— Я тебе не нянька, Арианна. Поступай, как знаешь. Но я предупредил: следи за тем, что делаешь. Ардиан не из тех людей, кому можно слепо доверять.
Не дожидаясь моей реакции, Лио развернулся и спрыгнул с крыльца. Лилия на его форме блестела золотом, ослепляя. Вслед за ним откуда-то с крыши скользнула тень спирита — я уже видела этого спирита раньше, тогда, в кофейной. Если Люи обожала вид сердитой зубастой девочки, то спирит синеглазого, видно, предпочитал форму крупного зверя.
Сейчас, при свете дня, спирита едва можно было рассмотреть, но все-таки я увидела, как зверь, остановившись, изучающе пробежался по мне взглядом. Будто запоминал. Оценивал. Он не выглядел враждебным — скорее, суровым. Под стать самому синеглазому.
Отвернувшись, спирит направился вслед за Лио, беднея на глазах, пока не исчез в воздухе. Странно. Он меня будто поприветствовал.
Я наклонила голову и вытерла лоб тыльной стороной ладони. Несмотря на то, что синеглазый меня только что отчитал, догонять его и возмущаться было лень. Я пожала плечами.
— Подумаешь! — прошептала я слегка обиженно и направилась в противоположном направлении, к воротам. У меня и без синеглазого проблем хватает. Пусть себе делает, что хочет: лопнет от гордости — туда ему и дорога.
Я остановилась в воротах. Вздохнув, оглянулась на усадьбу Верудов. Вовсю стрекотали цикады. Блеск башенок слепил глаза, в дрожащем воздухе очертания дома расплывались. Может, синеглазый нравился мне все меньше и меньше, но доля правды в его словах имелась. Веруд меня настораживал. Тревожил. При виде него мое сердце билось отнюдь не от восторга, а от... угрозы?
Нахмурившись, я отвернулась. Рассеянно провела ладонью по раскаленному железу кованой решетки. Я попыталась вызвать то чувство связи между мной и Ардианом... то воспоминание, мелькнувшее недавно... но оно померкло окончательно, и я сдалась.
Не понимаю. Я не встречала Ардиана до приема. В этом я уверена точно.
— Какая железочка... — проворковал знакомый голосок. Я сощурилась и постаралась найти Люи. Спирит кружилась едва различимым в дневном свете огоньком — и так, и этак приноравливалась к огромной резной загогулине на воротах. — Какая красивая...
— Люи! — тихо окликнула я спирита, но если Люи увлеклась железками, отвлечь ее невозможно.
— Отвянь! Я занята, я вся в делах, — огрызнулась вредина.
— Люи, оставь ворота в покое!
Разумеется, спирит плевать на меня хотела. Когда ворота дрогнули под напором маленького, но крайне упорного огонька, я внутренне застонала. Эта ведь отломает. Что угодно отломает!
Оглянувшись на мирно помирающих у фонтана стражей, — пока не подозревающих, что у них из-под носа вот-вот утащат ворота, — я зацепилась за прутья и... да, полезла наверх за спиритом. Мне не впервой, с Люи... всегда много проблем.
Где-то на полпути, уже у самой цели, я поймала крайне озадаченный и суровый взгляд синеглазого, заставшего меня с поличным. Думаю, это смотрелось забавно: эллая в наряде вульгара ползет по решетке шатающихся ворот. Плакала моя репутация здравомыслящего человека!
Я вздохнула еще тяжелее и, потянувшись, все-таки схватила мельтешащий — и, между прочим, зубастый! — огонек в кулак.
Убью эту поганку!
Глава 15
Арианна
Вокруг золоченого шпиля, уходящего высоко в небо, кружились птицы. Я приложила ко лбу руку и прищурилась. Городские часы возвышались над площадью — почти одиннадцать, в это время большинство ашеров отдыхают, а остальные распивают чаи. Как раз то, что нужно: если повезет, меня никто и не заметит. А мне бы только перекинуться парой слов с этим послом... с Марком.
Я вздохнула и взглянула на дирижабль, парящий над городом вторую неделю. Его очертания меркли на фоне слепящего солнца, в мареве он казался гигантской птицей, тенью накрывшей здание Сената. Кто знает, может, Марк действительно ничего не знает и все это пустая трата времени, но я должна попытаться. Он — единственная ниточка, которая ведет к ответам на возникшие вопросы. Ведет к отцу и тайнам, с ним связанным.
— Добрый день! — Женщина на входе даже не подняла глаз от журнала, лишь вздрогнула, когда за мной захлопнулась дверь, впустив в зал порыв ветра. — Могу чем-то помочь?
— Да, сенатор Шарго просил отнести пару документов в Архивы. — Я почти не врала, если только совсем немного умолчала. Документы на поступление в Архивы пылились в моей сумке вторую неделю, и я надеялась, что они там будут пылиться вечно: не собираюсь я становиться смотрителем, вот еще! — Мне бы допуск.
Пока женщина, наконец-то отложив журнал, проводила раскопки в ящике стола, я успела осмотреться и заметить пару Стражей у дверей, ведущих в Архивы. Я наклонила голову, внимательно рассматривая охрану.
И тут же резко отвернулась, поймав пристальный взгляд крайне знакомого Стража. То ли этот Лио меня преследует, то ли я его. Слишком часто стал на моем пути встречаться. Я не верила в совпадения, и меня начинали настораживать столь частые встречи с типом, которого я бы страстно хотела обойти стороной.
Он точно не работает на Шарго? Если нет, то тогда какого шакса, в самом деле, он вечно рядом со мной ошивается?!
Занервничав, я схватила в руки отложенной женщиной журнал. Глянцевые странички не добавили мне хорошего настроения: везде, везде этот Ардиан Веруд! Впрочем, уж лучше он, чем обложка с фальшиво улыбающимся Шарго. Рядом с дядей толпились мрачные представители Островов и всем своим видом отвечали на вопрос в заголовке "Острова — с миром или с войной?". Я оживилась. То, что нужно.
Подвинув к женщине журнал, я указала на обложку.
— А эти что? Уехали уже или нет? Шарго весь на нервах из-за них, слов нет, как рычит.
Он всегда рычит, так что ничего удивительного. Хотя нет, не всегда, когда надо, он сама доброта и смирение, но вряд ли простые смертные знакомы со "светлой" стороной моего дяди. Для этого надо быть как минимум другим сенатором. Горько улыбнувшись, женщина вытащила круглый камешек — пропуск — и протянула мне.
— Вечером посольство нас покинет, не переживай. Хотя сомневаюсь, что после что-то изменится в настроении сенатора. — Женщина подняла голову и, рассмотрев меня, прищурилась. — А ты тут новенькая, да? Что-то я тебя не видела.
Уже вечером! Я думала, у меня больше времени. Расстроившись, я схватила пропуск и через силу улыбнулась.
— У меня здесь практика.
В Архивах пылились записи рождения, смерти, копии всяких документов, книги, письма и мрачные тайны Сената. Кого попало, сюда не пускали, и меня проверили, наверное, тысячу раз, прежде чем разрешили переступить порог. Здесь пахло старой бумагой и пылью, а в потускневших от времени зеркалах отражались молчаливые Стражи, бдительно следящие за каждым моим шагом.
— Люи, хочешь конфетку? — Шепотом уточнила я у спирита, когда та наконец-то объявилась. Маленький зловредный огонек трудно не заметить, особенно когда он то и дело пытается отломать все попадающиеся на дороге "железочки".
Огонек заинтересованно покружился вокруг меня и мягко опустился на плечо. Каким-то образом Люи умудрялась скрываться не только от людей, но и от других спиритов. Что весьма полезно, когда требуется отвлечь Стражей от себя любимой.
— Если большую, то не откажусь, — прошелестела Люи мне на ухо. Я хмыкнула.
— Куплю тебе, что захочешь, и к тому же позволю отломать красивую стрелку вон на тех часах, — я кивнула на огромные, во всю стену часы, и Люи задрожала от восторга. Стрелка неторопливо двигалась по кругу. Красивая, блестящая, с завитушками, изящно вырезанная из серебра. Но, похоже, двигаться ей оставалось недолго.
Дважды уговаривать Люи не пришлось. Не успела я моргнуть, как огонек весело взмыл в воздух и прилепился к циферблату. Спустя мгновение огромная стрелка замерла и рывками двинулась в обратном направлении. Винтики посыпались на пол, звеня и подпрыгивая при ударе о камень, да еще в таком количестве, что все Стражи разом обернулись в направлении звука.
Молодец, Люи! За спирита я не волновалась: судя по озадаченным Стражам, никаких спиритов они в упор не замечали.
Зато стрелку заметили все, в том числе ее беспечный полет в воздухе. И пока Стражи провожали в недоумении порхающую к выходу часовую стрелу, я нырнула в боковой коридорчик и подбежала к огромной картине. Мужчина с острым презрительным взглядом неодобрительно взирал на меня с холста. На его плече хохлился черный ворон и, кажется, светлыми чувствами ко мне тоже не пылал.
Ну здравствуй, кто-то там из Хранителей. Когда Сенат пришел к власти, все следы власти Хранителей были стерты. Их символы уничтожены, портреты изгнаны в темные углы и коридоры. Действительно, зачем тратиться на двери, если можно прикрыть тайный ход никому не нужным портретом?
Я приложила ладонь к шершавому холсту и зачем-то стерла пыль с лица мужчины. Сейчас я видела портрет как-то... иначе. Может, тому виной рисунок дара на плече, но я будто знала это лицо...
...Мягко говоря, оно мне не нравилось. Безо всякой на то причины. И все же к этому чувству примешивался легкий оттенок вины. Грусть по чему-то утерянному. Может, по самой себе.
Я очнулась и, прислонившись к раме спиной, принялась двигать картину в сторону. Громадное полотно в резной раме не спешило поддаваться, но я старалась. Чьи-то шаги приближались к небольшому коридорчику, где я сейчас находилась, и мне вовсе не хотелось объяснять, что это я тут такое интересное делаю.
Вдохнув, я изо всей силы толкнула тяжелую раму вбок, и картина качнулась, приоткрывая небольшую лазейку в тайный коридор. Наконец-то! Не теряя времени, я юркнула внутрь и притаилась, слушая, не заметили ли меня. Шаги остановились, но спустя мгновение двинулись дальше.
Я перевела дыхание. Ладно, теперь бы еще найти Марка и миновать охрану посольства. Остается надеяться, я все разузнала верно, и Марк действительно в своих покоях. Просто удивительно, как порой пронырливы бывают вульгарские мальчишки за пару монет.
Развернувшись, я постояла, привыкая к полумраку. Старая кладка была на ощупь теплой и запыленной, древние светильники, еще со времен Хранителей, излучали свет настолько тусклый, что я с трудом различала свои руки. Чувствую себя, словно спирит, заточенный в шкатулку: узко и тесно, и слышно собственное дыхание. Взволнованные голоса Стражей, делившихся впечатлениями от полета часовой стрелы, звучали приглушенно и далеко.
Я встряхнула головой и полезла в сумку за наброском мальчишки. Кривые линии с трудом можно было разобрать, но, к счастью, ход нигде не разветвлялся и вел прямиком в гостевое крыло здания Сената.
Не запутаюсь в любом случае. Я смяла листок и, сунув его в сумку, двинулась навстречу приключениям. Крайне надеюсь, в этих приключениях обойдется без участия лекций Шарго и ареста.
Здание Сената поражало размерами, но гостевое крыло находилось совсем рядом с Архивами. У меня заняло всего минут десять, чтобы преодолеть путь. Я потянула за обратную сторону рамы, упираясь ногами для равновесия, и проскользнула в темный тупиковый коридорчик.
Картина мягко и почти бесшумно встала на место, и я почему-то задержалась у портрета, рассматривая изображенную на нем девушку. Такая юная... одетая в белоснежное воздушное платье, она казалась хрупкой, неземной. Черные локоны обрамляли почти детское лицо, но вот взгляд девушки пробирал до мурашек. Не по-детски взрослый, будто вся тяжесть мира легла на ее плечи. Синие глаза щурились жестко и пронзительно. Девушка, пожалуй, была красива. Но что-то в ней таилось ледяное и одинокое. Она словно не умела улыбаться...
Я приложила пальцы к картине. Ее я видела тоже. Во снах... так странно. Все Хранители, изображенные на портретах, счастливыми не выглядят. Очень даже напротив...
— Риана Шеруд, — прочитала я шепотом надпись под портретом и тут же вздрогнула, услышав голоса.
Прижавшись к стене, я с тревогой смотрела на мимо проходящую группу людей. Вульгары шумели и переговаривались, и я надеялась, что никому не взбредет в голову взглянуть в мою сторону.
Хотя, впрочем... я оценивающе присмотрелась к вульгарам. Все в себе, никого не замечают. "Чтобы спрятаться, иногда достаточно быть на виду" — говорил отец. Ведь это же не последние вульгары, которые сейчас должны пойти по этому коридору? Только что миновало собрание, всем хочется домой, в плед и к чаю. В подтверждении моей догадки вдалеке послышались новые голоса, и я решилась.
Как ни в чем ни бывало пристроившись в хвост делегации, я улыбнулась шагающей рядом женщине.
— Добрый день! Как поживаете? Все ли вас устраивает?
Женщина ответила улыбкой и кивком, приняв меня, наверное, за очередного секретаря или служку из Сената. Чего я и добивалась. Оглянувшись, я убедилась, что Стражи, занятые следующей группой гостей, ничего не заметили, и уверенно свернула к двери под номером восемь.
Ручка поддалась на удивление легко — даже не заперто! Я-то думала, придется стучать. Мир будто сам подталкивал меня к допросу посла. Просочившись внутрь, я нечаянно хлопнула дверью, и Марк резко обернулся на звук. Его глаза удивленно распахнулись.
— Что ты здесь?...
— Тихо-тихо, — зашикала я, проворно подпирая дверь богато украшенным стулом. Бусинки в моих волосах зазвенели, сталкиваясь. Ненавижу столичную моду! — Мне надо с вами поговорить.
Сегодня мужчина выглядел более... соответствующим статусу посла. Жители Островов одевались иначе, чем ашеры. Мы выглядели в сравнении с островитянами капризными детьми, со всеми этими юбками-колоколами и бесчисленными знаками отличия и символами. Одежда островитян была строгой, с четкими линиями, и отдаленно напоминала форму Стражей. Никаких лишних линий. Никаких украшений. Никаких побрякушек. Вполне понятно: живущие почти на границе с севером, эти люди подчиняли жизнь строгости и порядку.
Марк дернул воротник и скривился. Какой-то он весь раздраженный — и напряженный. Кинув взгляд на дверь, он неодобрительно покачал головой.
— Я все рассказал, — резко бросил он. — Ты зря пришла.
— Вряд ли. Кое-что вы упустили. — Я нагло села на стул у двери, наглухо перекрывая Марку путь к бегству и сощурилась. — Например, почему письмо отца написано после его смерти?
Я достала из сумки письмо и, продемонстрировав Марку, бросила его на рядом стоящий столик. Взгляда от мужчины я не отрывала, ловя каждую его эмоцию, каждый жест. Вот его глаза тревожно сощурились, губы дернулись. Он еще раз нервно поправил воротник.
— Отключи паука, — глухо бросил он, кивая на стену за мной.
Кого отключить? Я с недоумением повернулась и обнаружила над столиком мигающую точку. Потянувшись, я аккуратно сняла со стены металлического паучка. Он смешно шевелил лапками, пытаясь сбежать из моих рук. Шестеренки — маленькие, едва различимые, — вертелись, передавая кому-то информацию обо всем, что происходит в комнате. Незаметная штучка, чтобы контролировать тех, кто не внушает доверия.
Я мягко нажал на брюшко "паука", и тот затих. Лапки дернулись последний раз, и я с любопытством повертела незнакомое изобретение в руках.
