недочеловеками, существами, лишь внешне похожими на людей, отрыжкой цивилизации и прочими неприглядными эпитетами?